Поэзия народов СССР IV-XVIII веков
Шрифт:
Кто сам ничтожен силой, речью слаб.
У мыслящих существ искал спасенья
Я, мыслящий, но неразумный раб?
Ужель молил людей, власть предержащих,
Владык, как и дары их преходящих?
Ужели брата я молил родного,
Который сам искал прозренья свет,
Ужели я молил отца земного,
Что сам прощенья ждал на склоне лет?
Ужели мать молил я в тишине?
Ужели ждал от той ответной
Чья нежность и забота обо мне
Оборвались с мгновенной жизнью вместе?
Ужели я молил земных царей,
Не понимая, что цари земные
Способны смертным смерть нести скорей,
Чем блага жизни иль дары иные?
О нет, не к братьям, не к царям земным,
Я обращался лишь к тебе, о боже,
Лишь ты один все можешь дать живым
И после смерти воссоздать нас можешь.
СЛОВО К БОГУ, ИДУЩЕЕ ИЗ ГЛУБИН СЕРДЦА (ИЗ Г Л. 54)
III
Плывет пловец, захлестнутый волнами,
Его пучина бьет, а он плывет.
Покуда взмахивает он руками,
Но силы кончатся его вот-вот.
Бьют волны и бока его, и спину,
Ест соль глаза, а морю нет конца.
Оно в свою соленую пучину
Сейчас затянет бедного пловца.
Пловец плывет, но нет ему спасенья.
Он не уйдет от вздыбленных валов.
Жалчайшее господнее творенье,
Как бедный тот пловец, и я таков.
Мне говорят — понять я не пытаюсь,
Не слышу, хоть мне голос подают.
Трубит архангел — я не пробуждаюсь,
Недвижим я, хотя меня зовут.
Я позабыл все то, что раньше видел,
Черствее становясь день ото дня,
Бесчувственен я к боли, словно идол,
Хоть люди ранить норовят меня.
Мне лестно даже с идолом сравненье.
Я хуже, ибо совесть не чиста.
Презренный и достойный обвиненья
Дерзаю все ж вымаливать прощенье,
Спасенье у спасителя Христа.
СЛОВО К БОГУ, ИДУЩЕЕ ИЗ ГЛУБИН СЕРДЦА (ГЛ. 55)
I
Парил я на крылах души моей,
Над сонмом живших в мире сем от века,
Но, многогрешного, меня грешней
Покуда я не видел человека.
Все это взвесив на весах ума,
Я обратил к себе как прорицанье
Нетленный стих Давидова псалма:
«Со мною кто сравнится в злодеянье?»
Так что ж скажу я своему врагу?
Чье
Я, грешный, лишь себя клеймить могу
Словами беспощадными своими.
И мне, отягощенному виной,
Я верую, даруешь ты прощенье,
Как ныне я прощаю прегрешенья
Всем тем, кто был виновен предо мной.
II
Какие б я моленья возгласил,
Какие б воскурил благоуханья,
Чтоб только ты, о господи, простил
Людей, которых я порочил бранью,
Чтоб осужденного ты оправдал,
Плененному — свободу даровал,
Утешил бы скорбящих, удрученных,
Призрел обманутых и обреченных;
Чтоб скорбных духом ты уврачевал.
Когда добро намерюсь совершать я,
Чтоб ты, великий, мне прибавил сил;
Когда намерюсь произнесть проклятье,
Чтоб ты остановил и вразумил!
Чтобы в моленьях я, страдавший много,
Всем зложелателям своим простил,
Чтоб голос злобы, неугодный богу,
В ожесточенном сердце усмирил;
Чтоб я забыл вчерашние обиды.
Молясь о примиренье всех людей,
И чтоб возрадовался ты, увидев,
Каким я стал по благости твоей.
Вся жизнь — в тебе, лишь ты — бессмертье смертного,
Упорство человека неусердного.
Ты — сила слабого, богатство — скудного,
Ты — мудрость для меня, для безрассудного.
Я как пловец — ненастье, тьма и ветер
Мне ощутить мешают силу зла,
Я словно птица, что попала в сети
И гибели своей не поняла.
Не понял я, что страшен мир двуликий,
Что губит он, соблазнами маня.
Как псалмопевец говорил великий:
«Постигли беззакония меня».
III
Один мудрец назвал в года былые
Смерть без причины явной злом большим,
Хоть он язычник — я согласен с ним:
Мгновенной смертью правят силы злые.
Как скот бессмысленный и бессловеснып,
Мы исчезаем вдруг во мраке бездны,
Не осознав сей жизни пустоту.
Мы умираем — и не ужасаемся,
Мы исчезаем — и не удивляемся,
Мы даже в час последний — не смиряемся,
Отлучены бываем — не терзаемся,
Порокам предаемся — и не каемся,
Соблазнов низких не остерегаемся,
Всему предпочитаем суету.
Смиренный Иов смерть называл покоем.
Я с ним согласен днесь и наперед,
Когда б не зло, содеянное мною,
Что в тайне для меня же сеть плетет.
На свете настоящее — ничтожно,
Грядущее — темно, былое — ложно.
Я хуже всех, моя греховна суть.
В грязи желаний я погряз по горло.