Поединок ревнивцев
Шрифт:
– Бетти, не смей! Не смей, Бетти! – отцовский голос доходил до сознания девушки с огромным трудом. – Бетти, остановись!
Его лицо было бледным, обескураживающим и напряженным. А перед девушкой вырос Томас, заслонив от нее лорда Эдварда. Но Бетти уже не помнила себя и не осознавала, что делает. Кинжал вылетел из женской руки и устремился навстречу парню… Только расторопность и мгновенная реакция спасли жизнь конюшему. Томас ушел от удара в сторону, перекувыркнулся и резко вскочил на ноги, занимая оборонительную позицию, даже не удосужившись подобрать упавшее оружие. Он был ловок и скор, и ему не нужен кинжал для победы над таким слабым противником, каким была леди Элизабет Стэнли, несмотря
Зрители взревели от полученного ими удовольствия. Бетти растерянно оглянулась и тут же опомнилась. Лоб под шлемом покрылся липкой испариной. Она откинула забрало и вытаращилась на всех испуганными, по-детски наивными глазами.
– Томас Паркин, прошу тебя, прости меня, пожалуйста! – слезы полились из ее прекрасных глаз.
Господь Милосердный, она чуть было не совершила самое страшное – едва не убила своего друга детства. Добродушного человека и любящего отца двух детей. Она чуть было не сделала сыновей Томаса сиротами, а милую Ив – вдовой в неполные девятнадцать лет! Бетти разрыдалась в голос и помчалась по поляне, пытаясь поймать своего перепуганного Стара. Скакун взбрыкивал и улепетывал от нее, возбужденный шумом невольных зрителей.
Лорд Ричард Стэнли растерялся. Ему было сердечно жаль обиженную дочь, но вместе с тем, он понимал, что самоуверенная Бетти получила сегодня жестокий, но необходимый, урок, который, даст Бог, послужит на пользу ее строптивому характеру.
– Бетти! – заботливо и обеспокоено окликнул он. – Детка, дай жеребцу успокоиться! Пусть он побегает немного. Пусть сбросит нервное напряжение. Бетти, сама успокойся!
Но Бетти летела по солнечной поляне, словно на крыльях, не замечая ничего вокруг – ни насмешливых улыбок, ни снисходительного добродушия дяди, ни тревоги отца, ни горестного удивления Томаса Паркина. Стальной шлем при резких движениях колотил по плечам, забрало громко дребезжало, все время норовя сползти на лицо. Бетти придерживала его, боясь споткнуться и упасть, если вдруг забрало закроет ей обзор.
Она бежала с горящим от стыда и досады лицом, надеясь, что больше никогда не встретится с людьми, так жестоко и коварно посмеявшимися над ней. Бежала от дяди Эдварда, от Томаса, перед которым так сильно провинилась, от отца, которого поставила в неловкое положение перед охраной и прислугой. Она задыхалось, пот катил у нее под доспехами, грудь давил кожаный панцирь с заклепками.
Бетти почувствовала, что вот-вот упадет и, споткнувшись о корень большого дерева, растущего на опушке Олд Плейс, девушка и впрямь со всего размаху рухнула и покатилась вниз по склону, спускающемуся в овраг, туда – где Уорф тоненько журчал в лесной тишине своими прозрачными кручеными струями. Шлем с громким звоном скатился с головы. Бетти почувствовала, что дышать стало значительно легче. А стальной головной убор безостановочно мчался вниз, подскакивая на лесных холмиках, точно шар, и сильно опережая свою владелицу. Наконец, с громким всплеском шлем упал в небольшую заводь, и, умиротворенно булькнув, затонул…
Склон оврага становился все более крутым. Бетти прокатилась по зарослям ажурного папоротника, тарахтя своим панцирем. Хрупкие стебли растения ломались под ее тяжестью… Еще ниже почва была влажной, и Бетти поранила руки и шею об острые листья телореза, а сверху ее осыпало белоснежными звездочками болиголова.
