Поездка в Обонежье и Корелу

Майнов Владимир Николаевич

XLII

Кажется, что, до открытия пароходных репсов, в Повенец никому даже и в голову не приходило отправляться туда, так как даже петрозаводская почтовая дорога устроена тоже весьма недавно. Рапортовали оттуда, что все обстоит благополучно, и все оставались довольны благополучием повенецких граждан. Да и правду сказать, кому какая нужда была ехать в Повенец, куда людей за провинности и художества разные в виде наказания отправляют? Только с весьма недавней поры Повенец пошел в гору; провели дорогу из Петрозаводска, несколько экспертов от наук привезли оттуда массу материалов, остались крайне довольны гостеприимством и хлебосольством повенецких граждан и начали трубить о сем граде, аки о некой научной сокровищнице. Мало по мал у ассоциация идей о Повенце и о самосожигателях стала рассеиваться, стали наезжать, побольше; кто искал песен, кто золота, кто каменных орудий, кто железа и меди, а кто и просто ездил для наслаждения северной природой; стали мужички присматриваться к этим наезжим людям — видят, копаются что-то в земле — и порешил русский человек, что это золотари наехали, руду золотую разыскивают. За золотарями потянулись и власти, так как между прочим и пароходное сообщение открылось; стали и частенько таки сильные мира сего заглядывать в Повенец и штуки по 4 приезжают теперь сразу на одном пароходе; власти все ездят невзыскательные, добрые и старого закала, так что даже в халатах и туфлях по пароходу разгуливают; Повенец встречает властей, делает займы в ссудосберегательной кассе, подчует, кланяется и с счастливым отбытием властей снова безмятежно засыпает в ожидании нового наплыва. Нашему брату,-гулящему человеку, что ездит в качестве «исследователя местных условий», «исследователя недр» и вообще «эксперта от наук», просто лафа и в Повенце, да и далее: начальство все просвещенное, так и стараемся облегчить и уладить как можно удобнее все для гостя; и квартиру дадут, и об обеде даже подумают, и укажут все, и дела нужные дадут, и чичеронствуют, и о лошадях распорядятся; право, редко можно где встретить такой радушный прием, который ожидает всякого исследователя, приехавшего в богоспасаемый, а быть может и Богом покинутый Повенец. Выехал наш брат из Повенца — и решительно конфузится от того приема, который встречает со стороны крестьян; и ублажают его, и кормят, и поят, и не знают куда посадить дорогого гостя; все россказни про отнюдь не радушный, а сдержанно-политический прием у раскольников до того нелепы, что заставляют предполагать в тех, кто его описывали, или заведомое напускание на себя начальственного вида, или же прямо дерзкое и надменное отношение их к раскольникам. Правда, вам не станут выбалтывать всякую сплетню, к вам отнюдь не полезут со своими горестями, которые давно вам самим известны и против которых вы бессильны, а следовательно и злят эти горести вас так, что все ногти обгрызешь; вы не встретите бабу-тараторку — их нет в этих местах; все сдержанны и сначала начинают так-сказать проэкзаменовывать вас: кто вы, да зачем к ним пожаловали, да нет ли у вас какого либо предписания по части закрытия часовни, обыска, отобрания или вообще плещевания и заушения. Но достаточно вам прямо и откровенно объяснить те цели, которые привели вас в их место, достаточно вам показать знание их дела и ничтожную человечность, как разговор принимает совершенно иной характер, скрытность пропадает и «человек» начинает говорить с другим «человеком», тогда как сначала лишь лисица маневрировала хвостом, чтобы уберечься от лихого человека. Постоянно случалось, что после часового взаимно-ознакомления нам тащили рукописи, иконы: «да посмотри святыню-то нашу», «ну-кось, почитай! умеешь ли по старинному-то». «Уж я тебя спать-то положу у себя в келийке», распоряжается всегда хозяин, видя, что я перед ним избегаю курить, и следовательно не опасаясь, что опоганю его заветную келийку, завешенную обыкновенно сплошь иконами и духовными картинками лексинского производства. Слово за слово разговор становится вполне откровенным, все стараются разъяснить вам то, что вас интересует, спорят, удивляются, когда вы возражаете им «от писания» — глядишь, изба мало-помалу наполняется народом, который уже без опаски вступает в разговор, и вы заговариваетесь чуть ли не до петухов. Бабы, те все-таки не могут никак понять, что вы приехали в их места и не обладаете никакою властию, и потому между делом замолвливают словечко о своих нуждах, всплакнут изредка, но мужики тотчас успокоют их, а то так и уведут, чтобы не мешали «истовому» разговору. Да впрочем, на юге и в центре России и не одне бабы никак в толк не могут взять вашего полного бесправия, и зачастую является к вам мужик с просьбой похлопотать о его деле, порадеть перед мировым о его бороде, которую этот последний в пылу юридического экстаза вырвал, но к делу не припечатал. Никогда не забуду, как поставлена была в тупик одна юная-преюная акушерка. Только что поселилась она на селе, как стали к ней похаживать за «лечивом» мужики, да к тому же от таких лихих болестей, что и на поди! Ничего, однако; даст акушерка лечиво и все ею остаются довольны. Раз является к ней крестьянин и прямо без разговоров бух в ноги! «Чего тебе?» — «Ослобони сынка от некрутчины!» — «Да я не могу». — «Ну где не можешь? тоже ведь знаем!» И как ни разуверяла

его акушерка, что «некрутчина» до неё вовсе не касается — не мог уразуметь проситель, что «кушерка», присланная начальством или, что тоже, земством, не имеет никакой власти.

XLIII

Обстоятельства принудили меня прожить в Повенце дольше, нежели я предполагал, а потому и пришлось мне знакомиться, как с жизнью повенчан, так и с некоторыми подробностями горного дела, которые удалось мне узнать благодаря расспросам. Каким образом весь Повенец давным-давно не вымер от скуки безысходной — это для меня решительно не понятно. Питье пива, игра в стуколку и в преферанс по четвертушке — вот и все, чем разнообразится страшная зевота повенецкая; все зевает от тоски в этом городе, так что решительно диву дашься, как это почтенные граждане себе шалнир не вызевают. Единственное наслаждение состоит в том, чтобы набрать опять таки побольше пива и отправиться на лодке на Войнаволок, который отстоит от города версты на две; здесь пьют чай, пиво, едят и опять-таки в конце концов скучают и зевают. Говорить о Петрозаводске, точно также как и о Повенце, значит говорить о том, что сделал и что думал сделать Великий Петр и что из Петровых деяний потомством заброшено, оставлено, изгажено; чуть не на все благие начинания Петра потомство решительно наплевало и, как выразился один старик-раскольник, «омерзиша его доброе».

