Поединок. Выпуск 3
Шрифт:
В рубке светится выносная шкала гирокомпаса. Она освещает лицо штурвального Вани Лосева. Вахтенный матрос Лозицкий, стоя рядом со мной, кутается в штормовку. Мы вторую неделю на патрулировании, и я знаю, что командир не спал трое суток. Но ушел вздремнуть только на полчаса.
— Товарищ лейтенант, я командира погожу будить. Пусть поспит еще минут двадцать.
— Добро.
Только сказал это — зуммер из радиорубки.
— Товарищ вахтенный, — слышу в телефонной трубке голос радиста. — «Двинец» зовет на помощь.
— Районная
— Да. Вызов от Сосновского рыбнадзора. Заметили иностранца в наших водах. Уходит на полном ходу.
— Боевая тревога! Дозорному разбудить командира!
Звуки боевой тревоги. Радист Валера Акопян, наш корабельный весельчак и острослов, протягивает радиограмму. Быстро пробегаю сообщение:
«От инспектора Сосновского рыбнадзора Васильченко. Катер «Двинец». В пределах территориальных вод замечена иностранная шхуна типа «Омега-Штальверке». Сети на палубе мокрые. На требование остановиться дают полный ход. Сообщите, как скоро подойдете. Квадрат сорок четыре, сорок пять, для точности участок семь, у буя».
Сонный командир уже рядом. Он высокий, под два метра. Лицо у него круглое, маленькие щелочки глаз, черные усы.
— Товарищ капитан третьего ранга, разрешите доложить...
— Спасибо, штурман, — командир берет радиограмму, морщится, и я понимаю, что это значит. Теперь от нас уже почти ничего не зависит. Только от скорости нашего хода. И еще от того, как будет действовать катер рыбнадзора «Двинец».
Зажигаю фонарик над планшетом, на глаз прокладываю по карте курс.
— Как думаете, штурман, они сообразят перекрыть курс на рижскую банку? Загнать их к осту?
— Не знаю, товарищ капитан третьего ранга.
Идем полным ходом — так, что теперь ветер чуть не срывает капюшон. И все-таки, даже несмотря на такой ход, нарушитель может уйти.
— Уйдут, Алексей Дмитриевич.
— Не уйдут. Будем догонять. — Полянков вглядывается вперед. — Хотя вы правы. Наверное, ушли бы. Если бы не Васильченко.
— Три мили осталось.
— Ну и что же. Васильченко вцепится — не отпустит. Недаром лучший рыбнадзор на побережье.
Стоим на мостике еще несколько минут — вдруг Полянков кричит:
— Прожектор правого борта!
Во вспыхнувших лучах словно застывает, поднимаясь вместе с волной, небольшое судно рыбнадзора. Это и есть «Двинец».
— Самый полный!
Наконец лучи вырывают из темноты шхуну-нарушителя. Палуба пуста, сети успели убрать. Смотрю на шкалу гирокомпаса, сверяю показания лага. Прикидываю — до границ конвенции осталось полмили. Чуть не ушли.
Заходим, перекрывая шхуне путь к отходу. Качаются в дрейфе, машина застопорена — поняли, что не уйти.
Лейтенант Зуев с осмотровой группой стоит у борта. Подходим вплотную.
Осмотровая группа прыгает на палубу.
Даем сигнал «следуйте
Конвоируем нарушителя на базу. Полянков не уходит с мостика. Впереди, кабельтовых в пяти, — «Двинец», сзади в свете нашего прожектора — нарушитель.
— Вот так вот и живем, штурманец, — Полянков вздыхает. — День изо дня. Болтанка, вахта, болтанка, вахта. А, штурманец? Изредка вот такой подарочек. Вы знаете, штурман, что такое спокойный день?
— Спокойный день?
— Не-ет, вы этого не знаете. Это совсем не то, что вы думаете. Это совсем особый день.
— Вы же не любите спокойные дни, Алексей Дмитриевич.
Полянков делает вид, что не слышит. Я знаю его любимую поговорку: «В спокойный день покоя не жди». Разыгрываете, меня, командир.
— А иногда я представляю себе отпуск. Когда нет вахты на месяц впереди и на месяц сзади. Когда можно о ней забыть. Совсем забыть. — Лицо Полянкова невозмутимо. — Вот о таком дне, штурманец, я иногда мечтаю. Вы понимаете меня?
— Вроде бы, Алексей Дмитриевич.
— Нет, штурманец, вам этого не понять. Ну ладно, делайте вид, что понимаете. Делайте. А все-таки жаль лишаться хорошего штурмана.
Он отворачивает крышку термоса. Не вышел розыгрыш, командир.
— Вы о чем, Алексей Дмитриевич?
Вежливо жду, пока командир протянет мне жестяную кружку с горячим кофе.
— Как будто не знаете.
По тону командира я понимаю — Полянков знает о том, что у меня был разговор со Сторожевым в оперативном отделе. Может быть, Сторожев говорил об этом и с ним? Если так — то как закончился разговор?
— Я же отказался, товарищ капитан третьего ранга, — я делаю вид, что проверяю прокладку. — Вы отлично знаете. Я остаюсь на корабле.
— А это ничего не значит. Раз опергруппа захотела вас к себе — перетянут.
— Я не пойду.
Полянков закуривает, укрываясь от ветра.
— Вы что-то хотите сказать, товарищ капитан третьего ранга?
— Давайте, штурманец, следите за нарушителем. Что-то они отстают.
— Есть, товарищ командир.
— А насчет опергруппы. — делаем общее дело. Они там, мы здесь.
Я пытаюсь понять Полянкова. Что-то притягивает меня в нем. Но что? Он как будто делает все, чтобы испортить со мной отношения. Уже одно это его пренебрежительное «штурманец». Иногда мне кажется, что командир все время смеется надо мной, подшучивает. Считается, что у Полянкова особое чутье на нарушителя. По крайней мере, больше всего задержаний в этом году было на нашем участке. Наш корабль — один из лучших, и все это — благодаря Полянкову.
Сейчас мне кажется — Полянков убежден, что в конце концов я перейду на работу к Сторожеву. Честно говоря, я не хотел бы, чтобы он так думал.