Поэтика, Тынянов Юрий Николаевич

Поэтика

на обложку

Тынянов Юрий Николаевич

Шрифт:

Осознанию этих негласных побед мешало одностороннее и неверное, но прочно утвердившееся представление о теории архаистов, закрепленное их ходячим названием (возникшим в ходе полемики) "славянофилы". Характерно, что Вигель удивляется, например, тому, что Шаховской примыкал к "Беседе" и являлся воинствующим ее членом, так как и в его сочинениях вовсе не было славянизмов 7.

Широта теоретических принципов архаистских течений не подлежит сомнению. Существовали группы переходные и эклектические. (В этом смысле предстоит анализ и пересмотр деятельности, например, Вольного общества любителей словесности, [наук] и художеств, Оленинского кружка и других объединений 8.)

Б вопросе о русской стиховой драме 20-х годов необходимо провести одно резкое разделение: существовали стиховые драматурги

и драматические поэты.

Коренная разность таких явлений, как драматургия Шаховского, Катенина, Грибоедова, с одной стороны, Пушкина - с другой, заключалась в том, что первые были неразрывно связаны с конкретным театром своего времени, установка их вещей конкретно-театральная, тогда как драматургия Пушкина есть результат эволюции его жанров и установки на конкретный театр своего времени не имеет. Эволюция драматургии первых связана с эволюцией театра, эволюция драматургии второго - с эволюцией поэтических жанров.

Жанровая универсальность 20-х годов не похожа на таковую же тридцатых. Тридцатые годы - время стабилизации большой формы, доставшейся в наследство от двадцатых, - в эту эпоху жанровый вопрос не стоит уже остро (именно вследствие стабилизации жанров) - и на основе готовых жанров тем ярче выступают стилистические элементы. (Таково в общих чертах отличие лермонтовского эпоса от пушкинского 9.) Жанровая универсальность 20-х годов не сосуществование жанров, а их взаимодействие и комбинирование. Таков был центральный пункт в теоретической системе Пушкина по отношению к "романтической поэзии" 10.

С этой точки зрения стиховая драма Пушкина несоизмерима с драмой профессиональных драматургов, которая обычно создается на основе строго ограниченной жанровой традиции - традиции чисто драматической (Шаховской, Грибоедов, Хмельницкий). Здесь разнится не только степень установки на театр, но и самый круг задач и круг материала.

Характер жанровой универсальности Пушкина - явление исключительное, разумеется, не только для 20-х годов, но и для европейской литературы, по необычайной, мало для нас в настоящее время понятной смелости переходов и колоссально быстрому темпу эволюции 11. Но по существу она типична именно для 20-х годов, эпохи новых стиховых жанров, новой большой формы. Тогда как второстепенные поэты 30-х годов, эпохи, которой досталась по наследству великая стиховая культура 20-x годов, по преимуществу работают в области отстоявшихся жанров, второстепенные поэты 20-х годов по жанровому размаху и грандиозности ставимых проблем - под стать Пушкину. Кюхельбекер назвал в дневнике своем одного небольшого поэта "горе-богатырем". Этот эпитет применил к нему самому И. Н. Розанов 12. "Горе-богатыри" в литературе отличаются от "богатырей" не задачами, которые ставятся перед ними, а методом их разрешения и результатами. Для анализа литературной эволюции необходимо же учесть и самую постановку задач - и с этой стороны мы вовсе не обязаны отбирать исключительно "хорошее", а только "значительное" и "типическое". Такой эволюционно "значительной" представляется мне драматургия Кюхельбекера, в частности трагедия его "Аргивяне". На ней отразились поиски жанра в области стиховой драмы, связанной с поэтическими жанрами.

До нас дошло несколько стиховых драм Кюхельбекера: 1) "Кассандра", 1821 г., 2) "Аргивяне", 1822-1825 гг., 3) "Шекспировы духи", 1824 г., 4) "Ижорский", 1835 г., 5) "Макбет", перевод из Шекспира, неизвестных годов. Большая часть его драматургии, о которой он упоминает в дневниках, до нас не дошла 13. Из перечисленных пьес напечатаны: I действие "Аргивян" ("Мнемозина", 1824, ч. III) 14, "Шекспировы духи", "Ижорский". Не принадлежит Кюхельбекеру значащаяся под его именем в отчете Публичной библиотеки за 1884 г. стиховая драма "Кассандра в чертогах Агамемнона" *15.

* "Кассандра в чертогах Агамемнона", хранящаяся, как и [1-я] ред. "Аргивян" и "Кассандра", в бумагах Жуковского, принадлежит Мерзлякову и по сличению с печатным текстом представляет первоначальный вариант. Смешение произошло, вероятно, из-за близости тем.