Местное предание говорит, что еще при царе Алексее Михайловиче наезжал в Шуйский погост (Петрозаводского уезда, при Соломенской губе Онеги), к которому был приписан нынешний Петрозаводск (а в те времена «мельница, что пониз реки Лососинки»), царский посланец «отыскания ради мест рудных». В 1702 году Петр был уже на реке Лососинке по совершении замечательного похода своего из Нюхотской пристани через Повенец в Онегу, и решил, что здесь должны быть основаны заводы; быстро закипела работа, царь частенько посылал приказания торопиться — он не любил русской мешкотности и неповоротливости. В 1703 году Петр приехал уже снова на Петровские заводы, чтобы посмотреть их производство; Данилыч превзошел все ожидания Петра и он мог в тот же приезд сам работать на заводе и отправить при себе с завода пушки, которые затем с такою пользою послужили ему. После Петра и особенно в последнее время заводы действовали отлично, но в то время, когда все совершенствовалось, Петровские заводы так и остались в том районе деятельности, которой держались они при Великом Петре. Богатство топлива, удобство местоположения заводов — ничто не могло вывести их из той присущей русскому духу косности в дедовских преданиях, которую так ненавидел основатель Петрозаводска и России. Петр узнал, что есть железная руда, — и через год заводы были уже в полном ходу; Петр открыл медь, — и медный завод в «Повенецком рядке» быстро устроился и начал её обработку. С тех пор рудное дело ушло далеко вперед, Бессемерово открытие давно оценено всеми и никто не подумал о том, что в Петрозаводске, да и вообще в северных уездах Олонецкой губернии, удобнее всего открыть сталелитейное производство; порешили опять добрые люди, что в Повенецких местонахождениях меди слишком мало и потому не стоит труда и добывать ее, а между тем известно всякому пятилетнему ребенку на севере, что в том же Повенецком уезде в громадном количестве выделывались медные складни и иконы, которые расходились чуть ли не по всей России. Корела с давних времен славилась производством оружия; а теперь начинают уже раздаваться голоса, что и железные-то руды весьма малосодержательны и потому не могут представлять особенной доходности. Открыли в одном из уездов превосходный магнитный железняк, в котором чистого железа было до 70%; заявил нашедший о своей находке и стал подыскивать покупателя на свою заявку, так как сам не мог заняться разработкой по неимению средств. Нашелся наконец подходящий человек, который думал обогатиться, если только одно судебное дело примет для него счастливый оборот; дело наделало страшного шума, но было к отчаянию покупщика проиграно в Петербурге и в Москве и предприниматель, дававший заочно за заявленный рудник 280 тысяч рублей, в один прекрасный день очутился в невозможности сделать такую покупку; так дело и расстроилось. Рудник не разрабатывается и до сегодня: «да и не стоит — это блажь одна! на жиле лежит такой огромный слой диорита, что обработка обойдется слишком дорого, — овчинка не стоит выделки»! — утешаются местные специалисты. Так порешили многомудрые блюстители казенного интереса отчасти и дедовской лени и обломовщины в особенности, и поневоле вспомнишь о пресловутой Петровской дубинке, которой, право, не худо бы было снова явиться на свет Божий или вернее на спящую Русь; и Данилыч век бы откладывал и «сумлевался» без чудесной дубинки Петровой, благодаря которой на болотах вырастали заводы, на реках — верфи и города, и прокладывались дороги там, где и до сих пор дорог нет никаких. А между тем нам известно из верных источников, что те разведчики, которые так испугались диоритового покрова, ошиблись лишь в выборе местности, напали на неудобную точку местонахождения и достаточно бы было им пошарить в ином месте вправо, чтобы найти магнитный железняк, лежащий почти на поверхности земли. Видно русский человек везде один и тот же — вынь да положь, да разжуй, проглотить-то ужей сам он сумеет. Народ отлично понял эту способность русского человека глотать только лишь вполне разжеванное и неуменье воспользоваться тем, что предлагает ему природа, и в следующем рассказе, записанном мною в г. Повенце, отлично охарактеризовал сам себя.

«В прежние годы много было в наших местах и золота и серебра, да теперь-то уже не знают, где они лежат и попрятаны. Шла раз по губе, мимо наволока лодка с народом; а по берегу на встречу ей старичок идет, на киёк опирается, а киёк-то так и гнется от тяготы — очень уж старик тяжел, да грузен. «Возьмите меня в лодку, люди добрые» просит старик, а ему в ответ из лодки: «нам и так трудно с лодкой справляться, а тут тебя еще старого взять с собою». — «Понудитесь малость, возьмите меня в лодку — большую корысть наживете!» опять взмолился старик, а рыбаки его все не берут. Долго просил старик взять его в лодку, так и не допросился. «Ну, хоть батожок мой возьмите — очень уж он тяжел, не по мне». «Станем мы из-за твоего батога дрянного к берегу приставать», отвечают с лодки. Бросил тут старик батожок свой — он и рассыпался весь на арапчики-голландчики, а сам старик ушел в щельё от грузности и щельё за ним затворилось. Ахнули тут лодочники — да поздно за ум схватились». Думается, что нам придется ахать, как лодочникам, и притом точно также, как ахнули мы, продавши колонию Рос на Калифорнском берегу, где немедленно открыты были золотые россыпи, точно также, как ахнули мы, уступивши Швеции часть нашего берега, где тотчас же явились города с мостовыми, газовым освещением и т. п. признаками цивилизации, точно также, как ахнули мы, продавши наши Американские колонии, где уже (на Ситхе), как слышно, найдены богатейшие россыпи, — хорошо еще, что в Олонецкой губернии вряд ли придется ахать так безнадежно, как ахали мы в вышеприведенных трех случаях.

XLIV

Только в самое последнее время обратили наконец некоторое внимание на исследование территории, занимаемой Олонецкой губернией, и вот, между прочим, вкратце те результаты, которых достигли в одной лишь части губернии, а именно в Повенецком уезде. Вся площадь уезда покрыта грядами холмов, известных под именем Олонецких или Масельги и идущих в главном направлении от северо-запада к юго-востоку. Горный хребет между Повенцом и Выгозером составляет главную возвышенность и служит водораздельною чертою между системами рек Белого и Балтийского морей. Онего, которое связует реки Повенецкого уезда с Балтийским морем, по произведенной в 1870 году тригонометрической съемке и нивелировке, лежит выше уровня Белого моря на 276 футов и выше Балтийского моря на 240 футов. На Масельге существуют однако несколько более возвышенных пунктов; самый перевал чрез этот водораздел в самом высоком месте поднимается в 659 ф. над уровнем Белого моря. Решительно все эти горные возвышенности, состоя главным образом из гранита, представляют необыкновенно дикий и красивый вид, напоминающий, ни дать ни взять, Финляндию. Обнажения в уезде состоят преимущественно из кристаллических сланцев, а за ними следует гранит и отдельные партии диорита. Кристаллические сланцевые породы встречаются здесь следующие: известково-тальковый, хлористый, слюдистый и железо-слюдистый, кварцеватый песчаник и несколько пород эпидотовых. Породы, содержащие в себе эпидот, здесь так обыкновенны и распространены до такой степени повсеместно, что их можно считать породами господствующими. они проявляются здесь то в виде смеси кварца и эпидота (эпидозит [11] ), то в виде смеси лучистого камня, роговой обманки, эпидота и альбеста. Главнейшее развитие хлоритового сланца в уезде находится между дер. Лумбошею и Паданским погостом; на восток же границею его следует признать так называемый Вороновский бор, близ дер. Пергубы, где порода эта перемежается с пластами кварцевого песчаника; на западе он распространяется до самых границ Финляндии.. Тальковый и слюдяный сланцы существуют в небольших залежах; первый попадается в Гирвас-пороге на р. Суне, выше деревни Койкары, и по дороге от Паданского погоста в Янгозерский, где постепенно переходит в песчаник; обнажение второго можно видеть по дороге из Паданского погоста в Селецкий, из дер. Солдозера в Семчезеро, где он переходит в гранит, на Корельском острове на Выгозере и по порогам реки Сегежи, где он выступает в частых сележных щельях. Сланцы эти перемежаются между собою, часто прорезываются кварцевым песчаником; так, около дер. Масельги у Сегозера можно видеть, что хлоритовый сланец перемежается весь последовательно с эпидотовой породой; то же самое явление можно наблюдать около Паданского погоста у того же озера между кварцевым песчаником и эпидотовой породой. Эти две породы на северном берегу Паданской губы покрыты диоритом и образуют высокий горный гребень; однако такие диоритовые кровли встречаются довольно редко, более же всего у Янгозера, где они покрывают породы кристаллические. Гораздо чаще и на большем пространстве, чем диорит, встречается здесь гранит, который или сам по себе, или в смеси с гнейсовыми породами (точно также, как и в соседней Финляндии) образует значительные горные кряжи, как напр., от Семчезера до Святнаволока и около дер. Евгоры на южном берегу Сегозера. Наибольшее развитие гранита находится в восточной части уезда, где он тянется непрерывною и широкою полосою от северного берега Онежского озера, по обоим берегам реки Телекиной и до Выгозера; кроме того он занимает небольшие площади близ деревень: Чобиной, Остречья, Масельги-Корельской, по дороге от Паданского погоста в Селецкий, близ Выгозера и в западной части на границах Финляндии. Гранит, встречающийся в Повенецком уезде, большею частью крупнозернист, белесоват, мясо-красного цвета и изредка лишь сероватого. Весьма замечательное видоизменение гранита представляет серая святнаволоцкая гранитная брекчия, по своей редкости заслуживающая внимания. Из него состоит весь горный хребет, на котором расположены две деревни одного наименования — Святнаволок. Однако же у подошвы этой горы, близ озера Пальозера, снова выступает наружу диорит. Песчаник перемежается большею частью с пластами хлористового сланца, содержит в себе нередко тальки и переходит в тальковый сланец. Наибольшее развитие его представляется в Березовой горе, лежащей к северо-востоку от деревни Масельги Корельской. Наконец, известняковые породы покрывают небольшие площади в окрестностях погостов Паданского и Выгозерского и у дер. Пергубы.