В конце концов, Бетти колобком выкатилась на узкую тропинку. Прямо перед ней на притоптанном песке, на неширокой лесной стежке сидела большая огородная жаба. Жаба удивленно моргнула, открыла рот и, выбросив в воздух свой длинный липкий язык, слизнула с вьющегося локона Бетти дохлую навозную муху. Проглотив добычу, квакша презрительно посмотрела на молодую женщину и спокойно
– Боже мой! Даже жаба брезгует общаться со мной! – простонала Бетти, неуклюже пытаясь подняться или хотя бы привстать на четвереньки.
Боли она практически не ощущала, только все тело словно бы онемело и стало странно бесчувственным.
– Помогите! – прохрипела девушка, с удивлением отмечая, как кружится и громко трещит о чем-то в прогалине между зелеными кронами вязов болтливая сорока. У птицы был красивый, черный веерообразный хвост, отливающий сверкающей синью. – Замолчи, болтушка! Замолчи! – выдавила Бетти хриплым голосом и простонала с надеждой: – О, Господь мой! Свет чистый, Защита и Вера моя!
Сверху, с опушки леса, по следам Бетти, прямо через кусты и высокие заросли травы, с треском и невразумительными, но испуганными восклицаниями, ломились люди. Похоже, леди сильно напугала тех, кто всего несколько минут назад грубо насмехался над ней, веселился над ее неумелостью и неуклюжестью.
– Леди Элизабет! Где Вы? – Томас Паркин, конечно, оказался проворнее других. Мгновенно сбежав по склону, он озабоченно наклонился над своей молодой хозяйкой. – Вам помочь, миледи? – конюший неуверенно топтался возле нее, похоже, боясь своим прикосновением сделать Бетти больно.
– Помоги мне встать, Томас! – Бетти подняла голову и выдрала из косы несколько липких шишек репейника. – Хорошо, что с утра заплела волосы, – хриплым голосом пробурчала она. – Не то выдрала бы сейчас половину своей пышной привлекательности! – внимательно взглянув на Томаса, она смущенно улыбнулась. – Да не беспокойся, Том, со мной все в порядке!.. Прости меня, пожалуйста!
– А где Ваш шлем, леди Элизабет? – Томас осматривался, выискивая взглядом рыцарский головной убор.
– Утонул в Уорфе! – и Бетти, уже окончательно придя в себя, рассмеялась, опираясь ладонями на плоский валун, заросший мягким и ярким кукушкиным льном. Мох был теплый и гладкий, словно шелковистая бархатная ткань.
– В Уорфе? – Томас, как и Бетти, давился от громкого хохота. – Да там можно пройти по камешкам, не замочив ног. А шлем утонул! Утонул!
– Томас, ты нашел ее?! Нашел?! – лорд Эдвард склонился над Бетти, заботливо и бережно попытался поднять племянницу на ноги. – С тобой все в порядке, милое дитя?
Сильная боль тот же час прострелила щиколотку. Ступня быстро распухала, сапог стал внезапно тесным и болезненно сжимал опухающие пальцы.
– Осторожнее, осторожнее, милорд Эдвард! Мне больно! Больно! Нога болит! – Бетти сморщилась от жгучей боли и громко застонала так, чтобы все слышали. Ей было неловко и стыдно перед этими, в общем-то, не слишком злыми людьми. – Надо снять сапог! А то нога застрянет в нем навсегда. Застрянет! Ой! – вскрикнула Бетти от неожиданности, когда Томас резким движением стащил с защемленной стопы жесткую обувь. Странно, однако, но боль почти мгновенно стихла, и даже показалось, что опухоль больше не увеличивалась, а, напротив, стала понемногу уменьшаться.
Томас поднял Бетти на руки и стал осторожно подниматься по крутому откосу наверх, на поляну.
– Возле дуба кто-нибудь остался, Томас?! – Бетти обнимала конюшего за крепкую сильную шею, вдыхая запахи конюшни, сена и ядреного мужского пота. В сильных мужских руках она почувствовала себя умиротворенно.
– Успокойтесь, миледи! Лорд Ричард со своими людьми остался где-то там! Только не думайте, что он забыл про вас, миледи! Вас, похоже, придется поскорее отправить домой и надолго уложить в постель! Вам нужен покой, леди Элизабет! – он так искренне заботился о ней, что Бетти уже не испытывала стыда и смущения от своего несдержанного проступка. – Вы можете сидеть в седле, миледи?