Поединок с тенью

Уэстли Сара

Некоторое время он молчал с непроницаемым выражением лица, придвинув свечу поближе, чтобы лучше рассмотреть жену. Пламя взметнулось и оставило легкий дымок, заплясавший перед глазами Дженевры. Потом он протянул к ней свободную руку, намереваясь развязать ленты на ее ночной сорочке.

– Нет. – Голос его звучал напряженно. – От вас не требуется никаких выкрутасов.

Дженевра продолжала пылать от ярости, но, несмотря на растущее раздражение, не сопротивлялась, когда он снял с нее ночное одеяние и, взяв отставленную в сторону свечу, снова поднес ее к

жене, чтобы полюбоваться линиями ее обнаженного тела, засиявшего при свете свечи, как алебастр. Дженевра сжала кулаки, едва удерживаясь от того, чтобы не свернуться в комочек и не спрятаться.

Взгляд Сен-Обэна задержался на прекрасной округлой груди Дженевры, на ее широких бедрах, которым сама природа велела вынашивать детей, на гибких и стройных ногах. Она слегка вздрогнула, едва он коснулся ее щеки, однако его рука, пробежавшая вниз по ее шее к плечу и задержавшаяся в ямочке меж грудей, была нежной. Дженевра не могла скрыть трепета, вызванного прикосновениями Роберта. Неясная улыбка – удовольствия, восхищения, предвкушения радости – коснулась его губ. Он отвернулся, чтобы поставить подсвечник, и задул пламя.

– В красоте тебе не откажешь, жена моя, – пробормотал он, возвращаясь на кровать. – Я охотно сделаю тебе ребенка. – И с этими словами он проскользнул к ней под полог в таинственную ароматную темноту.

Взяв обеими руками под плечи, Сен-Обэн притянул ее к себе. Несмотря на очевидную страсть, он не торопился взять ее, но заботился о том, чтобы доставить ей удовольствие – и все это проделывал молча, не произнося ни единого нежного слова. И все же под настойчивыми движениями его рук и губ Дженевра расслабилась и простила супругу его черствость. Она все увереннее отвечала на его ласки. Прикосновения его были нетерпеливы, но бережны. Роберт был больше не в силах притворяться циником.

Наконец Дженевра рассталась с остатками своей обиды и гордости и дала волю неумеренной страсти.

– Пожалуйста! – прошептала она. Руки и губы его замерли.

– Да, женушка, – пробормотал он и подмял ее под себя.

На этот раз боли не было, а вместо нее пришло ощущение нарастающего блаженства. Дженевра как можно ближе прильнула к нему, обвила его ногами и наслаждалась, почти переставая дышать. И когда все тело зазвенело и затрепетал, она, сама того не сознавая, выкрикнула его имя. Вся жизнь растворилась в этом едином всепоглощающем чувстве парения.

Дженевра пришла в себя, почувствовав, что муж всей тяжестью своего тела давит на нее. Ей стало трудно дышать. Она крепче сомкнула руки вокруг него, и он мощным толчком, содрогаясь, излил в нее свое семя. И в тот же миг замер, зарывшись лицом в подушки возле ее плеча. Потом приподнялся и переместился в сторону.

Дженевра лихорадочно схватила его за руку.

– Вам было приятно, милорд? – Она проглотила ком в горле и добавила, – надеюсь, я не разочаровала вас.

Он встрепенулся и высвободил пальцы из ее руки.

– Нам обоим было приятно, жена. Да я и не сомневался, что получу удовольствие.

Роберт хмыкнул, потом снова переместился и склонился

над ней. У Дженевры мелькнула мысль, что он хочет поцеловать ее, но он этого не сделал.

– А теперь спи, женушка. – Он коснулся ее щеки. Это было мимолетное и, как подумала Дженевра, машинальное движение, так как после этого он кратко произнес: – Да благословит тебя Бог, жена. – И отвернулся.

Дженевра подавила вздох. Подобно улитке, прячущейся в свои створки, Роберт снова ушел в себя. Он допускал ее к своему телу, но доступ к своему сердцу закрыл. Может быть, навсегда.

Роберт, изумленный, довольный и несколько обескураженный той пылкостью, с которой Дженевра откликнулась на его страсть, лежал и мучительно боролся с искушением снова обладать ею. Он был перепуган не на шутку. Первая его жена, Джейн, несмотря на свою холодность, умудрилась-таки завести шашни с другим мужчиной. Чего в таком случае следует ждать от Дженевры? Ведь это же бездонный колодец страсти! Выход виделся только один: как можно усерднее трудиться по ночам самому. Перспектива любовных трудов показалась Роберту столь заманчивой, что он туг же повернулся к жене и немедля приступил к исполнению своего замысла.

Все последующие ночи Сен-Обэн казался ненасытным в своей страсти, и Дженевра торжествовала. «Значит, какие-то чувства в нем все-таки пробудились, я перестала быть ему безразлична», – радовалась она.

Днем Дженевра чувствовала себя немного усталой, однако не настолько, чтобы у нее пропало желание поехать с ним на верховую прогулку или на охоту. У нее появился собственный кречет, уже обучаемый премудростям птичьего лова. Она выглядела вполне счастливой, как и полагается любимой и любящей женщине. Никто и не подозревал о той преграде, что до сих пор существовала между нею и Сен-Обэном. Это печалило ее, однако она глубоко прятала свое разочарование и жила надеждой.

Иногда по вечерам при обсуждении мыслей какого-нибудь древнего философа их мнения сходились, а пару раз они даже музицировали вместе. Это уже кое-что.

Мег вышла замуж за Бернарда в сырой ветреный день, две недели спустя после их приезда в Мерлинскрэг. В тот вечер весь замок гудел – ведь праздник пришел сюда впервые после многих лет. Это был, разумеется, не королевский праздник, однако собравшиеся в большом зале гости веселились от всей души, потому что Мег быстро снискала расположение женской половины замка, а Бернард успел подружиться с местными конюхами.

Ради такого случая новобрачных усадили за стоявший на возвышении стол, откупорили новый бочонок эля, равно как и небольшую бочку медовухи. Наблюдая за акробатами, которых удалось залучить на этот вечер управляющему, Дженевра подала знак Алану, чтобы тот наполнил их чашу медовухой. Она отпила немного и подала чашу Сен-Обэну.

– Мартин говорил мне, что этот напиток готовится из нашего меда, – сказала она. – По-моему, он очень хорош.

Роберт поднял чашу и критически оглядел прозрачную золотистую жидкость, прежде чем попробовать ее.