11

Разновидность гранита. (прим. ред.)

XLV

Такое строение уезда делает решительно невозможным развитие хлебопашества и потому легко понять, что местные жители должны были искать иных путей заработков и добывания хлеба насущного. Тем не менее корелы, древние обитатели обонежского края до колонизации последнего новгородцами, долго не обращали никакого внимания на естественные богатства земли, в недрах которой еще во времена новгородской республики известны были некоторые металлы и минералы. В то время, как соседние финны изготовляли уже из своего железа стрелы, копья и мечи, которыми и производили торговлю, приписывая в своих сагах изобретение железа богам, — между корелами Лопских погостов (полагают, что воспоминание о населявших эти места лопарях сохранилось еще в названиях двух деревень и нескольких озер Лопскими, но вряд ли это так, что объяснено нами выше) начало развиваться приготовление железных укладов прямо из необработанной руды. Скоро образовались небольшие «лопские заводы», на которых в сыродушных печах обрабатывались железные крицы. Вероятнее всего, что искусство это перешло к лопским корелам от соседей их финнов. Через несколько времени корелы стали уже поставлять винтовки и снаряды для поморов и вообще для жителей Архангельской губернии. Во многих приходах, напр., в Ребольском, Семчезерском, Янгозерском и Онежанском, и до сей поры можно еще видеть ямы и насыпи от рудных разработок, предпринимавшихся лопскими корелами. В Семчезере почти в каждой деревне находилось по несколько кузниц, выделываемые на которых уклад и железо с пользою заменяли сталь и продавались на местных ярмарках по 2 и даже по 3 р. за пуд. В Ребольской волости, в 4 верстах от дер. Муезера, близ озера Гидозера, видны еще и до сих пор развалины бывшего здесь завода, который принадлежал крестьянину той же волости Тергуеву. По словам внука Тергуева, отец его был на заводе прикащиком, имея 20 лет от роду, так что можно рассчитать, что завод этот существовал около 1780 г. Но скоро, как и все в этом Богом покинутом крае, завод пришел в упадок и наконец уничтожился, просуществовав, по-видимому, без всякого разрешения со стороны Берг-Коллегии, притом действуя, благодаря наплыву и рабочих беглых, довольно долгое время. На южном конце Семчезера, при истоке ручья Орих из озера того же имени, еще в 1850 году находился плавильный и железоковательный заводец крестьянина деревни Мянсельги Титова; руда добывалась здесь из болот Семчезерской дачи, в которых она залегает небольшими площадками от 5, 10 и не более 20 сажен в длину и ширину. Из руды выделывалось железо или уклад, из которого ковали топоры, косы, горбуши, ножи и проч. Завод этот существовал с весьма давнего времени; сначала производство было значительно, но потом стало мало-помалу уменьшаться и теперь окончательно прекратилось в силу, кажется, незаконности самого существования своего. В начале прошлого столетия горнозаводское дело Обонежья обратило было на себя внимание человека, у которого все в руках спорилось. Дело в том, что после поражения под Нарвой Петр остался вовсе без артиллерии; он не любил долго тужить, «сумлеваться» и задумываться: повелено было взять со всех соборов и монастырей на Москве и по другим городам колокола и перелить их немедленно на пушки и гаубицы. Виниус, которому дело это было поручено, жаловался между прочим на то, что вовсе нет красной меди для отливки пушек; нет? — надо найти; и вот партия иноземцев под руководством Блюэра послана 19 февраля 1702 года «без проволочки отыскать» требуемую руду. Местное предание рассказывает, что Петр сам осмотрел руды, открытые Блюэровскою партиею, и указал лично места для закладки трех заводов. Заводы эти были: Алексеевский — при озере Телекинском, Повенецкий — при р. Повенчанке, где в те времена стояла слободка «Повенцы», и наконец Вичковский — при оз. Онего. Устройство заводов было окончено очень скоро, так что в следующем 1703 году началась уже отправка плавленой и самородной меди в Москву; деятельность их продолжалась до 1708 года, хотя и рассказывают старики, что царский дозорщик Патрушев с прочими «рудознатцами» (по местному — золотари) находился в повенецких странах еще года четыре, когда всех их отправили по царскому указу в Сибирь «по добычу рудную». В 1707 году новые медные заводы были устроены близ Петрозаводска на Кончезере, а потому за дальностью расстояния Повенецкие заводы и были оставлены и дальнейшее развитие их предоставлено вполне частной предприимчивости, которая однако ни на грош не удовлетворила надеждам, и только развалины доменной печи остались в Повенце как бы живым укором потомству в его апатии и недостатке инициативы. Где человек с волей и энергией добывал из земли богатую руду, там теперь пасутся коровы и, по образу своих хозяев, с тупым видом глядят на разрушающуюся печь Петра. Говорят, что и печь-то даже предполагали в нынешнем году разрушить и употребить на тротуар, но настоящий начальник губернии, который, надо отдать ему полную справедливость, всячески старается сохранить все памятники времен Петровских, сделал уже распоряжение о том, чтобы огородить печь забором и помешать повенецким коровам и жителям профанировать дело рук великого человека. В первой же половине прошлого столетия открыто было в Повенецком уезде и местонахождение золота при истоке Северного или Нижнего Выга из Выгозера, но скоро золото стало попадаться в породах значительной твердости, казна не сочла для себя выгодным производить дальнейшую разработку и стала вызывать желающих взять рудник в собственное содержание. Как и следовало ожидать, никто не явился и в 1772 году казна снова принялась за разработку; опять наткнулись на хорошее содержание и снова потеряли через несколько времени направление залегания. Так дело с повенецким золотом и кануло в Лету, хотя, как видно, при начале каждой разработки Воицкого золотого рудника золото попадалось в большом количестве и хотя донесения о совершенной убогости жилы не были проверяемы точным исследованием знающих людей. Казна надеялась на частную предприимчивость, а частная предприимчивость только и существовала здесь, да и вообще на Руси, благодаря плодотворному влиянию классической дубинки. О нахождении и разработке в Олонецкой губернии серебряных руд в прошедшем столетии сохранилось не мало рассказов между местными старожилами. К северо-востоку от Повенца в старинном поморском монастыре, известном под названием Даниловского скита (по имени одного из большаков-основателей толка Данилы Филипповича), говорят, в царствование Императрицы Екатерины II, где-то в тундре, много к северу, добывали серебряную руду и делали из неё серебряные рубли по