Поэзия народов СССР IV-XVIII веков
Шрифт:
Человек претерпевает свыше сил.
Ведь природа человечья и душа
Тем и разнятся, что видят не одно...
Семя древа искушения в сердца
Сам ты кинул, сотворив людей,— давно.
Ведь посеявший ячменное зерно,
Не надеется пшеницу собирать.
Сам до века ты основу заложил
Темных дел, за кон будешь нас карать.
Если созданы мы только для молитв,—
Для чего ты создал
Много слов для разговора я припас,—
Страха все же ие могу я побороть.
Не могу в своем неверии принять
От подвижников невежественных весть.
Слово разума я только признаю:
Перл — в жемчужных только раковинах есть.
Все ж настаивать на сказанном боюсь:
Где спасенье, коль разгневаешься вдруг?
Вдруг ты твердость непреклонную явишь,
Кто натянет тетиву на твердый лук?
Как же быть во время Страшного суда?
Как мы счеты наши старые сведем?
Коль не вырвешь многогрешный мой язык,
Значит, можно не молчать перед судом?
А лишить меня, создатель, языка
Разве будет справедливо? Нет и нет!
Почему же справедливость соблюдать
Ты даешь твоим творениям завет?
Коль присутствовать изволишь на суде,
Вовсе мыслить я, пожалуй, не смогу.
Коль другому поручишь меня пытать —
Для чего за ним, как дурень, побегу?
Всеблагому и премудрому зачем
Подменять себя другим в отместку мне?
Прикажи меня отправить прямо в ад,—
Пользы нет в пустопорожней болтовне.
Мир загробный не таков, как мир земной:
Там насилие и взятки ни к чему.
На тебя ведь все возложены дела,—
Исполняй же! В чем задержка — не пойму.
Грех не нужен был покорному рабу.—
Ты греху открыл лазейку, боже, сам.
Сам ты дьявола уловкн поощрил,
Проложив ему стезю к людским сердцам.
Нам молиться, правый боже, ты велишь
И паломничество в Мекку совершать:
Не подобен ли охотнику на серп —
Ловишь дичь, когда ей снится благодать?
Сам на серну ты кричишь: «Беги! Беги!»
Сам борзую натравить спешишь тотчас.
Помолиться нам приказываешь ты
И науськиваешь дьявола на нас.
Для извечного, владыка, существа
Непригоже друга стравливать с врагом.
Выгнал злого из обители своей,
Чтобы нас теперь обхаживать кругом.
Я пучиною сомнений поглощен,
То надеждами, то страхами
Рай в уплату за покорность обещав,
Созерцаешь, как меня толкают в ад.
Все обиды от красавиц, боже мой!
Так иль этак, жить приходится, терпя.
Но виновны ли булгарки предо мной?
Нет, всевышний, это козни — от тебя!
Разве смеет возмутиться человек?
Соблазнительниц, одну другой лютей,
В дальнем крае ты разводишь, о господь,
Для того чтобы дурачить нас, людей.
Ты мечту и вожделенье сочетал,
В жилах жажду наслаждения разжег,
Чтобы вовсе истомился человек,
Чтобы места он найти себе не мог.
Кто же, страсти в человеке пробудив,
У существ розовощекой красоты
Покрывало их стыдливости украл
Для бесчестия людского, как не ты?
Ты желудки сделал жадными к еде,
Чтобы рыскать нам за пищей день и ночь,
Всем, что чисто и нечисто, человек
Набивать свою утробищу не прочь.
Члены тела моего — мои враги:
Порываются к прелестницам земным,—
Жадной плотью, поборающей меня,
Я всечасно ненавидим и томим.
Но когда бы эти плотские блага
Не давали наслаждений без числа,
Мне осталось бы слоняться по степям
Терпеливо, наподобие осла.
И зачем угрюмой злобы семена
В человеке ты для роста поместил?
Неужели ради Страшного суда,
Ради мук меня из глины замесил?
Если ты свое подобие творил —
Не игральную костяшку на кону,—
Что ж глумишься над созданием своим?
Для чего еще ты создал сатану?
Много есть еще вопросов у меня,
Но боюсь тебе загадки задавать.
Если, впрочем, бессловесным надо быть,
Ты бы должен был скотом меня создать.
Буду спорить в день последнего суда!
Впрочем, можешь у меня отнять язык,
А не то тебе придется отвечать,
Чтобы я свое невежество постиг.
Прикажи меня поглубже спрятать в ад!
Что за прок с тобою спорить всякий раз?
Ты, когда мы честно молимся тебе;
«Соврати их!» — сатане даешь приказ.
Если сам ты без песчинки на ступнях,
Как ты создал, повторяю, сатану?
Словом, столько в этом деле темноты,
Что рукой на богословие махну.
Если создал ты хороших и дурных,