Поединок над Пухотью
Шрифт:
Оторопело моргая, мужик попятился от Сашки, запнулся за корягу и упал на спину. И еще долго не вставал, молча глядел в спину удаляющегося человека. Позади него в снегу билась в рыданиях маленькая женщина.
В расположение 216-го стрелкового полка майор Розин приехал в первом часу ночи. Пока он собирал рассыпанные повсюду патроны, искал свою планшетку и вылезал из машины, шофер успел проверить все четыре ската,
— Легко отделались, товарищ майор! — Он с треском захлопнул капот. Начальник разведки усмехнулся.
— Давно на фронте?
— Я-то? — Шофер озабоченно тер ветошью лобовое стекло. — С октября.
— А до этого?
— До этого? — Манера переспрашивать, по мнению майора, была свойственна людям осторожным и криводушным. Они нарочно тянут время, обдумывая даже самый пустяковый ответ. — До этого я генерала возил, — ответил наконец шофер.
— Какого генерала?
— Генерал-майора Дудина.
— Не знаю такого. Какой дивизии?
— Сорок девятой.
— Где она базировалась?
— Где стояла, спрашиваете?
— Ну да.
— Северо-восточнее Москвы. Более точного места указать не могу, так как у нас насчет военной тайны было строго, товарищ майор…
Розин прошел мимо откозырявшего ему часового в штабной блиндаж, ответил на приветствие щеголеватого старшего лейтенанта — оперативного дежурного, велел позвать санинструктора. Видя нарочито встревоженное лицо дежурного, его сдвинутые к переносице брови, коротко пояснил:
— Царапина.
— Я вызову врача, — сказал старший лейтенант.
— Я же ясно сказал: санинструктора! И, если можно, дайте крепкого чая.
— Можно с лимоном?
— Давайте с лимоном, только поскорее.
Чай ему подал через минуту ординарец полковника Бородина Завалюхин, которого из уважения к его возрасту все звали по имени и отчеству.
— А что, Федот Спиридонович, спит твой полковник или бодрствует? — спросил Розин, принимая из рук солдата большую фарфоровую кружку.
— Еще не ложились, — ответил Завалюхин, — как вернулись в двенадцатом часу, так от стола ни на шаг.
Розин отхлебнул крепкого напитка, сильно разбавленного коньяком, благодарно кивнул, Завалюхин просиял, наклонился поближе, так как был очень высокого роста.
— Приказано: как только вы прибудете, так чтоб доложить…
— А откуда он знал, что я прибуду?
Завалюхин развел руками:
— Не могу знать, товарищ майор, а только так и сказал…
— Ну хорошо, дай отдышаться.
Откинув плащ-палатку у входа, в блиндаж впорхнула санинструктор Свердлина, блондинка
— Товарищ майор, что с вами? — воскликнула она голосом провинциальной актрисы и мгновенно очутилась на коленях перед майором, сидевшим на скамейке. Короткая юбка защитного цвета подалась вверх, открыв полные колени, ловкие пальчики коснулись руки майора, кое-как перевязанной носовым платком. — О боже, вы ранены!
«Откуда у этой девочки столько опереточного?» — подумал Розин.
— Встаньте, Свердлина! Вы что, всех перевязываете, стоя на коленях?
— Но мне так удобней, товарищ майор! — ничуть не смутившись, ответила она, и губы ее капризно изогнулись.
— Встаньте!
Вошел наконец старший лейтенант и поставил на столик тонкий стакан в подстаканнике и блюдечко с кусочками рафинада.
— Ну вот и все, — уже другим тоном сказала Свердлина, застегивая сумку. — Вообще-то, надо бы укольчик сделать. Против столбняка.
— Обойдется.
— Положено.
— Вы свободны, товарищ младший сержант, идите.
Она грациозно повернулась и вышла.
— Спасибо, Гущин, — сказал майор, отодвигая стакан. — Я уже… Полковник Бородин у себя?
— Он вас ждет, — сказал старший лейтенант, предупредительно отодвигая плащ-палатку.
В просторном помещении штаба горело сразу три светильника: две «летучие мыши» под потолком и керосиновая лампа на столе, на углу разложенной карты.
— Наконец-то! — полковник бросил карандаш, пошел навстречу. — А я тут тебя каждые десять минут поминал. Привык, понимаешь, к твоему присутствию… Ранили? Когда? Где?
— Возле Бибиков обстреляли. Там есть такой хитрый поворот, когда из лесу выезжаешь… Чудом проскочили. Водитель-раззява проглядел, а потом вместо того, чтобы нажать на железку, начал разворачиваться… Ты не знаешь, как там мой Рыбаков?
— Твой Рыбаков приказал долго жить, — сказал Бородин, — хороший был солдат, ничего не скажешь, и водитель отличный. Ты с ним с сорок первого, кажется?
— С февраля сорок второго.
— Да, брат… Такого человека не помянуть грех! — Он достал откуда-то бутылку водки, поставил на стол два стакана в подстаканниках. — Закусить нечем. Спиридоныч спит, наверное, ну да ничего…
Неслышно ступая, вошел Завалюхин, неся большую сковородку жареной картошки, дощечку с крупно нарезанным хлебом, раскрытую банку свиной тушенки, и поставил все это на край скамьи.
— Ты чего, Спиридонович? — спросил Бородин.
— Так ведь голодные небось! — Завалюхин сделал движение рукой в сторону Розина.