образцу екатерининских вообще. Даниловские рубли были известны по всему северу и ходили там несколько дороже даже казенных, так как производились из чистейшего серебра; даже норвежцы охотно принимали рубли Даниловского изделия в плату за товары, а то так и просто покупали их из барышей. Кроме того в той же местности в большом количестве выделывались из серебра и разные другие изделия: кресты, створы (литые небольшие иконы с дверцами) или складни, пуговицы к сарафанам и кафтанам скитниц и скитников и т. п. Подобным ремеслом занимались не только жители Даниловского скита, но и двух-трех окрестных деревень (Тихвин бор, на Пяльме и иные). Впоследствии, когда эта тайная выделка серебряных рублей и вещей (все серебряные вещи даниловской поделки носят до сих пор в народе название «темных») сделалась известна высшему правительству, так как низшее отнюдь не брезгало даяниями, состоящими хотя бы и из темного серебреца, приказало было всех жителей, как монастырей (Даниловского на р. Выге и Лексинского на р. Лексе), так и соседних деревень с чадами и домочадцами выселить в отдаленные местности Сибири для «удобнейшего, будто-бы, им пути в разработке столь ценного металла и в местах. где оный в изобилии находится». Эта милая официальная шуточка всеконечно была тотчас же исполнена, но с этим выселением, однако (об этом-то и не подумали впопыхах к искоренению зла и в рвении к соблюдению казенного интереса), пропали бесследно и сведения о той местности, где добывали серебро. Говорят, что и теперь еще иногда из окрестных Даниловскому монастырю деревень нет-нет да и появится вдруг какое-нибудь серебряное издельице; но трудно предположить, чтобы местным жителям известно было коренное месторождение этого серебра, потому что производимые здесь ныне серебряные изделия до крайности редки, хотя при этом в тоже время и малоценны, так как заключают в себе значительную подмесь меди. Более всего вероятно, что нынешние изделия вокруг Данилова приготовляются из находимых там старых серебряных вещей, что предполагает также и проф. Иностранцев, который производил в последние годы геологические изыскания в местности между озером Онегом и Белым морем. Нам самим пришлось видеть у одного из Даниловских выходцев серебряный рубль Даниловской чеканки, который решительно ничем не отличался от казенных: старинные изделия из даниловского серебра весьма высокопробны и сделаны зачастую крайне искусно и отчетливо. Крайне интересен тот способ, который употребляется для отливки как рублей, так и иных вещей; брали березовые наросты или так называемый березовый трут, разрезали его пополам, размачивали в горячей воде, затем между половинками клали оригинал, рубль или вещь, складывали половинки, накрепко перевязывали их бечевкой и затем высушивали всю штуку в печи; по вынутии модели из половинок, снова перевязывали форму бечевкой, просверливали сбоку дырочку и вливали в последнюю расплавленный металл. Точно также поступали и для выделки медных вещей. Следует заметить, что есть складни превосходной работы и притом даже с ажурными серебряными украшениями. Весь Повенецкий уезд или, вернее, всякое крестьянское хозяйство обладает прекрасною медною посудою (тазы, котлы, поливальники, тарелки, дымила и т. п. изделия из красной меди), которая вся происхождения Даниловского, а мы все горюем, что медные рудники Олонецкой губернии слишком бедны, что разрабатывать их не стоит. Вся суть лишь в том, что до сих пор неизвестно еще, где добывались Даниловские серебро и медь, а если бы только удалось узнать их местонахождение, то, конечно, не пришлось бы более плакаться на бедность нашего горького севера в рудном отношении. Нам говорили Даниловские старожилы, что они слышали от отцов своих, будто из Данилова, Лексы и других смежных селений прежде выходило в год пудов до 300 различных медных изделий, а кроме того известно, что Данилов был долгое время чуть ли не единственным поставщиком икон для всех беспоповцев в России. Знают ли оставшиеся в живых Даниловцы о местонахождениях этих руд? Вряд-ли; если бы знали, то не приходилось бы им вести такую стесненную в материальном отношении жизнь, какую они ведут в настоящее время. Благодаря ли несовершенству изысканий, или просто случайности, пришли теперь к убеждению, что золота искать нечего, что серебра в Олонецкой губернии очень мало и добывать его не стоит, а один ученый так на чистоту объявил, что золота и быть даже не может в Заонежье; медь добывать, по мнению разведчиков, можно, но не стоит — нельзя без больших хлопот нажить в один год миллионное состояние, а по скудному содержанию магнитного железняка и железного блеска в диоритах и глинистых сланцах порешили, что и все доселе исследованные коренные горные месторождения железных руд должны быть признаны нестоящими разработки.

XLVI

Для того, чтобы показать, насколько справедливо мнение о бедности севера и в особенности Повенецкого именно уезда в рудном отношении, я позволю себе здесь ознакомить читающую публику с теми результатами, которые добыли частные разведчики в каждой из волостей уезда. В Мяндусельской волости, на землях дер. Остречья, в одной версте от деревни Остречья и в таком же расстоянии от дер. Шайдомы в 1869 году доверенным Фридрихсгамского купца Шрейбера заявлены были медные руды; большая часть этих руд, по испытании в лаборатории горного департамента, представляют диоритовую породу с вкрапленным в нее серным колчеданом; один образец представляет роговой камень с кварцем и серным колчеданом. На земле д. Остречья найден медный колчедан в кварцевой породе, с содержанием 17,5% чистой меди. В прочих образцах, содержащих серный колчедан, меди не оказалось, и только два образца, представляющие роговообманковую породу, заключали небольшие примеси медного блеска. Каким же образом могло ошибиться до такой степени доверенное лицо г. Шрейбера, что серный приняло за медный колчедан? Ведь горное дело знакомо же ему? Ведь он специалист по горной части? спросит тот, кто в жизнь свою не видал, как делаются заявки на севере. В том-то и дело, что доверенный вовсе и не думал быть специалистом, а он любой кореляк, которому вздумалось послужить г-ну Шрейберу, т. е. послоняться по весам и болотинам, покопаться, обтесать столбик и отметить им то место, которое, по его крайнему разумению, всенепременно должно содержать медь, железо и т. п. Вся суть тут в 5 р. за каждую заявку, которые выплачиваются сим славным фридрихсгамским негоциантом — авось либо найдут здесь потом что-нибудь, ан и нельзя будет разрабатывать, не купивши у него заявку [12] Ни рожна не понимает ни сам г. Шрейбер, ни его доверенные (т. е. все крестьяне Повенецкого уезда), а столбики

