Поэзия народов СССР XIX – начала XX века

Коллектив авторов

МАРТОВСКАЯ ПАНОРАМА

Опять кто-то синий бредет через бор. Морозу не можется — вывихнул ногу. По сумеркам тенями полнится двор: синеют в окне и струятся к порогу. С межи жаворонок взлетел в облака: нанижет и тут же рассыплет монисто. Но аист поднимет — с его сюртука стекает блистание струй шелковистых. К реке на тележках скользят ручейки. Во льду начинает потрескивать тихо, и ухает глухо в глубинах реки: открыл половодье подводный владыка. У баньки сидит снеговик, на плечо метлу уронил да и сам покривился. На баньку ему б покоситься еще — но угольный глаз по щеке покатился. А юность не знает, куда ей спешить, — нестись бы за каждою облачной стаей! — и ночью, чуть веки успеет смежить, все словно крыла за спиной вырастают…

СЕРАЯ ЛАЧУГА

Чуть вышел над крышею месяц двурогий, присела белесая тень на пороге и дует в дырявую кость, как в дуду, — так горькие грешники стонут в аду… А в темной лачуге мучительно спят: то сводит суставы, то кости болят, закупорил горло задушенный вздох — и

хочется крикнуть, да рот пересох!.. Кто мельницу крутит во тьме чердака? Кто давит рукою на брус потолка, покуда петух не прокличет свой час, не вспыхнет в лачуге оранжевый глаз?… Лишь возле дитяти — порхание птах, звезда — в изголовие, солнце — в ногах.

МОЛИТВА

Пускай не страждет твердь, когда ее топчу, не знает мук цветок, вплетаемый в венок. Пусть чистый ключ от горечи не плачет в глуши ночной! Пусть на земле не будет ни одной души больной и на свету — незрячей!

ГРАНИЦЫ

Не стану отрицать границ меж недоступным и доступным. Но тщусь глухую тьму страниц пронзить познанием минутным. Мой дух, томясь такой тоской, не раз перелетал границы, куда бредущему с клюкой и за сто лет не дотащиться. До этих далей на веку не дохромаешь в мерном шаге — они даются смельчаку внезапно, в огневой отваге. Вам у границ застрять, слепцы! Но ваших выгод не отъемлю в быту, где голый практицизм ногой нащупывает землю. А я пчелою вознесусь над льдом границ — к цветам вселенной. И не беда, коль заблужусь и не вернусь в мой улей бедный.

ВОЗВРАЩЕНЬЕ

Так вот что все исканья означали! — лишь возвращенье, полное печали, к истоку Жизни, к Свету, что извечен, которым огонек моей души засвечен. Так вот в чем заключается познанье: сгорел и сгас — печаль воспоминанья! И совершенства высшая примета — лишь память темноты о миге света.

ФИАЛКА

За космами елей, в полдневной тиши, где моет прозрачный ручей голыши да с овцами дремлет пастух у ракит, — лиловый бесенок на солнце сидит. Он мал и тщедушен, он юн, как весна, и шерсть на хвосте никому не страшна Проказник пришел поиграть на опушку — слегка пощекочет да выпустит мушку. Вдруг, лист прошлогодний взметнув до небес, промчался по лесу взаправдашний бес. «Quos ego!» [4] — воскликнул он, к городу мча, и задал бесенок за ним стрекача: несется по ельнику наискосок, как ветром гонимый лиловый платок. Свалилась лиловая туфелька с пятки. Поднять бы, да где там — летит без оглядки! По той же опушке подпасок идет. «Гляди-ка! — кричит он. — Фиалка цветет!»

4

Я их! (лат.)

МОЙ КОЛОДЕЗЬ

На тихом лугу перед домом колодезь с белеющим дном хоронится в срубе замшелом, в зеленом венке травяном. К нему наклоняется ива всей тенью седой головы, и луч, как паук серебристый, колеблется в сетке листвы. На белой песчаной подушке вздремнула вода. Но тотчас спросонья глядит в поднебесье зрачками расширенных глаз. К ней облако, ветром гонимо, снижается дух перевесть. Ночами же звезд и созвездий в ее колыбели не счесть. А в сумерках, пыльный, сморенный, я тоже гляжу в глубину — со звездами и облаками товарищем влагу тяну. О влага земная! с тоскою к земле, словно сын, припаду, хоть знаю: опять за звездою, за синей звездою уйду.

