Поэт и Русалка
Шрифт:
Невысокое пламя в камине почти сплошь состояло не из языков огня, а из ало-прозрачных созданий наподобие ящериц, лениво шевелившихся так, словно они были неотъемлемой частью огня. Небольшие, с ладонь длиной, ящерки, сквозь которые просвечивала кирпичная кладка каминной трубы, пребывали в неустанном движении, переплетаясь, словно бы плавая в воздухе над рдеющими углями, выписывая загадочные пируэты, пытаясь поймать хвосты друг друга, совершенно не обращая внимания на застывших в удивлении Пушкина с бароном, зачарованно приблизившихся к камину настолько, что жар пламени — настоящего, не иллюзии — ощущался
— Не бойтесь, друзья мои, — сказал граф будто бы даже со скукой. — Это и есть пресловутые саламандры, огненные духи. Совершенно безобидные создания, от которых ни пользы, ни вреда. Господин Грюнбаум в очередном приступе магического рвения их призвал еще семь лет назад… ах, даже восемь? Простите, я запамятовал. Теперь не представляет, что с ними, собственно, делать. Я имел случай наблюдать еще в пражском доме нашего гостеприимного хозяина, теперь они, надо полагать, последовали за ним на лоно природы… Это было трудно, господин Грюнбаум? Перевезти их сюда?
— Нет ничего легче, — грустно сказал хозяин. — Всего лишь поместить тлеющие угли из пражского камина в железную плетенку… Совершенно бесполезны, вы правы, но приходится теперь о них заботиться — вдруг, если огонь погаснет и они умрут, произойдет что-нибудь нехорошее? Источники на сей счет хранят молчание…
— Да, я помню, — сказал граф. — Вот так, друзья мои, и выглядит бесполезное знание… хорошо еще, что и безопасное тоже. Иногда ведь можно призвать с той стороны нечто гораздо хуже, от которого опять-таки так просто не отделаешься…
— Вот потому я вас и позвал, — сказал Грюнбаум. — Вы, конечно, можете не верить, ваше право, но мне искренне хотелось оказать услугу… С прошлым покончено, знаете ли.
— Быть не может, — сказал граф, удобно устраиваясь в кресле и приглашая спутников последовать его примеру. — Ах, простите, я не представил моих друзей… Господин Алоизиус, гусар, господин Александр, поэт…
Грюнбаум саркастически ухмыльнулся:
— Насколько я догадываюсь, это ваши молодые рекруты, очертя голову бросившиеся на охоту за тайнами?
— Не из праздного любопытства, старина Мозес, заметьте! — поднял палец граф с наставительным видом. — Я бы выразился, по долгу службы… поскольку, уж простите за неучтивость, на белом свете полным-полно опрометчивых болванов, тянущих руки к тайнам той стороны… и хорошо еще, если из любопытства. Мы, например, сейчас преследуем людей, с помощью магических практик убивающих себе подобных ради презренного металла — те же наемные головорезы, только без кинжалов. Но суть остается прежней… Но вы, я не ослышался, говорили, что покончили с прошлым?
— Пятый год пошел…
— Совершенно?
— Верите вы или нет, но так и обстоит. И нисколечко не жалею. Прежнего исследователя уже нет.
— Похвально, — сказал граф. — Весьма похвально. Не соблаговолите ли поведать, что вас к этому привело?
Грюнбаум выпрямился, освещенный сзади пламенем, насыщенным саламандрами и оттого сам похожий в своем мешковатом шлафроке, с растрепанными длинными волосами на неприкаянного духа.
— Иронизировать изволите? Ну, что
— Господь с вами, Грюнбаум, — серьезно сказал граф. — С чего бы мне вдруг злорадствовать? Слово чести, я только рад, что вы от этого отошли, и сожалею лишь, что не сделали того же значительно раньше. Надеюсь, обошлось без последствий, и вас не преследует нечто эдакое?
— Бог миловал. Но я по старой памяти порой, как выражаются врачи, держу руку на пульсе. Невозможно после стольких лет отойти от всего этого совершенно. Кое с кем встречаюсь, кое о чем доводится говорить… А уж когда я узнал, что в Праге появился не кто иной, как кукольник Руджиери…
— И чем же он вас заинтересовал? — спросил граф с деланным простодушием.
— Не лукавьте со мной! Я мысли не допускаю, что вы не связали его с тем Руджиери…
— Не стану отрицать, не стану… — сказал граф, и бровью не поведя. — Аналогии лежали на поверхности… Он что, и в самом деле потомок того Руджиери?
— Подозреваю, что так.
— А следовательно, мы имеем дело с теми самыми фамильными секретами, что передаются из поколения в поколение которую сотню лет?
— Скорее всего, — сказал Грюнбаум мрачно. — Он что, ухитрился что-то натворить в других местах?
— К сожалению, — сказал граф, поджав губы. — Не буду вдаваться в подробности, вам они вряд ли интересны, коли уж вы порвали с прошлым… но на пути от Петербурга до Праги наш персонаж оставил несколько трупов, причем эти люди погибли при обстоятельствах, всерьез заставляющих верить, что иная отрава не выдыхается с течением столетий…
— Убивали ожившие статуи?
— Не статуи, статуэтки, но разница, сдается мне, невелика… Вы об этом что-нибудь знаете, Грюнбаум?
— Ничего.
— Но у вас и в самом деле, надеюсь, что-то важное? Простите великодушно, но ради того, чтобы узнать о вашем окончательном отходе от известных дел, все же жаль было бы ехать в такую даль — у меня сейчас дел невпроворот…
Они не видели лица Грюнбаума, стоявшего в полутемной комнате спиной к пламени камина, но отчего-то по его тону показалось, что незадачливый, несостоявшийся маг злорадно улыбается:
— Постараюсь вас не разочаровать, граф… Гаррах нашел Голема. Он всегда был чертовски упрямым, как та английская собачка, что специализируется на ловле крыс…