Поединок. Выпуск 18
Шрифт:
– Так это меняет дело. Но ваши чиновники больно уж шуруют в его отделе.
– Понимаешь, Саша, там сидят матерые казнокрады. Они поставляют в действующую армию гниль. Подожди.
Бахтин вышел и вернулся через несколько минут с шинелью, папахой и сапогами.
– Вот, смотри сам. Это то, что Дергаусов с компанией пытался спалить на пресненских складах.
Назанский взял шинель, помял руками папаху, внимательно осмотрел сапоги. – Сволочи.
– Все это, Саша, поставили дельцы из отдела снабжения, которым заведует Коншин. Я вообще не понимаю, зачем
– А погоны генеральские поносить, – усмехнулся Назанский. – Ну что же, друзья, главное я выполнил, отвел карающую руку от будущего родственника градоначальника. – Это как же? – удивился Маршалк.
– Да сынок Коншина, лицеист, помолвлен с дочкой генерала.
– Только этого нам не хватало. – Маршалк зло ткнул папиросу в пепельницу.
– Никак испугался, Карл Петрович? – усмехнулся Бахтин.
– Если бы я их боялся, – Марш ал к разлил водку по рюмкам, – то Москву бы давно всю напрочь заворовали. Выпьем, господа полковники.
До Обираловки поезд тянулся мимо станций с чудовищными названиями – Чухлинка, Кусково, Новогиреево… Рубин нахохлившись сидел у окна, закутавшись в шалевый воротник дорогого пальто, раздраженно поглядывал на убогость Подмосковья. Даже тяжелый, по-настоящему зимний снег не смог украсить мрачноватый уездный пейзаж. То ли дело в Одессе. Сел в трамвай и езжай на 10-ю станцию Фонтана. Даже осенью акации кажутся зелеными, дачные домики веселы и ухожены, море шумит, ветер врывается в двери вагона, даже в непогоду по-черноморски ласковый.
А здесь. На дощатом фасаде станции истерзанная дождями надпись «Салтыковекая». У переезда мужик в рваном армяке, на расхлябанной телеге, лошадь унылая, худая. Сквозь лес дачные дома видны. Да разве сравнишь их с одесскими. Дыра эта Россия. Дыра.
И Салтыковка проплыла, полезли в окно дистрофичные трубы какой-то фабричонки.
– Станция Кучино! Следующая – Обираловка. Поезд стоит три минуты. За его спиной сочный басок объяснял кому-то:
– Кучино это потому, что здесь купцы, в Павлов Посад едущие, в кучу сбивались, потому как в лесу разбойники дюже шалили, грабили, с тех пор месту тому гиблому и дали название Обираловка.
На перроне жандарм указывал двум работягам в железнодорожных фуражках, как нужно убирать снег. Он запоминающе мазанул по Рубину глазами. Не каждый день из пригородного поезда выходит человек в седом бобре. Рубин, постукивая тростью, вышел на привокзальную площадь и увидел коляску. Навстречу ему выскочил юркий господин.
– С прибытием, Григорий Львович. – Он услужливо подсадил Рубина в коляску.
А в этом доме его ждали. Все до мельчайших деталей учел хозяин. На столе стояли только любимые Рубиным блюда и напитки. И сам Адвокат, в миру Андрей Петрович Федулов, один из самых крупных Иванов российской преступности, был не тот англизированный элегантный господин, которого Рубин привык встречать на бегах, в Купеческом клубе, в ресторанах. Сапоги, косоворотка, пояс с кистями. Только пробор был безукоризнен, как всегда. Голова аристократа, низ простолюдина, подумалось Рубину. Он с интересом
– Такие вещи успокаивают, попробуй, сам поймешь. Ну давай к столу, а то ты небось в вагоне намерзся? – Не особо.
Поначалу разговор крутился вокруг всяких мелочей – бегов, карточных проигрышей, женщин. Когда принесли самовар, Адвокат сказал: – Ну, давай о деле, Гриша. – Ты слышал о драгоценностях Гендрикова? – Приходилось. – Я знаю, где они будут в январе. – Это большое дело, Гриша. – Иначе я к тебе бы не приехал, Андрей. – Так где они будут?
Рубин достал из кармана пиджака бумаги, протянул Федулову. Тот взял:
– Так… Московское общество кредита под залог движимости… Гендриков… Ого, под драгоценности дают одного залога миллион двести. Какая же им цена? – Где-то больше миллиона довоенных франков.
– Дело стоящее. Значит, лежать они будут в их Центральном отделении, на Рождественском бульваре. Там сейфы серьезные.
– А зачем нам нападать на ломбард? Артельщики с оценщиком и бухгалтером повезут деньги на квартиру Гендрикова, так как он просит все деньги наличными. – Почему не через банк? – У него долгов более восьмисот тысяч. – Доигрался.
– Так оно и есть. У меня четкий подвод на квартиру и ключи, возьмем все там: и деньги, и драгоценности.
– Ну что ж, – сказал Федулов, – подвод твой, организация твоя. Из какой доли я работаю? – Тридцать процентов. Справедливо? – Справедливо.
– Ты же понимаешь, твоим людям все это только взять надо.
– Правда, потом от сыскной уходить нам. А нынче они работают, как звери. Там теперь Бахтин. Сыщик классный.
– Кстати, о сыщиках. Ты не слышал, кто зарезал моего клиента подполковника… – Интендантского? – Да. – Доходили слухи. Говорят, кто-то из варшавских. – Значит, Дергаусов с ними работает? – Вроде. – А точнее узнать можно? – Конечно. А тебе зачем? – Бахтину сдать полячишку и Дергаусова заодно. – Конкурентов убираешь, Гриша?
– А что делать, Андрей? Они моего лучшего клиента замочили. – Скажу ребятам, чтобы пошустрили.
– Ну, а теперь главное. Надо перед Новым годом или сразу после Бахтина убрать. – Как?
– Замочить. Тогда у нас и забот не будет. А вдруг у Гендрикова получится мокрый гранд. Артельщики-то вооружены?
– Твоя правда, тем более ты второй об этом просишь. – А кто первый? – Говорят, социалист один.
– Ему-то что неймется. Бахтин в политику не лезет. – Может быть, они экс готовят?
– Да кто их знает, голодранцев. Видишь, как все хорошо сходится, мы его замочим, а на социалистов свалим. Пусть Мартынов со своей охранкой побегает. – И то дело. Но почему в январе? – Он мне должен Дергаусова засадить.
– Ну и ловок ты, Гриша. Теперь скажи, куда мне девать мою долю драгоценностей? – Туда же, куда и мою. – Не понял.
– Я через Финляндию в Стокгольмский банк отправляю. Здесь, Андрюша, дело ненадежное. Видишь, у людей настрой какой. – Бунта боишься? – А ты нет? – Не очень.