Поэзия – лекарство и яд гениев, или Исповедь реабилитанта
Шрифт:
Пророчество это самому себе или предчувствие? Вероятно, с абсолютной уверенностью этого не сможет сказать никто. В любом случае, как говориться, факт налицо, слова превратились в материю. Точнее сказать прервали ее жизнь на нашей земле. Слова выложили собой одну единственную дорогу, по которой и направили жизнь, предназначенную Есенину для созидания прекрасного. В данном случае мы уже можем говорить не о самотерапии, а об антисамотерапии, ведущей к незаметному самоуничтожению.
А для того, чтобы еще раз понять, как это уничтожение может происходить незаметно для нас, предлагаю подвергнуть фоносемантическому анализу три главных
Вам покажется, что и делать то этого не надо. Все предельно ясно. Жизнь – это что-то светлое, яркое, многообещающее, а любовь настолько всеми желанна, что ей никакие дополнительные характеристики вообще не нужны. Говоря о любви, я имею ввиду именно ту божественную, что дает нам жизнь, и никакую другую.
К великому сожалению – так да не так. С точки зрения смысловой нагрузи, да. А вот с точки зрения бессознательного звукового восприятия слова совсем иначе.
Слово "ЖИЗНЬ" производит впечатление чего-то плохого, отталкивающего, страшного, сложного, шероховатого, злого, темного, тяжелого, грубого, горячего, храброго.
Так, прервем пока разговор о жизни. И тут же проанализируем слово "СМЕРТЬ". И опять для нас как не профессионалов, а для людей, стремящихся самим понять, какой же путь выбирать для сохранения пошатнувшегося здоровья, это будет очень интересно.
Так вот смерть звучит как "НИЧТО". Да, да, именно, оно не имеет ярко выраженных фоносемантических характеристик. Что же у нас вызывает всем известную неприязнь к этому слову. Можно подумать, что его смысл. На самом деле не так. А то самое звуковое скажем так "НИЧТО", которое ложится на наше бессознательное. Ничто – пустота, именно это и есть отсутствие жизни.
В отличие от этой "пустоты" все те, на первый взгляд, отрицательные прилагательные, которые характерезуют фоносемантическую составляющую слова "ЖИЗНЬ" пробуждают в нас желание бороться и жить.
А вот фоносемантическая характеристика слова "ЛЮБОВЬ" обрадует вас, как в свое время обрадовала и меня. Любовь своим звучанием производит впечатление чего-то: ХОРОШЕГО, КРАСИВОГО, БЕЗОПАСНОГО, ГЛАДКОГО, ОКРУГЛОГО, ДОБРОГО, СВЕТЛОГО, ЛЕГКОГО, НЕЖНОГО, ЖЕНСТВЕННОГО, ВЕСЕЛОГО, ЯРКОГО, РАДОСТНОГО. Вот уж здесь полное совпадение смысла со звуком. Хотя жизнь не редко все-таки корректирует его и смысл, и звук.
Вот такие скрытые друзья и враги в форме звукослова могут приходить к нам в гости после неосторожного их приглашения посредством непродуманной фразы или одного неосторожного слова.
Поэтому нам надлежит всегда помнить, что мы не имеем право воспринимать слова только как звук. Слыша, нам крайне необходимо и осознавать их смысл. Только такой подход поможет нам в идеале получать для своего организма именно то, что мы хотим, или наоборот не допускать до него любимого скрытый коварный звук, или убийственный смысл.
Главный же корень зла, главная причина ухода Есенина из жизни была болезнь. Илья Ильич Шнейдер, близкий Есенину и Айседоре Дункан человек, автор книги "Встречи с Есениным. Воспоминания" говорил: "Есенин был очень больным и глубоко несчастным человеком". Если бы Сергей Александрович имел неукротимое желание жить и его талант работал на его оздоровление уверен, что от болезни так быстро бы он не скончался.
Маяковский «поучал» повесившегося Есенина, что «в этой жизни помереть нетрудно, сделать жизнь значительно
«Негоже, Сережа, негоже, Володя», – корила их Марина Цветаева, а потом и сама повесилась в далекой Елабуге. Первый раз она сделала подобную попытку еще в 17 лет. Цозднее писала, что «ищет глазами крюк». И год спустя нашла и крюк (гвоздь), и веревку, ту самую, которую принес Борис Пастернак, помогая ей укладывать вещи при сборах в эвакуацию.
При этом талантливейшие люди предостерегали друг друга и не думали о главном. Если они обладают даром слова, который заставляет плакать или смеяться других людей, значит у этого слова есть великая сила воздействия на реальность. Так почему же этому таланту не повернуться к себе самому и не начать менять свою реальность, реальность человека, которому и отпущен этот талант.
На первый взгляд, это так просто, но для осознания любой данности есть свое время, и тогда, вероятно, это время, к сожалению, еще не наступило.
Вывод возможен только один – слова могут сильно и в нежелательном направлении изменить жизнь человеческую при неосторожном их использовании. И такой вывод заставляет нас задуматься. А задумавшись понять, что у нас, в нашем реальном распоряжении есть другие слова, на радость нам, имеющие скрытую огромную силу способную принести оздоровление нашего организма. При этом необходимо постоянно помнить, что мы неосторожными словами ежедневно чуть-чуть, понемножку не желая того, наносим, на первый взгляд, малозаметный на сегодняшний день урон здоровью, если забываем об этом.
Поэтому как после утомительного рабочего дня полезно посетить бассейн для восстановления мышечного тонуса, так и урон, нанесенный незаметными, на первый взгляд, словами крайне необходимо нейтрализовывать, используя поэтическую самотерапию, возможно и не дожидаясь окончания рабочего дня.
Борис Леонидович Пастернак
Будущий поэт родился в Москве в интеллигентной семье. Родители Пастернака: отец – художник, академик Петербургской Академии художеств, мать – пианистка, переехали в Москву из Одессы в 1889 году, за год до рождения сына. Борис появился на свет в доме на пересечении Оружейного переулка и Второй Тверской-Ямской улицы, где они поселились. Кроме старшего сына Бориса, в семье Пастернаков родились еще сын и две дочери. Прежде, чем говорить о самом Борисе Пастернаке, несколько слов об отце и матери. Для понимания дальнейшего развития ребенка при любом анализе это важно, а для обоснования появления на определенном жизненном этапе поэтической самотерапии – тем более.
Отец Бориса Пастернака Исаак Иосифович, родился 22 марта 1862 года в городе Одессе. В трехмесячном возрасте Исаак заболел крупом и чуть не задохнулся от сильного приступа кашля. После тяжелой болезни ему дали другое имя, чтобы ввести демона в заблуждение, и он стал Леонидом. Но официально взял это имя только с двадцатилетнего возраста, когда получал свидетельство об окончании училища.
Мать Пастернака отличалась такой же нервозностью, как мать Блока, и так же, как мать Блока, имела с сыном почти телепатическую связь.