Кюхельбекер и в лирике и в стиховой драме - поэт теоретизирующий. Каждая его вещь снабжена предисловиями и обильными комментариями, не только имеющими характер реальный, но часто являющимися и теоретическим обоснованием того или иного приема.

Здесь сказывается поза новатора, которым Кюхельбекер неизменно себя сознавал. И новаторство лежит здесь прежде всего в области жанра. Наиболее прямым примером жанрового новаторства может служить позднейший его "Ижорский", задуманный как мистерия, moralite 16, более сложным и эволюционно значительным - трагедия "Аргивяне". Уже в первой его стиховой драме "Кассандра" сказываются черты, получившие дальнейшее развитие и завершение в "Аргивянах": драма Кюхельбекера является результатом его лирики и разрабатывается сначала на античном материале (через призму лирической обработки Шиллера и Жуковского 17), а потом и на основе изучения античных форм.

"Кассандра" представляет собою явно комбинированный жанр; это не столько лирическая драма, сколько драматизованное лирическое стихотворение. Характерно чередование в разных партиях разных размеров и строф, причем диалог Калхаса и Кассандры - диалог только по видимости, а на самом деле короткие реплики Калхаса по характеру близко подходят к репликам хора - это не прямой ответ на монолог, а всегда абстрактная сентенция, или предостережение, или сообщение. Таким образом, здесь дан диалог, по характеру своему не явно драматический, а лирический. Осознание этих лирических партий как хоровых произошло в "Аргивянах". Кроме того, нужно отметить еще две черты стиля "Кассандры": 1) ввод в партии Кассандры рефрена и коротких окончаний, замыкающих строфы, 2) старательно выдержанный, намеренно подчеркнутый колорит античности: Аполлон назван Локсием, Аякс Аясом; сюда же изысканные античные имена - Тиндар, Гекатея; вместо принятого "эллины" употребляется "гелены" и т. д., так что для объяснения всех этих имен, важных по своей лексической окраске 18, понадобились даже особые примечания.

В 20-х годах Кюхельбекер углубляет свои античные изучения - начинается чтение Эсхила и Софокла в подлинниках 19 и работа над древними историками. Это сказывается в его трагедии "Аргивяне".

Вопрос об "античном влиянии" на русскую литературу, так же как и вопрос о "западноевропейском влиянии", при ближайшем рассмотрении оказывается вовсе не вопросом о "влияниях". Модный одно время метод усматривать в любых произведениях множество влияний был связан с психологическим отношением к литературе. Чем далее он развивался, тем более выяснялась его несостоятельность. В "Руслане и Людмиле" один исследователь насчитал более 80 отдельных "влияний", и это нисколько не подвинуло вопроса о ней. В результате этого метода произведение являлось суммой влияний, писатель пассивной психологической губкой, впитывавшей со всех сторон влияния, а русская литература - не рядом, соотносящимся с русским же бытом и обществом, а рядом, соотносящимся только с иноземными литературами.

Между тем "влияния" оказываются явлениями разнородными. Движущийся в определенном направлении писатель находит аналогичные направления в иноземных литературах и привлекает их результаты. Либо он ищет материалов и в этих поисках привлекает иноземные материалы. Это, разумеется, разные вещи. Своя литература определяет выбор и значение того и другого.

"Илиада" Гнедича была событием не только и не столько потому, что была переводом "Илиады", сколько и потому, что в ней был дан новый вид русского стихового эпоса (ср. оживленную и даже яростную полемику вокруг вопроса об эпическом метре и русском гекзаметре, которая идет в 1814-1820 гг. и снова возобновляется в 30-х годах Сенковским) 20. Как перевод удовлетворяла и "Илиада" Кострова, и даже более, чем "Илиада" Гнедича. M. M. Кубарев, товарищ Погодина и любомудров, знаток античности, всегда, например, "был того мнения, что перевод "Илиады", сделанный Костровым <...> хотя и не размером подлинника, но выше перевода Гнедичева" *.

Таково было мнение специалиста, смотрящего на "Илиаду" Гнедича только как на перевод.

Батюшков отстаивает Петрарку и Ариоста 21 вовсе не как итальянских писателей и не как писателей "вообще", а как нужные ему образцы для преобразования русского поэтического языка и жанров.

Кюхельбекер и за ним Катенин нападают так яростно на Горация ("прозаический стихотворец" - отзыв Кюхельбекера, "светский самодовольный педант" - отзыв Катенина 22), потому что Гораций был поэтическим героем поколения карамзинистов.