все-таки стоят, и как покопают на этом месте, так уж что-нибудь всенепременно найдут. В той же волости, в 272 верстах к северу от дер. Койкары, на горе Попова Китовина и в 1/2 версте к югу от Каменного озера, в 1870 году, доверенным тайного советника барона Унгерн-Штернберга, горным инженером Аубель заявлена медная же руда; в диоритовой породе отыскана кварцевая жила, проникнутая известковым шпатом и хлоритом, содержащая медный колчедан, медную зелень и частью медный блеск; жила эта тянется от севера к югу. при падении 45° к востоку; на поверхности жила обнаруживается на протяжении 4 сажен. Тот же горный инженер заявил о железной руде в тальковом сланце, залегающей жилою железного блеска, которая падает почти отвесно по полуденной линии. Руда эта находится в 3 верстах от южного конца Пальезера к ю. з. и в 72 версте от горы Зарулье по юго-восточному направлению, в болотистой местности; кроме того сделана им же заявка на жилу железного блеска, залегающую в кристаллической сланцевой породе (тальковом сланце) и тянущуюся на юг с довольно крутым падением на запад, в 8 верстах от д. Святноволока на сев., в 100 саженях от Зимней горы. Г. Шрейберу вообще принадлежит огромное большинство заявок; так, в 2 верстах к вост. от Святноволока — медная руда в кварцевой породе с блеском медного колчедана, в двух верстах на вост. от Койкары — железная руда, у порога Гирвас на р. Суне — железный блеск в кварцевой породе, в 4 верст, на сев. от Койкары — железная болотная руда, в 1 версте к ю. от Койкары — бурый железняк, в одной версте к с. от Койкары и на р. Суне в одной же версте от Койкары на ю. з. — магнитный железняк, в 400 саж. к югу от Рутова Наволока в урочище Мельничная гора — железная магнитная руда в кварцевой породе (1871 г.), в 1 версте к сев. от дер. Остречья в урочище Мухко-гора — медная руда, в 3 в. к сев. от д. Северный конец Святноволоцкого погоста — магнитный железняк с медною зеленью и с известковым камнем, в 20 верст, к зап. от д. Торосозера в урочище Серебряный мыс — железная болотная руда в пласте толщиною от 1 до 6 четверт. на пространстве 3 кв. верст, в 12 в. от Торос-озера в урочище Пахка-ручей — железная болотная руда в пласте от 1 до 6 четв. на пространстве 4 кв. верст, в 8 в. от Торос-озера и в 100 саж. к вост, от озера Пайдозера по обоим берегам ручья в уроч. Пайдозере — железная болотная руда в пласте от 1 до 6 четв. на пространстве 5 кв. верст, в 4 в. от Койкары в урочище Иокили — железная руда, в 10 в. от дер. Юстозера в урочищах Вичинсуо и Арволамбина — железная руда, в 3 в. к с. з. от Койкары близ р. Суны в урочище Ругононсельге — железный блеск в эпидотовой породе, близ д. Сегежигоры на казенной земле в 11 местах — железная болотная руда, в Семчезерской, Кийской и Линдозерской дачах в разных направлениях — магнитный железняк между серым гранитом в кварцевой породе, железный колчедан в той же породе, и несколько озерных и болотных руд. В 1872 г. в июне, июле, августе и сентябре сделано еще много заявок на железную руду доверенным купчихи Красильниковой Лихачевым, который нашел руду к сев. от Святнаволока в урочище Лампиус, в 3 верстах от Святнаволока в урочище Шитоламбина, на озере Пальезере на остр. Букей, близ Святнаволока на полуострове Пальезера в урочище Бейновщине, в 1 вер. от Святнаволока в урочище Изосимов Наволок, в 1,5 в. от Святнаволока в уроч. Капелькалиус, по направлению от дер. Святнаволока к Изосимову наволоку в уроч. Тихановщине, в 450 с. от Святнаволока между пожнями вверх, по р. Суне в уроч. Большая сельга, в 2,5 в. от Койкары по мельничной дороге на крестьянских пожнях, в 3,5 в. от Семчегоры в уроч. Кедрониеми, в 5 в. от Семчегоры в уроч. Вожонготкове, в 9 в. к сев. в ур. Арволамба, в 9 вер. к сев. зап. в урочище Гейняламба, в 3,5 в. в урочище Нурмакоткова и в 4 в. в уроч. Нонгакоткова. В Поросозерской волости сделано до сих пор немного заявок. Еще в 1869 году местный становой пристав г. Крапивин поставил заявочный столб на казенной земле в 1 вер. от дер. Янгозера на железную руду; при испытании образцов этой руды в лаборатории горного департамента они оказались с содержанием 33,3% металлического железа и представляют хлоритовый ‘сланец, проникнутый кремнистою породою и магнитным железняком; лаборанты сочли долгом прибавить к произведенному ими исследованию, что, так как содержание кремнезема в этой руде простирается до 27,25%, то она может быть отнесена к рудам, бедным по содержанию железом. В сентябре месяце 1872 г. доверенным Красильниковой Лихачевым заявлены были железные руды в недалеком расстоянии от Поросозерского погоста в уроч. Гумнонаволок, в урочище Гизенаволок, в урочищах Педрое и Войской ссоре, в уроч. Кохтыссоре и в уроч. Мудадярви. В Ребольской волости сделаны всего лишь две заявки на медь, но такое небольшое количество заявок отнюдь не следует приписывать отсутствию в этой волости рудных богатств, а лишь тому обстоятельству, что в Реболу никаких путей до последнего времени не было; точно также, как и в Ругозеро, да и вообще, волости эти слишком удалены от Повенца, центра разведочных посылок. Неизменный г. Шрейбер и здесь заявил однако старый медный рудник, находящийся в 7 верстах от дер. Муезера, в урочище Ямы; по испытании в лаборатории горного департамента, руда из этого рудника имеет среднее содержание 51% меди; она представляет смесь пестрой медной руды с медным колчеданом, из которых первая преобладает; пустой кварцевой породы здесь оказалось весьма мало. На такую же пеструю руду сделана им же, Шрейбером, заявка в 3-х верстах от дер. Муезера на казенной земле. В Ругозерской волости по той же вышеупомянутой причине сделана всего одна заявка Шрейбером на медную руду, залегающую в кварцевой породе с блеском медного колчедана, в 15 вер. к сев.-вост. от дер. Кузнаволока, на Юриной горе. Богоявленская Паданская волость, как самая ближняя из корельских волостей к Повенцу и притом как обладающая дорогами, богата заявками. Г. Шрейбер и здесь постарался прихватить малую толику рудных местонахождений, с целью никогда, конечно, не разрабатывать их, но чтобы при случае сбыть их за хорошие деньги. Медная руда, залегающая в сером граните, с признаками медного колчедана, заявлена им в 72 в. от Паданского погоста, в 12 в. к ю.-в. от Паданского погоста, близ Сегозера, в 472 в. от Масельги Корельской (в отличие от Масельги Поморской, находящейся на пути из Повенца к Выгозеру); на южн. берегу Сегозера, в 15 в. от дер. Сандал, на юго-вост, берегу Сегозера в уроч. Пертнаволок, в 5 вер. к югу от Каличьего острова в уроч. Васильев-остров, и на 5 и 10 вер. от дер. Барановой горы; затем, кроме того, им же заявлена свинцовая руда в кварцевой породе между серным колчеданом, близ Падан, в 3 вер. от Сегозера и на 9 вер. от дер. Сондалы близ большего Нокозера. В 2,5 вер. от Сегозера и в 14 вер. от Падан к ю, в. в старом руднике заявлена медная руда с блеском медного колчедана Шрейбером, а крестьянином дер. Лахты заявлена подобная же руда на 8 вер. от Каличьего острова и на 2 вер. к сев. от Сегозера. Все эти заявки сделаны были в 1869 году; в 1870 г. Шрейбер заявил медную руду, залегающую в сером же граните с блеском медного колчедана, в 3 вер. к ю. в. от Юккогубы на Кичьгоре, в 3 в. к с. в. от д. Листегубы на Родькином наволоке, в 6 в. к сев. зап. от д. Тухковары, в 50 саж. от р. Тумасозерской, в 15 в. к сев. вост, от д. Листегубы. в 15 в. от Каличьих островов на Кехмпнаволоке на вост, берегу Сегозера и в 3 в. от д. Каличьи острова на юж. берегу Салострова. Железная руда заявлена доверенными Шрейбера в конце большего Кальева озера и на сев. берегу малого Кальева озера; здесь она залегает между серым гранитом с примесью медного колчедана. В том же году в 12 вер. к ю. в. от д. Барановой горы на Корговороке заявлен был Шрейбером и свинцовый блеск в кварцевой породе между серым гранитом. Наконец, близ устья Селецкой речки, в 10 в. от деревни Барановой горы, и в 5 вер. к ю. з. от Сегозера в уроч. Петунова гора, и в 5 вер. от Барановой горы к ю. между большим и малым Липозерами сделаны Шрейбером заявки на медную же руду, залегающую в сером граните с блеском медного колчедана. Еще одно местонахождение свинцовой руды в кварцевой породе между серыми гранитами нашлось в 20 в. к сев. от оз. Сандал на Лебяжьей горе. В 3 в. к сев. вост, от дер. Листегубы на берегу Сегозера заявлена медная руда с блеском медного колчедана в кварцевой породе между серым гранитом и наконец пестрая медная руда в кварцевой