Поединок со смертью
Шрифт:
— Господи, Павел… — Данила откинулся на спинку стула и с удивлением смотрел на него. — И ты скажешь, что тебе не жалко своей собственной жизни?
— А что?.. — гневно выкрикнул Павел. — Что ты заладил? Почему мне должно быть жалко собственной жизни? У меня такая жизнь, как я хочу. Я свободен. Я живу так, как считаю нужным! И пусть мне тяжело, да. Но для этого и нужна сила. И она у меня есть. У меня есть воля — свобода силы и сила свободы! И это не физическая сила, не сила традиции или
— Но как с этим жить… потом ? — прошептал Данила. — С этим нельзя жить…
— А что такого особенного в измене? — Павел сделал вид, что он вообще не понимает, о чем говорит Данила. — Вот у тебя была девушка, ты ей не изменял? Или, может быть, даже не хотел? И только не надо мне врать! И про мораль мне тоже ничего неинтересно. Мораль — самая большая ложь, ложь в кубе.
— Ты что, вправду не понимаешь? — Данила прищурил один глаз, словно в одну секунду потерял зрение.
— А что я должен понимать? — Павел отвел глаза и нервно заерзал на диване. — Что?!
— Ты ей не просто изменил, ты ей душу… — Данила не смог договорить, выражение отчаяния промелькнуло в его глазах.
— Кто как любит, тот так и получает, — зло ухмыльнулся Павел и, как-то странно вытянув шею, продолжил рассказ.
Вечеринка постепенно становилась все более и более расслабленной. Музыка стала громче. Кто-то начал танцевать. Олеся, уже довольно нетрезвая, сидела на диванчике с Людой и финансовым директором. Они что-то оживленно обсуждали.
Я остался один. И вдруг моего плеча кто-то, тихонько коснулся. Кира.
— А давай уйдем отсюда, — хрипло прошептала она мне в самое ухо. Голос был пьяный. — По-английски. Все решат, что мы пошли курить на балкон, а когда хватятся — нас уже нет.
Она мелко захихикала и добавила:
— Представляешь, какие у них будут рожи? Мне вдруг тоже стало смешно. Я молча встал и вышел следом за Кирой в коридор. Быстро, словно воры, мы похватали свою обувь, выскочили за дверь и понеслись вниз по лестнице, не дожидаясь лифта и едва сдерживая идиотский смех.
Пробежав пару этажей вниз, вызвали лифт. Когда он приехал, ввалились внутрь, тяжело дыша и бесконечно радуясь собственной проделке. Кира оказалась близко-близко ко мне, потом вдруг схватила за шею и, притянув к себе, жадно впилась в мои губы. Это был самый злой и агрессивный поцелуй в моей жизни.
— Предлагаю зажечь по-настоящему, — хрипло сказала она.
Потом отстранилась от меня и натянула черные кроссовки, которые дико контрастировали с ее платьем. Туфли она бросила в свою огромную заплечную сумку.
Мы выскочили из подъезда. Кира схватила меня за руку и потащила вдоль стены, показывая наверх:
— Еще заметят. А нам ведь это не нужно, правда?
Оказавшись
— Слава богу, — выкрикивала она, — еще не все в этом городе превратились в зализанных фитнес-зомби. Есть места, где можно оторваться! Ты читал Чака Паланика? Я его обожаю! Он сказал, что самосовершенствование — это мастурбация. Саморазрушение — вот где настоящий кайф!
Следующие два дня прошли в угарном бреду. Я очнулся ранним утром в постели дома у Киры. Проснулся от ее диких раздраженных воплей.
— Черт! Я опаздываю! Как же я опаздываю! — орала она, носясь туда-сюда по комнате и хватая разбросанные на полу вещи. Заметив, что я проснулся, она бросила мне джинсы. — Поднимайся! Уже десять часов! У меня через полчаса эфир! У тебя есть деньги? Деньги есть?!
Я полез в карман джинсов, вытащил кошелек. Там было совершенно пусто. Даже мелочь отсутствовала. Потряс кошельком в воздухе, показал его Кире и упал обратно на подушку.
Она издала очередной вопль с нецензурной бранью и умчалась на кухню. Похоже, звонила кому-то.
Я с трудом перевернулся набок и приподнялся на локте, оглядываясь вокруг. Это была малогабаритная однокомнатная квартирка. Настолько грязная, что, казалось, здесь этой ночью был пожар. Повсюду валялись вещи вперемешку с грязными тарелками и пепельницами, полными окурков. На столе у окна громоздились пустые бутылки и… лежало два шприца.
События выходных медленно всплывали в памяти. Мы приехали в какой-то маленький клуб, устроенный где-то на окраине города в подвале продуктового магазина. Внутри было ужасно тесно, дымно и грохотала жуткая хаотичная музыка. Потом мы пили водку, а потом…
Я ничего не помнил. Посмотрел на свою руку и увидел несколько дырок в вене.
— Что ничего не помнишь? — усмехнулась Кира.
Она тяжело плюхнулась рядом,
— Нет, — я перевернулся на спину и прикрыл глаза рукой.
— Еще бы… — проворчала она. — Поздравь меня. Твоя Олеся только что турнула меня с работы. Все-таки она редкая… — Кира выругалась. — Не волнуйся, я ей не сказала, что ты здесь. Можешь наплести ей все, что вздумается.
— Что-то было? — спросил я, не глядя на Киру.
Она сунула руку под кровать. Поискала там что-то, нашла пачку «LМ», устало повертела ее в руках и вытащила сигарету зубами.
— Нет, — ответила Кира, чиркнув зажигалкой. — Сначала мы ужрались как свиньи, потом еще наширялись. Как не сдохли только, ума не приложу. Здоровье, видать, лошадиное. Ничто его не берет. На!
Она подняла с пола и бросила мне мобильный. На экране высветилась куча пропущенных вызовов и сообщений.
— Олесюля с ума сходила, — зло хихикнула Кира.
Действительно, все звонки были от Олеси. Я машинально стал читать сообщения, начиная с последнего;