Поэзия Микеланджело в переводе А М Эфроса
Шрифт:
Любовь угасла на сердце моем, А большая беда теснит меньшую: Крыла души подрезаны ножом;
Возьму ль бокал - найду осу, другую; В мешке из кожи - кости да кишки; А в чашечке цветка зловонье чую;
Глаза уж на лоб лезут из башки, Не держатся во рту зубов остатки, Чуть скажешь слово, крошатся куски;
Лицо, как веер, собрано все в складки Точь-в-точь тряпье, которым ветер с гряд Ворон в бездождье гонит без оглядки;
Влез в ухо паучишка-сетопряд, В другом всю ночь сверчок поет по нотам; Одышка душит, хоть
К любви, и музам, и цветочным гротам Мои каракули, - теперь, о страх, Кульки, трещотки, крышки нечистотам!
Зачем я над своим искусством чах, Когда таков конец мой, - словно море Кто переплыл и утонул в соплях.
Прославленный мой дар, каким, на горе Себе, я горд был, - вот его итог: Я нищ, я дряхл, я в рабстве и позоре.
Скорей бы смерть, пока не изнемог!
59
Резь, лихорадка, боль зубов и глаз...
60
И высочайший гений не прибавит Единой мысли к тем, что мрамор сам Таит в избытке, - и лишь это нам Рука, послушная рассудку, явит.
Жду ль радости, тревога ль сердце давит, Мудрейшая, благая донна, - вам Обязан всем я, и тяжел мне срам, Что вас мой дар не так, как должно, славит.
Не власть Любви, не ваша красота, Иль холодность, иль гнев, иль гнет презрений В злосчастии моем несут вину,
Затем, что смерть с пощадою слита У вас на сердце, - но мой жалкий гений Извлечь, любя, способен смерть одну.
61
Как из скалы живое изваянье Мы извлекаем, донна, Которое тем боле завершение, Чем больше камень делаем мы прахом, Так добрые деянья Души, казнимой страхом, Скрывает наша собственная плоть Своим чрезмерным, грубым изобильем; Лишь ты своим размахом Ее во мне способна побороть, Я ж одержим безводьем и бессильем.
62
Здоровый вкус разборчиво берет В первейшем из искусств произведенья, Где тел людских обличье и движенья Нам глина, мрамор, воск передает.
Пусть времени глумливый, грубый ход Доводит их до порчи, разрушенья, Былая красота их от забвенья Спасается и прелесть бережет.
63
Надежная опора вдохновенью Была дана мне с детства в красоте, Для двух искусств мой светоч и зерцало. Кто мнит не так, - отдался заблужденью: Лишь ею влекся взор мой к высоте, Она резцом и кистью управляла.
Безудержный и низкопробный люд Низводит красоту до вожделенья, Но ввысь летит за нею светлый ум. Из тлена к божеству не досягнут Незрячие; и чаять вознесенья Неизбранным - пустейшая из дум!
64
Чтоб не сбирать по крохам у людей Единый лик красы неповторимой, Был в донне благостной и чтимой Он явлен нам в прозрачной пелене, Ведь множество своих частей Берет у мира небо не вполне. И внемля вздох ее во сне, Господь в единое мгновенье Унес из мерзости земной Ее к себе, сокрыв от созерцанья. Но не поглотит все ж забвенье, Как смерть, - сосуд ее людской, Ее святые, сладкие писанья. Нам жалость молвит в назиданье: Когда б Господь всем тот
65
Надежнее брони в борьбе с судьбой, Вернее средств пока не отыскалось, Чем плач и просьбы! Мне ж они - не щит. Жестокость и любовь дают мне бой; У той оружье - смерть, у этой - жалость; Та - умерщвляет, эта - жизнь щадит. Так, путы рвя, спешит Душа к разлуке, столь желанной, с телом, Чтоб вознестись к пределам, Куда не раз уже влеклась она, Где в красоте гордыня не видна; Но на сердце встает со дна Пред нею лик, в ком жизни сила, Чтоб смерть в тот миг любви не победила.
66
Знать, никогда святой не вспыхнет взор Той радостью, с какой в него гляжу я. Строг дивный облик, знаменуя, В ответ улыбке, сумрачный укор. Вот чаяньям любовным приговор! Не может, видно, красота без края, Свет без границ, что естеством своим Враждебен навыкам моим, Гореть со мной, одним огнем пылая. Меж двух столь разных лиц любовь хромая, Гневясь, спешит найти приют в одном. Но как мне ждать ее к себе с дарами, Когда, войдя в меня огнем, Она течет в обратный путь слезами?
67, 68
Джованни Строцци на "Ночь" Буонаррото:
Вот эта Ночь, что так спокойно спит Перед тобою, - Ангела созданье. Она из камня, но в ней есть дыханье: Лишь разбуди, - она заговорит.
Ответ Буонаррото:
Мне сладко спать, а пуще - камнем быть, Когда кругом позор и преступленье: Не чувствовать, не видеть - облегченье, Умолкни ж, друг, к чему меня будить?'
[Ф. И. Тютчеву принадлежит наиболее выразительный и наиболее точный перевод знаменитого четверостишия Микеланджело:
"Отрадно спать - отрадней камнем быть. О, в этот век - преступный и постыдный Не жить, не чувствовать - удел завидный... Прошу: молчи - не смей меня будить."]
69
Жжет издали меня холодный лик, Но в нем самом растет оледененье; В двух стройных дланях - сила без движенья, Хоть каждый груз им был бы не велик.
Редчайший дух, чью суть лишь я постиг, Нетленный сам, но разносящий тленье, Не полоня, ввергает в заточенье И весел тем, что горестно я сник.
Но боже, как столь чудный облик может Во мне такой обратный дать итог? Как одарять, достатка не имея!
Не так же ль он во мне беспечность гложет, Как солнце жжет, - не будь к сравненью строг! Вселенную, все больше леденея?
70
Лишь вашим взором вижу сладкий свет, Которого своим, слепым, не вижу; Лишь вашими стопами цель приближу, К которой мне пути, хромому, нет.
Бескрылый сам, на ваших крыльях, вслед За вашей думой, ввысь себя я движу; Послушен вам - люблю и ненавижу, И зябну в зной, и в холоде согрет.
Своею волей весь я в вашей воле, И ваше сердце мысль мою живит, И речь моя - часть вашего дыханья.
Я - как луна, что на небесном поле Невидима, пока не отразит В ней солнце отблеск своего сиянья.