породе заявлена Шрейбером в 150 с. от д. Корельской Масельги и в 300 с. от Сегозера в уроч. Овечья гора. — В волостях, населенных русскими, заявок сделано не так много, но это происходит отнюдь не потому, что их не на что делать, а просто лишь по невниманию гг. разведчиков. Так напр., г. Шрейбером в Шуйской волости сделаны всего 2 заявки на медную руду, залегающую в кварцевой породе между серым гранитом с блеском медного колчедана, а именно, в 3 вер. к с. в: от д. Пергубы, на уроч. Вороновом бору и близ д. Усов наволок в 4 старых рудниках; им же заявлены и 3 местонахождения железного блеска, залегающего в кварцевой породе между серым гранитом, а именно: в 1 в. от Усова наволока в уроч. Железном Шерковском, в 1 в. от Пергубы и в ¹/₂ в. от д. Лавасгубы. Много потрачено и денег и времени на отыскание самого легкого средства наживы — золота, но следует признаться, что видно не в Повенецком уезде следует искать его, или же не с тою поспешностью, которою отличаются все наши разведчики. В Даниловской волости, на р. Паже, впадающей в р. Немину, от истока Немины вверх по течению Пажи выбиты были в июне 1872 года г. Грановским 10 разведочных шурфов, в расстоянии один от другого в 220-250 сажен. Из двух первых шурфов промыто было песков 20 пудов и получено было 10 долей золота; следовательно, среднее содержание золота в 100 п. песку составляет 50 долей. В остальных шурфах оказались только невесомые признаки золота. Долина р. Пажи на протяжении сделанных разведок имеет ширины от 50-70 сажен; вся местность по обоим берегам реки покрыта густым сосновым, еловым и березовым лесом; вверх по течению тянутся крутые горы, покрытые темно-серым гранитом, местами попадаются обломки белого и желтовато-розового кварца; во всех шурфах верхний пласт земли на 1/2 ар. черный, второй — глина темно-зеленого цвета, на 1 арш. крупный щебень из обломков черного камня аспидного свойства, а под ним уже находится крупный песок, перемешанный с черною глиною; в нем то и находится золото. Пробовал г. Грановский и еще раз поискать счастья на Паже в 5 верстах от впадения её в Немину, опять пробил он 10 шурфов в расстоянии один от другого на 160-200 саж. и в некоторых шурфах нашел невесомые признаки золота. Но тут же сделано было им и другое открытие, которое почти одинаково выгодно, если бы только на это дело да хорошего бы хозяина — ведь у доброго хозяина и кляча — конь! Шурфуя пласт, г. Грановский открыл признаки свинцово-серебряной руды в тех горах, которые состоят из черного аспида, весьма тонкослойного, мягкого и гладкого излома. Две горы лежат при впадении р. Нюгомки в р. Пажу, по обеим сторонам её теченья, а третья на левом берегу Пажи. Долина Пажи в этих местах имеет ширины от 10 до 70 саж. и составляет луговину; в конце площади, на пространстве около версты, русло реки сжато с обеих сторон крупными скалистыми берегами (щелье). Вся местность по обоим берегам, покрыта лесом. Местами на поверхности гористых берегов находится камень темно-серого и черного цвета, попадаются обломки белого и желто-розового кварца. Во всех шурфах верхний слой земли черный, толщ, в 1 арш.; второй слой — темно-буро-зеленоватая глина; ниже, крупный щебень из гранита и аспида, а под ним крупный песок с примесью черной глины. На левом берегу р. Кочкожи, в 7 верстах от впадения её в р. Пажу, в слое наносной черной земли с глиною найдены в 1872 г. царскосельским купцом Поповым признаки наносного серебра в соединении с свинцом; им же найден в этих местах: 1) на левом же берегу Кочкожи, в скале, возвышающейся на 6 сажен, слой свинцово-серебряной руды, толщиною, от 1,5 до 4 миллиметров, 2) между скалистыми берегами при пороге, во впадинах камней, свинцово-серебряная руда в мелких блестках, 3) на правом берегу оказались старые разведки, но серебра не обнаружено, 4) на средине реки признаки серебряной руды гнездами толщиною от 4 до 15 миллиметров, 5) на правом берегу мелкие блестки серебряно-свинцовой руды и гнезда толщиной до 20 миллиметров. Вся местность здесь покрыта лесом, ширина реки Кочкожи простирается от 1,5 до 3 сажен. Кочкожа течет по ложу, состоящему преимущественно из глинистого сланца и в верховье течение её то между сельгами, то по равнине, тогда как от водопада на ней до самого впадения её в р. Пажу берега скалисты и нависают над водою. Близ самого Даниловского монастыря всего в 5 вер. от него, вверх по р. Выгу господином же Грановским найдены признаки золота. При пробитии шурфов верхний пласт оказался наносным черноземом, толщиною в одну четверть; под ним лежит мелкий щебень и валуны кварца и других пород вместе с крупным гравием. В некоторых же шурфах верхний пласт состоял из песку, а за ним пластовалась на 6 аршин в толщину светло-бурая глина, под которою оказались признаки золота. Наконец, в Авдеевской волости в 1871 году заявлен был поверенным барона Унгерн-Штернберга г. Аубелем магнитный железняк, вкрапленный в диоритовую породу, в 4 местах, а именно: около деревень Пудожгорского погоста, в 272 в. от оз. Онего в Дивгорском кряже, затем в 372 в. от Онего в Мурминском кряже и наконец в 1 и 2 верстах в Падозерском кряже. Только, в самое последнее время обратили, по-видимому, внимание на то обстоятельство, что все озера, или по крайней мере большинство их (а озер в одном Повенецком уезде 1,900), также как и реки покрыты железною ржавчиною чуть не сплошь; и вот в 1873 году сделаны уже 21 заявка на так называемое болотное железо; нашелся таки человек, думали мы, возрадовавшись за местное крестьянство, который решается рискнуть и поискать наживы там, где остальные лишь находят одно убожество, и следует думать, фантазировали мы, что риск его вознаградится скоро и в такой степени, что и сам он не ожидает. Полагал этот человек (капиталист С. Б.) между прочим завести обширный завод на берегу Сегозера в Корельской Масельге, с пароходом на Сегозере и с каналом на целых 20 в. из Сегозера по направлению к Онего.... но, видно, уже суждено этому злосчастному краю горевать — г. Б. от завода отказался и порешил: дай, дескать, лучше подожду с заявками то; авось либо кто другой сунется заводы заводить — я и посмотрю, да и продам ему заявки то, которые мне гроша медного не стоют! и капитал наживу, дескать, и невинность соблюду. А между тем какое огромное значение для народного благосостояния имела бы частная предприимчивость в этих местах! как обогатился бы край! Жителям Обонежской пятины выпали на долю самые крайния пустыни севера; главные враги обонежанина — суровый климат, бесплодная почва и полное отсутствие сколько-нибудь удобных путей сообщения и каких либо сторонних заработков, кроме охоты и рыболовства, падающих с года на год. Обонежанин все еще не вышел из периода рыболовно-охотничьего, да и вряд ли и выйдет когда, если не изменятся условия его жизни. Скудное хлебопашество и в самые благоприятные годы едва обеспечивает продовольствием крестьянина на полгода. Есть семьи, которые покупают до 50 кулей хлеба в год и следовательно на одну муку издерживают до 400 р. в год. Значительная часть населения, напр. корелы дальних волостей, чуть не круглый год питаются хлебом из сосновой коры и ячменной соломы, с прибавкою к этим прелестям одной четвертой части затхлой низовой муки. Одна рыба служит к такому хлебу дополнительным, сколько-нибудь питательным кушаньем. Овощей никаких, и даже лук слишком нежен для местностей на с. от Сегозера и р. Сегежи. Небольшой излишек рыбы, от продажи на хлеб и на подати, зачастую народ принужден варить в берестяных котлах, за неимением средств для покупки медных. Охота и рыболовство не дают от продажи значительного излишка; иной раз бывает и так, что и рад бы везти и есть что, да некуда — хоть три дня скачи, ни в какое место не приедешь; к тому же, народ, как и везде, находится в руках у кулаков и скупщиков, как из заезжих людей, так и из доморощенных мироедов; лесные гонки, куда нанимается народ, оплачивают труд плохо, да тут еще есть и опасность и вовсе домой не вернуться и покончить свою горемычную жизнь в каком-нибудь Поповом пороге, куда затем Бог весть зачем всенепременно будут заходить запопавшие сюда гонщики леса, постоят, постоят и уйдут, — словно за делом приходили. Понятно поэтому, что население в высшей степени интересуется развитием в крае разных отраслей горной промышленности, могущей служить ему путями к заработкам. Молоток в руках путешественника приобретает ему полное сочувствие крестьян и вызывает с их стороны самый радушный прием.

