Поединок. Выпуск 10
Шрифт:
Над городом и морем летали чайки. Лада никогда не думала, что их может быть так много.
— Да, — сказал Крюков. — В мае здесь всегда птичий базар.
Он был грустен. Казался Ладе похудевшим и осунувшимся.
Они стояли в дальнем конце пристани, выступающей в море вытянутым серым прямоугольником. Справа был пришвартован черно-желтый буксир «Борей», слева — черно-желтый буксир «Орион». С десяток рыболовов, свесив ноги, сидели на самом краю бетона, их бамбуковые удилища настороженно и уныло свисали
— Я полюбила этот город, — призналась Лада.
— А меня? — тихо и безнадежно спросил Крюков.
Лада остро почувствовала безнадежность вопроса. И не жалость, а радость, спустившаяся к ней так хорошо и внезапно, подсказала ответ:
— И тебя тоже.
Он вздрогнул, как от удара. Покраснел, будто школьник. Тогда, чтобы остудить его, заставить прийти в себя, Лада с улыбкой добавила:
— Наверное.
Но смысловой оттенок, заложенный в последнем слове, не дошел до сознания Крюкова.
— Как же нам быть? Что же нам делать? — отрешенно, словно разговаривая сам с собой, спрашивал он. — Ведь тебе надо ехать в Москву.
— А зачем? — беззаботно пожала плечами она.
— Тебя же переводят! — удивился ее непониманию Крюков.
— Ну и что?
— Ты же на службе.
— Вот об этом я как-то не подумала, — с прежней беззаботностью призналась она. Потом вдруг глаза ее стали серьезными и лицо тоже. Она спросила: — Слушай, а у тебя нет знакомого врача?
— Есть.
— Пусть этот врач даст справку, что мне противопоказана перемена места жительства. Что в результате перенесенного сотрясения мозга я не могу в настоящее время летать на самолете, ездить на поезде и на машине. Я могу только ходить пешком. А пешком до Москвы идти далеко.
— Я достану такую справку, — и он поклялся в этом, произнеся слово «клянусь». Но уже через две-три секунды внезапно сник, и вид у него стал растерянный.
— Что с тобой? — строго, но спокойно спросила Лада.
— Понимаешь. Я достану такую справку. Но ведь это будет неправда.
— Конечно, — согласилась Лада. Взяла его ладонь в свою. Терпеливо и ласково, как маленькому, пояснила: — Это будет та неправда, которую люди поймут и которую простят нам.
Ноябрь 1982 г.
АНАТОЛИЙ СТЕПАНОВ
В ПОСЛЕДНЮЮ ОЧЕРЕДЬ
Тот апрель был чудесен в Москве. Теплый, беспрерывно солнечный, он все свои тридцать дней жил в напряженном предчувствии небывалого майского счастья. Уже дымились набухавшими почками старые деревья вечно молодых московских бульваров для того, чтобы вскоре вместе с победными салютами взорваться ослепительной зеленью листьев.
А теперь быстрей через улицу Горького на просторы самого знаменитого российского тракта.
Со второго
У остановки «Протезный завод» две веселые тетки помогли ему сойти: капитан был при чемодане и здоровенном вещмешке, а левая его рука действовала плохо.
— Спасибо, сестрички! — крикнул он в уплывающую и закрывающуюся дверь и озабоченно осмотрел себя.
Он был франт. Хорошего тонкого сукна коротенький китель с выпуклой ватной грудью и прямыми ватными плечами, той же материи роскошные бриджи, смятые в гармошку маленькие сапоги дорогого хрома и фуражка, основанием блестящего козырька привычно сидевшая на лихой брови.
Закинув вещмешок за правое плечо и взяв в правую руку чемодан, капитан, скособочась немного, побрел по Шебашевскому переулку. У четырехэтажного красного кирпича здания школы подзадержался.
— Шестьсот сорок вторая, — произнес он с удовольствием знакомые цифры и удивленно дочитал: — Женская!
Обидно было: он, Александр Смирнов, учился в этой школе, а сейчас вот, глядите, женская! Но настроение не испортилось: присвистнув, пошел дальше, прищуренными счастливыми глазами рассматривая и узнавая забытое и вдруг знакомое: маленькие дома, большие деревья, волнистую булыжную мостовую.
Справа беспокойно существовал Инвалидный рынок.
Палатки с непонятным товаром, ряды со скудной снедью — картошка, соленые огурцы, соленая капуста, семечки — и люди, торгующие с рук всем, чем можно было торговать обнищавшему за четыре страшных года человеку.
Капитан свернул к торгующей толпе. У крайнего ряда заметил мешок с семечками, подошел, спросил:
— Почем?
— Двадцать рублей, — сурово ответил красномордый спекулянт.
Капитан поставил чемодан, скинул вещмешок, из нагрудного кармана достал толстую пачку денег, вытянул красную тридцатку и сказал строго.
— Стаканчик-то маловат.
— Стандарт.
— Полтора стакана, — приказал капитан и развернулся к красномордому карманом великолепных своих штанов.
Красномордый посмотрел, наконец, на покупателя и сразу же разглядел иконостас: два Знамени, Отечественной всех степеней, Звездочка, медали… И, почтительно ссыпая в оттянутый им же карман семечки, поинтересовался грустно:
— Давно оттуда?
— Оттуда месяц как, а сегодня прямо с поезда.
Красномордый кивнул на левую руку капитана:
— Где лежал?
— В Смоленске. — Капитан сладострастно потянулся, спросил: — Звать тебя как?
— Петро.