Поэзия народов СССР IV-XVIII веков
Шрифт:
Я принял бы его, как избавленье.
Я книгу прав своих давно закрыл —
Ни оправданья нет мне, ни спасенья!
В тот лучший мир я поспешил бы сам,
Когда бы не страшился наказанья.
Беда идущему по двум стезям,
Как говорит Священное писанье.
IV
Ужели ты не слышишь, всеблагой,
Рыданий и мольбы моей усердной?
Ужели ты не видишь, милосердный:
Я — пленник зла — стою перед тобой?
Я жду, в
Твое добро на зло мое в ответ.
Я, обреченный, жду благословенья.
Слепой, я жажду твой увидеть свет.
Протянется ль твоя десница, боже,
Чтоб тонущего грешника спасти?
Когда персты на раны мне возложишь,
Когда с неверного сведешь пути?
Научит ли твое долготерпенье
Усердью неприлежного меня,
И будет ли твое благоволенье,
Чтобы очистить грешного меня.
Заблудший раб, найду ли я покой
Под милосердною твоею дланью,
Чтоб, грешному, спрямить мне путь кривой,
Забрезжит ли вдали твое сиянье?
Я человек, чья совесть нечиста,
И лишь в тебе надежда очищенья.
Я проклят, и твоя лишь доброта
В меня вселяет веру во спасенье.
Я ныне приобщаюсь тайн святых
И в них ищу, рыдая, утешенье.
Я вижу: в поднятых перстах твоих —
Мне, многогрешному, благословенье,
Лишь ты один способен даровать
Мне, угнетенному, освобожденье
И молвить слово, чтобы ниспослать
Рабу смятенному успокоенье.
Очищен я твоею чистотой.
Твой взгляд — моим страданьям облегченье,
И капля крови, пролитой тобой,
Освобождает душу от мученья.
Без помощи господней кто я есмь?
Мне мощь твоя дарует свет надежды,
Твой мир, смятенному,— мне светоч здесь
Днесь и покуда не смежу я вежды.
И нет в тебе и малой доли тьмы,
Как вне тебя нет ни добра, ни света.
Ты — надо всем, тебе подвластны мы.
Тебе, господь, да будет слава спета.
Аминь!
СЛОВО К БОГУ, ИДУЩЕЕ ИЗ ГЛУБИН СЕРДЦА (Г Л. 39)
I
Подталкиваем дьявольской рукой
И соблазняем леностью привычной,
И я утратил прежний облик свой,
Свое первоначальное обличье.
А если так, то пыне мне пристало
Сказать, в чем грешен, как я прожил век,
Сказать пред миром, что со мною стало,
Нa что, ничтожный, я себя обрек.
II
Себе кажусь я книгою сейчас.
Я — книга воплей, стонов и сомнений,
Похожая на книгу тех видений,
Что Иезекииль узрел в свой час.
Я — город,
Я — дом, где нету очага зимою.
Я — горькая вода, и тех, кто пьет,
Я не способен напоить собою.
Я — сад, который высох и заглох.
Я — поле, тучное травою сорной.
Я — нива, что предуготовал бог,
Но почву дьявол распахал проворно.
Я — древо, потерявшее плоды,
Годящееся только для сожженья.
Я — саженец, засохший без воды,
Светильник, потерявший дар свечснья.
И новые стенанья, плач глухой
Я облекаю в прежние созвучья.
Беспомощен зубовный скрежет мой,
И горек мой позор, и слезы жгучи.
Гнев над моей душой неумолимый,
Над грешной плотью огнь неугасимый.
Печать греха легла мне на чело.
Достоин казни я, творящий зло.
Боль, посланную с неба, на земле
Приемлю я, погрязнувший во зле.
Что ждет меня — заранее известно:
Как кучи плевел, превращусь я в дым.
И возвещает снова глас небесный
О том, что мой недуг — неисцелим.
III
Я каюсь, чтоб меня услышал мир.
И, правда, может, схож я с той блудницей,
О коей у Исайи говорится
Во притче про надменный город Тир.
Но если скорбь блудницы позабытой
Из тьмы времен пророк донес до нас,
Как должен я взывать в свою защиту,
Как должен прозвучать мой скорбный глас?
Мне ведомо,
Пришествие господне
Настанет,
Я дрожу уже сегодня.
И, думая о страшном Судном дне,
Предвижу нескончаемые муки,
И к небесам я простираю руки,
И жду возмездия, и страшно мне.
Что будет — все я знаю наперед.
Но и предвидя все свои страданья,
И зная, что меня в грядущем ждет,
Я все же нерадив на покаянья.
Но в страшный час меня ты не покинь,
О господи, отец наш всемогущий,
Чадолюбивый, добрый, вездесущий,
Прощающий своих сынов.
Аминь!
СЛОВО К БОГУ, ИДУЩЕЕ ИЗ ГЛУБИН СЕРДЦА (ИЗ Г Л. 51)
I
Я, смертный, не обласканный судьбой,
Ужель к себе подобному с мольбой
Мог обращаться, горестно стеная,
Бессилия людей не понимая?
Ужель к тому я обращал моленья,