Поединок на границе
Шрифт:
СТАСИК СТАНОВИТСЯ ЛЕЙТЕНАНТОМ
Друзья звали его Стасиком. За то, что умел по-настоящему дружить и мечтать. За обаятельную мальчишескую улыбку. За то, вероятно, что ходил в строю на самом левом фланге.
Он очень любил свое училище. И вовсе не потому, что оно обеспечивало всем необходимым, а взамен требовало лишь одного: учись. Просто ждал того заветного дня, когда его назовут не Стасиком, а лейтенантом Лихаревым. Когда можно будет подставить лицо сильному ветру, а плечи — тяжелой ноше.
Он завидовал тем, кто пришел в училище с границы. Эти парни
Станислав закончил школу в приграничном городке, жарком, как раскаленная сковородка. Приезжие обычно на чем свет стоит кляли дымящиеся пылью дороги, обжигающий воздух, крутые перевалы в старых щербатых горах. Но это был родной город, город детства, каждая уличка которого, казалось, вела к границе.
Станислав не раз бывал на заставах. Знакомые офицеры из отряда, отправляясь на границу, неизменно звали:
— Стасик, лезь в машину.
И он ехал, ловил форель в голубых, как проснувшееся на рассвете небо, ручьях, лазил на кряжистые деревца диких урючин, вспугивал фазанов в сизых зарослях облепихи. Все здесь казалось таинственным, загадочным и непознанным: и пограничные наряды, карабкавшиеся по скалам, и яркий огонек в окне заставы, и негромкие песни чабанов.
А когда Станислав сделал выбор, кое-кто из школьных друзей набросился на него:
— Всю жизнь быть военным? Служить где-то у черта на куличках? Да ты что?
— А что?
И Станислав Лихарев поехал в пограничное училище. Приняли. Но он очень часто строго и сурово спрашивал себя: «Выдержишь?» Вместо ответа говорил: «Важно не кем будешь, а каким будешь». Он очень любил повторять эти слова. Особенно когда было трудно.
И вот училище позади. Он ехал знакомой дорогой: чабанские юрты, говорливые арыки, машины, груженные саксаулом, лепешки сухого кизяка на плоских крышах, расплавленное солнце, приветливые, работящие люди.
Но в то же время все это воспринималось как-то по-новому. На его плечах — офицерские погоны. Придется отвечать за все, что он сейчас видит: за покой людей, за счастье мирного труда.
Стасик ушел в прошлое.
На заставу ехал лейтенант Лихарев.
КОГДА ГОВОРИТ ДНЕВНИК
Страничка первая.«Молча смотрю на только что заполненную анкету. Обидно: чуть ли не половина граф пуста. А что, собственно говоря, ты сделал за двадцать прожитых лет? Окончил школу. Поступил в училище. Окончил. Все? Нет! Ты вступаешь в члены партии. Это очень много. Очень! Вспомнилось, как в училище вручали кандидатскую карточку.
— Носи честно, — сказал секретарь парткома.
Он говорил еще очень хорошие и теплые слова, но эти два врезались в память».
Страничка вторая.«Почему в часы, свободные от занятий и службы, отсиживаюсь в канцелярии? Вовсе не потому, что это вызывается необходимостью. Как ни странно надо мною довлеет сложное и непонятное чувство: боюсь идти к людям. Ведь им надо что-то сказать, дать разумный совет, ответить на трудный вопрос. А вдруг они увидят мою беспомощность, увидят, как от смущения и неловкости
Идти к людям, жить с ними одной жизнью, понять душу каждого и повлиять на нее. Сколько раз ты слышал это на занятиях. Но то, что в стенах училища было абсолютно простым, само собой разумеющимся, здесь, на заставе, вдруг оказалось сложным, подчас неприступным.
Первые беседы с солдатами неутешительны. Настороженные взгляды, откровенные хитринки в глазах, скрытая усмешка. Люди разные, а отвечают коротко и односложно: «Так точно», «Никак нет», «Не знаю», «Есть». И чувствую, с нетерпением ждут разрешения уйти. Как же завоевать доверие? Как установить душевный контакт? Что сделать? С мыслями об этом ложусь спать. С мыслями об этом поднимаюсь, чтобы начать новый день».
Страничка третья.«Первое политзанятие. Ну, начнем с того, как ты появился в ленинской комнате. Входит розовощекий коротыш и сразу же, не поздоровавшись (первая ошибка), открывает конспект и начинает говорить. А слушают ли его? Неизвестно. Скорее всего — нет. Скорее всего — изучают. Так почему же он не видит этих глаз, карих, голубых, зеленоватых, серых? Настороженных, приветливых, недоверчивых, равнодушных, удивленных?
В конце — град вопросов. Большинство совсем не по теме: «Что такое диктатура пролетариата?», «В чем сущность советской военной доктрины?», «Как действуют на космонавтов космические лучи?», «Что пишет Шолохов?» Потом поднимается рядовой Труфляк: «Товарищ лейтенант, а когда мне выдадут водительские права?» Ну, это уж слишком. А вообще, если бы в училище валял дурака, попал бы впросак на первом же занятии».
Страничка четвертая.«Ты очень неуравновешен, дорогой лейтенант. Можешь вспылить из-за пустяка, а потом ругать себя самыми последними словами. Начальник заставы потребовал на первых порах составлять личный план работы. Я затеял с ним дискуссию. Зачем эти бумажки? Бюрократизм. И что я, мальчик? А теперь понял, что майор прав».
Страничка пятая.«Сегодня проходил мимо курилки. Случайно услышал разговор двух солдат:
— Ну как там наш мальчик?
— Лейтенант? Как всегда. Сидит в канцелярии. Думает.
Еле устоял на ногах. Значит, мальчик! Проклятый возраст! На заставе есть солдаты старше меня.
Ну, если так, вы увидите, какой я мальчик! Гайдар в шестнадцать лет командовал полком. А Олег Кошевой… Итак, долой затворничество. Держись, мальчик, смелее окунайся в жизнь!»
Страничка шестая.«Бьюсь с Труфляком. Побеседуешь — три дня золотой человек. На четвертый — все по-старому. Недавно заявил в открытую.
— Служба к концу подходит. Чего меня воспитывать? Каким был, таким и уеду.