Поединок с Кремлем
Шрифт:
— Вы разочарованы нежеланием западных лидеров энергично взяться за ваше дело? Более сильное давление со стороны Запада изменило бы что-нибудь?
— Считал и считаю, что свои проблемы Россия, как независимое государство с 1200-летней историей, должна решать сама. В интересах же Запада и России честно и непредвзято оценивать происходящее, не закрывать глаза на позитивные изменения, но и не давать обманывать себя ритуалами и обрядами. Долгосрочная дружба соседей должна строиться на общих ценностях, они у нас есть. Западноевропейская цивилизация — родная сестра российской.
— Что вы подумали, узнав, что у канцлера Шредера нет оснований считать, что в вашем деле не соблюдались принципы правового государства?
— Ситуация, когда лидер страны больше обращает внимание на слова своего коллеги из другой страны, чем на мнение собственного народа и общества, нам в России хорошо известна. В случае со мной, мнение господина Шредера не так уж, в конце концов, важно, однако в других вопросах политкорректная предвзятость может быть опасна.
— Вы объявили о своей готовности участвовать в парламентских выборах. Вы видите свое будущее в качестве политика, может быть, даже в качестве Президента РФ?
— Де-факто я стал политиком благодаря Кремлю, отправившему меня в тюрьму. О том, каковы мои конкретные перспективы в политике, говорить пока рано. Но я считаю необходимым наличие в России реального гражданского общества и сильной, небутафорской оппозиции, на самом деле выражающей интересы избирателей и борющейся за власть. Такая оппозиция может стать властью уже в 2009 году, если сегодняшняя власть не сумеет изменить саму себя. И я буду делать все возможное для того, чтобы такая оппозиция в России была.
— Судя по Вашим последним статьям, Вы, похоже, сделали левый поворот в своих политических взглядах. Явилось ли это результатом Вашего пребывания в тюрьме?
— Путинский режим — это авторитаризм без модернизации. Сохранение status quo любой ценой. У этого режима нет идеи развития, он состоит, по большей части, из временщиков, которые принципиально не думают, что будет со страной через 10, 20, 50 лет. Авторитарный инструментарий нужен этому режиму, поскольку открытой политической конкуренции сегодняшний Кремль, изгнавший все яркое и талантливое, просто не выдерживает.
Я же считаю, что дремлющие силы российского народа можно разбудить только с помощью эффективных систем вертикальной социальной мобильности, которые, в свою очередь, требуют полнокровной демократии, реального местного самоуправления, политической конкуренции. Следующая российская власть будет демократической, но она будет и значительно более патерналистской. Она будет другом, а не мачехой своему народу.
Модернизационный проект сегодня для России возможен только в рамках леволиберальной, социал-демократической парадигмы. Будет ли это официально называться социал-демократией, не суть важно. Речь идет не о политологических терминах, а о путях развития моей страны.
— Однажды Вы заявили, что Путин либеральнее семидесяти процентов российского населения. У Вас есть надежда относительно будущего демократии в России?
— Я и сейчас готов повторить свои слова. Путин не либерал и не демократ, но он лично либеральнее и демократичнее 70 % российского
— Вы являетесь неким идолом для молодых людей среди либеральной оппозиции. Они носят футболки с Вашим изображением. Но большинство россиян, похоже, симпатизируют Путину больше, нежели Вам. На Ваш взгляд, почему?
— Российское общество в целом достаточно консервативно и традиционно уважает верховную власть как институт. Однако и оно хочет перемен, хочет права самостоятельно определять свою судьбу, не желает единомыслия. Говорить же, что сегодняшняя российская власть сильна, ошибка. Сила власти в народном доверии. А большинство народа уже понимает, что его цинично использовали для решения задач сугубо частных и не имеющих отношения к национальному развитию. Потому сегодняшний Кремль находится на пороге кризиса легитимности. Это очень опасно, потому что полная утрата властью легитимности никогда ничего хорошего России не приносила. Но эту проблему Кремль создает себе сам.
— Вне зависимости от юридических претензий, о каких своих поступках в 90-е вы сожалеете?
— Главная моя ошибка заключалась в том, что я строил бизнес, восстанавливал промышленные предприятия, а надо было строить страну, создавать общественные институты. В общем, заниматься людьми. Это была, в целом, проблема либеральных реформ. За экономикой забыли о людях, их интересах, проблемах, взглядах, понимании. Возможно, сказалась молодость, недостаток опыта. Возможно, просто глупость. Лечимся.
— Как вы думаете, российские олигархи извлекли урок из вашего дела? Если да, то какой?
— Нет российских олигархов, это фантом. Есть эмигрировавшие Березовский и Гусинский, ставший министром экономики Грузии Каха Бендукидзе, путинский друг Абрамович, член «Единой России» Потанин, подчеркнуто лояльный Алекперов, всегда готовый к отъезду Фридман и т. д. Это совершенно разные люди, объединенные наличием больших состояний и разъединенные всем остальным: интересами, ценностями, отношением к Родине. Урок для них — платить и молчать или уезжать. Они не олигархи, у них нет власти. Фамилии настоящих олигархов эпохи Путина мы точно узнаем через несколько лет. Сейчас есть обоснованные догадки.
— Вы ждали, что они будут солидарны с Вами?
— Они солидарны, насколько солидарность присуща беззащитным жертвам.
— Если вы сравниваете свою историю с историей Романа Абрамовича, были ли какие-то ситуации, когда Вы могли бы поступить так же, как он поступал?
— Я другой человек. Совсем.
— Вскоре Московский городской суд будет пересматривать Ваше дело. Как Вы считаете, вердикт будет отличаться от первоначально вынесенного?
— Нет. Мосгорсуд — формальность. Их информировали о политическом решении до формального написания приговора. Этот суд — придаток кремлевской бюрократии, и никакого доверия решениям этого суда нет и быть не может.