12

Нам пишут в настоящее время из Петрозаводска, что рабочих теперь достать крайне трудно; все они ушли на горные разведки к разным авантюристам, которые платят от 1 р. до 1 р. поденщины. Хорошо и это! хоть поживится русский человек маленько и год по крайней мере не станет есть затхлый хлеб, пополам с сосновой корой!

XLVII

Но положим наконец, что судьба и сжалится над повенецким крестьянином и пошлет ему людей, которые, конечно, не забывая главным образом своего кармана, покрошат им малость с своего роскошного стола: кушай, дескать, курочка, да никогда не наедайся в досыть, а то, не равен час, ко мне и работать не пойдешь, — положим, что изведают наконец богатства уезда и не дуриком, а на строгонаучных основаниях — опять беда! никуда нельзя доставить продукты! В настоящее время в Повенецком уезде существует дорога от Петрозаводска, да усилиями местных властей, исподволь, отнюдь не изнуряя крестьянина, а следовательно и не зля его, проведены еще дороги от Лумбоши на Паданы и на Ругозеро, и от Повенца на Данилов. В остальных местах путнику предоставляется, где можно, там ехать верхом, по сельге идти в сапогах пешком, по реке плыть до первых порогов на лодке и наконец по болоту поддевать ходовые лыжи, или идти, если не хватает умения, или же бежать, если путник понаторел в этом деле. А между тем природа щедро распорядилась здесь па потребу человеческую: есть здесь и сележные места, где можно провести прекрасную ездовую дорогу, есть 1900 озер, да речек гибель — плавай человек! вези свой добыток. Вся беда опять в том, что нет человека с капиталом, который захотел бы рискнуть в этом деле; Белое море можно соединить и чрез Выгозеро и Телекину с Онегой, и чрез Сегежу, Сегозеро, Остерскую реку с Кумсой и Онегой, да изволите ли видеть, шлюзов много надо, а капиталов-то не хватает, больше все норовят так, что выпала тебе, напр., Волга — ну и при ей безданно, беспошлинно 3000, а не то так и больше, верст. — Находились однако добрые люди, которые думали и затевать кое что для здешнего края, но деньги, деньги и деньги — всегда всему помехой, да и здесь тоже не отыскались на благо повенецкому и дальнему северному труженику крестьянину. Впрочем, толкуют, что нет денег — врут, деньги есть, да никто не знает, куда их девать с пользою и притом, как устроить так, чтобы их не убить зря, на пустое дело. Нашлись бы деньги, кабы нашлись люди, понимающие дело, а не жаждущие нажить в один час тысячи. Несколько раз толковали уже о том, чтобы соединить Белое море с Онегой каналом, но громадность суммы, требовавшейся на устройство канала (13 мил. р.) останавливала дело в самом начале. И в последнее время составилась было компания; сняли план местности и продольную профиль магистральной линии канала, который должен был начинаться у впадения речки Габрика в Повенецкую губу, ездил производить все эти изыскания пр. Иностранцев, все изведал, разъяснил, но как заикнулся о количестве шлюзов на Масельгском перевале и о сумме, так компаньонов даже в жар бросило и оставили они свою затею втуне, — авось либо кто другой разыщется. А между тем поморы, благодаря нашей трусости и апатии. принуждены до поры до времени тащиться гужом с своим товаром на Архангельск и делать таким образом от 200 до 450 верст крюку, что конечно должно лечь на ценность их товара, а потому поморские товары и не достигают той дешевизны, которая была бы возможна при других обстоятельствах; этот объезд ложится на товар излишком от 6 до 10 к. с пуда, причем личный труд, как и повсюду на Руси, в расчет нейдет, точно также как и вовсе ненужная потеря времени. Путь на Архангельск крайне неудобен, как своим протяжением, так и тем, что пользование им возможно преимущественно зимою; несчастные поморы чувствуют это очень хорошо, так как значительное число их по средствам своим не может двинуться в Петербург и продать свой добыток в первые руки, в силу чего и закабалены не хуже блаженной памяти крепостного права у норвежцев, да у тех не многих русских фирм, которые покупают у них за ничто весь их товар и отправляют его морем «вогиб», как здесь выражаются, т. е. огибая Скандинавский полуостров; такое путешествие поморских товаров продолжается от 30 до 60 дней (3500 миль), а потому треска, стоящая на месте около 1 р. за пуд не гнилой и вкусной, приходится в Петербурге за 5, 6 и более рублей вонючею. Последний лов поморов всегда, искони веков направляется на Шуньгу, где его ждут петербургские и другие купцы, которые покупают всю ярмарку, чтобы не вздумалось грехом кому-нибудь из поморов рискнуть протащиться до Питера. Следует сознаться, что, если бы даже канал и был проведен для соединения Белого моря с Онего, все таки для поморов это было бы слишком небольшим подспорьем, так как судоходство по нем продолжалось бы всего 4,5 — 5 месяцев и притом летних, а треска и другие поморские товары готовы бывают к отправке именно позднею осенью, в конце октября и даже зимою, т. е. тогда, когда канал не может им служить.

