Поездка в ни-куда

Плахов Иван

«Ты слишком умный и трусливый для убийства. Тебе сложно определиться в чем-то, потому что ты не знаешь, чего все-таки хочешь. Ты подошел к границе своей исчерпанности».

«В том смысле, что про меня уже нельзя сказать, что он странный мужчина – он мог или пить, или ебаться, другой образ жизни не признавал? К сожалению, эти два занятия мне не доставляют теперь никакого удовольствия. А что взамен – ума не приложу. Ты же знаешь, я пью только лишь для того, чтобы заснуть, ведь в противном случае в голове клубятся какие-то мысли сомнительной ценности. Как сейчас; познал самого себя – и разговорился… Самое большое искушение человека –

это его разум. А самое большое искушение человеческого разума – это желание познать самого себя».

«Ты существуешь в стерильном пространстве собственных заблуждений, как и все остальные писатели».

«Да, но они мои. Искреннее заблуждение не есть грех. Мне нравится торговать человеческими надеждами в своих историях, но только при условии, что они мне ничего не стоят. Одна трудность – суметь заставить людей читать мои книги. Вот смотри, у меня есть, например, такая идея: о том, как врач лечит бесплатно детей, стариков и неимущих, а в нерабочее время грабит, чтобы заработать на жизнь. Что скажешь?»

«Да ерунда это, ты не хуже меня знаешь. Сюжет к литературе не имеет никакого отношения, к тому же еще Бакунин сформулировал кредо русских анархистов: „Разбой – одна из почетнейших форм русской народной жизни“. Лучше полезай-ка ты в кокон и начни писать свой роман. Ну же, пошел, пошел трудиться».

«Раз, два, три».

Вокруг сплошная тьма, как в прошлый раз. Но Гроссман теперь уже знает, где он и зачем. Он вылезает из кокона в ту же комнату, что и вчера во сне. Тишина. Слышно только стук сердца в ушах: шумно ухает, как морской прилив. Подходит к столу. Перед ним листок с его почерком. Последнее предложение – «Но зачем нам Рильке или Новалис? Лучше читать „Песнь о Нибелунгах“ и восхищаться Хагеном или Атли Гуннаром,…» – не закончено. Он садится за стол и, вздохнув, дописывает…

Глава вторая

…нежели слюнявыми стишками о «сущем» и «грядущем». … Немецкая речь

– Цель прилета в Комиссариат? – Миссия №6 по программе изучения эрзац-народов. – Первый раз у нас?

– Так точно, меня должны встречать. В моих бумагах об этом всё сказано.

– Бумага, молодой человек, – это всего лишь текст с печатью, а я обязан вас лично допросить. Вы вступаете на территорию, где поступки значат больше, чем слова. Понятно?

– Не совсем. Разве Сибирский комиссариат – это не часть Рейха?

– Прежде всего это анклав компактного проживания славян – гетто! Как следствие – место повышенной опасности для всех граждан Рейха. Славяне не всегда адекватно реагируют на наши поступки. Это крайне опасный народ. Поэтому пребывание здесь равносильно участию в сафари в Южной Африке, когда вы с гидом охотитесь на диких зверей. Понятно?

– Не очень. Разве они не часть эрзац-народов, над которыми мы проводим эксперименты?

– Лет десять назад так оно и было. Но в последнее время в их среде наметился рост самосознания и псевдопатриотизма. Рождаются протестные настроения. Всё больше и больше славян начинают считать,

что они – народ-богоносец, временно переданный в руки народа-узурпатора, то есть нас. Эти дикари верят, что в их среде должен родиться спаситель, миссия, который сбросит антиславянское иго и вернет им все утраченные земли. Конечно, всё это бредни слабого детского ума – не забывайте, в социальном и умственном состоянии они находятся на несколько ступеней ниже немцев. Но бредни эти крайне опасны. Как долго вы планируете быть у нас?

– Если всё пройдет, как было намечено, то я сегодня же улечу.

– Что-либо запрещенное к ввозу на территорию анклава имеете? Оружие, литературу на местных языках, Библию, предметы христианского культа?

– Только томик Ницше «Так говорил Заратустра».

– Это разрешено. Музыкальные произведения с собой имеете?

– Никак нет, господин оберцольрат. Я предпочитаю читать, а не слушать.

– Хорошо. Слушать здесь вообще никого не надо. Врут на каждом шагу. Сплетен – ох как много. Порой такую чушь несут, что только диву даешься, как вообще такое человеку может прийти в голову.

– А приведите мне пример подобного вранья. Я в разговорах со славянами хочу различать, где они врут, а где говорят правду.

– А они вообще никогда правду не говорят. Это, скажу я вам, похоже, самый бесчестный народ на всем белом свете. Я раньше, до перевода сюда, служил в Италии. Так вот, по сравнению со здешними итальянцы – самый примерный и дисциплинированный народ, какой мне доводилось встречать. А местные жители сами никогда не знают, врут они или говорят правду.

– Возможно ли такое? Ведь ложь всегда направлена на достижение конкретной цели. Иначе зачем врать?

– Э, милый мой, вы рассуждаете, как немец, руководствуясь здравым смыслом. У славян всё иначе. Для них наивысшая ценность – собственное самолюбие. Слова, слова – просто дымовая завеса. За ворохом красивых слов они скрывают ничтожество своих устремлений. Запомните: когда славяне говорят о душе – это верный признак, что они замыслили против вас что-то низкое. Вообще слово «духовность» у них самое любимое. Недочеловеки всегда произносят его, когда не знают, что сказать.

– Какой странный народ!

– Основной мотив славян – желание самоутвердиться любой ценой. И они для этого не побрезгуют ничем. Нужно уничтожить самое святое и дорогое в их жизни, хоть родителей или детей, их национальные святыни – уничтожат. На всё пойдут, всё продадут. У них нет понятий «нация», «государство»; для любого славянина и нация, и государство заканчиваются им самим.

– Как же они существуют?

– Как животные, в постоянной борьбе друг с другом. Брат восстает на брата, сын на отца – это для них нормально. Обмануть соседа – наивысшая доблесть, природное право. Но если славянин обнаружит, что его самого обвели вокруг пальца, это он посчитает тяжким оскорблением. Очень странное убеждение, верно?