XLVIII

А между тем нам самим пришлось изведать один путь, который крайне удобен и не представляет почти никаких технических трудностей для проложения рельсового пути; некоторую часть этого пути мы исследовали и прошли сами, остальная же часть изведана местными силами. Путь этот идет с Повенца на с. Масельгу Поморскую (32 в.), оставляя, на 17 версте от города, Волозеро в 3 верстах; грунт здесь песчано-каменистый, местность чрезвычайно ровная; на всем протяжении этой станции встречаются лишь 2 болотца, 2 позаручья (2 арш.), река Вола (на 12 в.), вытекающая из Даниловского Волозера и впадающая в Нижнее-Волозеро, которая представляет ширину 7 саж. при глубине до ГД саж., да на 16 вер. р. Сямозерка (из Сямозера в Коткозеро) — шириною 20 с. и глубиною 2 сажени. От Морской Масельги путь сворачивает влево к д. Телекиной, которая отстоит от Масельги на 10 верст; грунт опять таки не представляет никаких затруднений, так как он песчано каменист и удобен для землекопных работ; только на половине дороги встречается река Парен (ширины 10 с., глуб. 2 с.), которая вытекает из лесных болот и изливается в Маткозеро.

От деревни Телекиной путь идет между Маткозером и озером Телекинским, большею частью по «Осударевому пути», к Ямам отстоящим от Телекиной на 25 верст; грунт песчаный, с незначительными болотцами и ручьями; так напр., па 3 версте приходится переходить Мянгорский ручей (шир. 5), на 10 в. — Белый ручей (3 ар.), на 14 в. — реку Муром (2 с.), на 18 в. — Черный ручей (4 с.), на 21 в. — Ладыгу ручей (4 с.) и только при самых Ямах встречается р. Выг Южный или Верхний, достигающая 150 саж. ширины при трехсаженной глубине; оба берега возвышены и кряжисты, а потому и представляют немало удобств для укрепы моста. От Ям путь идет по правому берегу р. Выга до дер. Вожмосалмы на 20 верст; грунт везде или твердый чернозем, или же песок и лишь изредка встречаются боровые места с небольшими болотцами; никаких особенных возвышенностей не встречается и местность почти везде одинаково ровна, если не считать незначительных песчаных курганов и холмиков, разбросанных кое где по пути; на 14 версте всего в 4 верстах от дороги останется влево Выгозерский погост, куда добраться возможно лишь на лодке; при конце 20 версты встречается залив озера Выгозера (шир. 60 с. при гл. в 5 с.), через который построен был знаменитый мост Петром Великим. Затем от Вожмосалмы путь идет к Коросозеру (30 в.), причем 17 верст направляется по «Осударевому пути» и 13 верст по проселочной летней тропе; грунт здесь песчано-глинистый с несколькими земляными возвышенностями почвы; встречается несколько мелких болот да два ручья: Плоский ручей на 11 в. (172 арш.) и Шайручей — на 22 в. (2,5 с.). С Коросозера он тянется до самой Воренжи (20 в.) отчасти по песчано-каменистому, а отчасти и по глинисто-болотистому грунту, представляющему некоторые неровности; на 1 в. приходится переходить р. Негозерку (7 с. и 172 ар.), соединяющую Негозеро с Коросозером, на 2 в. — Проручей (1 с.), на 4 в. — Маленький ручей (1 с.), на 7 в. — Корос-реку (10 с. и 2 ар.), которая соединяет Коросозеро с Пулозером, на 14 в. — Тилиреку (5 с. и 2 ар.) и на 15 в. — Кадкину реку (5 с. и 2 ар.); при этом на 10 в. остается в стороне всего в 2 верстах деревня Минина. С Воренжи путь проходит 5 верст в пределах Повенецкого уезда и 12 верст в пределах уже Кемского уезда Архангельской губернии; эта часть пути опять пролегает по твердо-песчаному грунту с несколькими небольшими песчаными возвышенностями и встречается лишь 3 препятствия, а именно: на 4 в. — река Пенега (5 с. и 2,5 ар.), соединяющая Пенозеро с Сумозером, на 7 в. — Грязный ручей (¹/₂ с.) и на 8 в. — Лебежа река, вытекающая из лесных болот и впадающая в Сумозеро (3 с. и 1 с.;; на 17 версте, от Воренжи находится богатый погост Сумостровский. От Сумострова до дер. Лапиной всего 15 в. и тропа пролегает частью по песчаному, частью же по песчано-каменистому грунту с небольшими болотцами; на этом расстоянии приходится переходить 6 ручьев, а именно: на 2 в. — Загалдыжный ручей (2 с.), на 3 в. — Святугин (172 с.), на 5 в. — Лебежинский (2 с.), на 7 в. — Мостовой (5 с.), на 12 в. — Полуручный (4 с.) и наконец на 15 в. — Каменный ручей (3 с.). Последний перегон от Лапиной к Суме (20 в.) тянется на расстоянии 15 в. по песчано-каменистому грунту и только последние 5 в. приходится шлепать по болоту, которое со всех сторон облегает Суму; на 12 в. приходится переходить Карзан-ручей (2 с.), на 18 в. — Яж-ручей (272 с.), да на 14 версте возвышается небольшая горка, сажени на 3 над местностью. Таким образом из этого описания пути от Повенца до Сумы (да простит нас читатель за этот скучный перечень деревень, ручьев, верст и сажен) видно, что расстояние здесь всего 189 верст и что по всему этому пути никаких естественных препятствий не имеется, как для проведения тележной дороги, так и для устройства дороги железной, которая, несомненно, обойдется гораздо дешевле канала, а грузы перевозить будет в течение круглого года. Стараниями местного губернатора, между прочим, уже приступлено к сооружению в этом направлении тележной дороги, которая строится исподволь, не спеша, на местные средства; даже за эту дорогу поморы благодарили, как Бог весть за что, — что же бы они сказали, когда здесь прошла бы чугунка? Постройка тележной дороги производится хозяйственным образом; лес на мосты и помосты чрез речки и болота дается из казенных и общественных дач бесплатно, вырубка и вывозка производятся натуральною повинностью, да кроме того на производство работ собираются пожертвования на ярмарках.