АУГУСТ БРУКЛЕНАЙС (1891–1918)

ВЕЧЕРОМ

Все наши силы, как паук, Завод высасывает жадно, А грохот, скрежет, гул вокруг — Как в вихре битвы беспощадной. Идут другие нам взамен, А где-то богатеет кто-то, И в затхлом мраке этих стен Все убыстряется работа. Но что за люди у ворот, Как тень дрожащая, мелькают? А грохот ширится, растет, И небо заревом пылает.

₁₉₁₃

ИЗ ЛИТОВСКИХ ПОЭТОВ

ДИОНИЗАС ПОШКА (1757–1830)

ПЕСНЬ МУЖИЧКА

Кудахтаньем зарю встречают куры дружно, А мне за труд пора, в дугу мне гнуться нужно. Дубинкою грозя, кричит приказчик дико: «Что мешкаешь, холоп? Кобылу запряги-ка!» В поту лица пашу землицу спозаранья, Но хлещет плеть меня в награду за старанья. Пути не различить, как поле покидаю, При первых петухах в короткий сон впадаю. Недели круглые кладу на бар труды я, А все ж — свой луг скосил и выжал яровые. Заботы о семье спать не дают ни мигу, Под осень на барже я уплываю в Ригу. Свезли зерно купцы — к ним благосклонно небо, — Я ж — ради господа — прошу кусочек хлеба. Хоть захворал, простыв, но будь покорен игу! Коль повелят, опять плыви с дровами в Ригу. Война ударила. И барин именитый Сказал мне: «Раб, ступай! Отчизна ждет защиты!» В палатах плохо ли сидеть, читая книгу? Связав, меня тотчас препроводили в Ригу. Глотаю горечь слез я с хлебом заедино. День изо дня трудясь, живу я, как скотина. Купаться в золоте панам судьба судила, Меня же, голяка, возьмет не в срок могила. Нет равных меж людьми: то истина святая! Чтут гордых бар, ничем сермяжника считая. Что ж делать нам, пока пребудет смерть отрадой? Надежды не терять, глушить сивуху надо. Всесильный наш господь! Отец земного люда! Неужто мне вовек все будет житься худо? Счастливцам — что ни день светлей, — так неужели Мне будет одному на свете все тяжеле?

_‹1823›

АНТАНАС

СТРАЗДАС (1763–1833)

ВОТ УЖ СНЕГ…

Вот уж снег последний тает, Зелень землю одевает. Ярче солнце заблистало, Вешняя пора настала. Мчится речка перед нами, Громыхает голышами, И ласкает слух повсюду Шум реки простому люду. Вихорь кружится в лесочке, Вьются листья о листочки. Затрещав, валится тяжко Наземь дерево-бедняжка. На горе и у пригорка, За стадами глядя зорко, Дуют в дудочки подпаски, Затевают песни-пляски. Волк на стадо нападает — Псы тревогу поднимают: «Э, э, эй! Дружней, живее На бродягу, на злодея!» И подпаски, скрипки бросив, Гонят волка средь колосьев. «Сгинь! — покрикивают звонко. Насмерть испугал зайчонка!» Лишь Балтрукаса макушку Заприметила кукушка, Песенку она прервала, В чаще сумрачной пропала. Соловей над лугом гладким Кличет Еву свистом сладким: «Эй, пускать овечье стадо На красивый луг не надо!» В пойме травка молодая Гонит стебли, вырастая. В небе, ясном и высоком, Смотрит ястреб жадным оком. Ах, хозяйка зазевалась И — споткнулась, заметалась… «Пособите, люди, — просит, — Ястреб курочку уносит!» А воробышек привычно Вьет гнездо в трубе кирпичной. Отовсюду крошки, зерна Тащит в гнездышко проворно. Любит труд такая птичка! Эта птичка-невеличка Ищет корма непрестанно, Кров себе готовит рьяно. Гей, быки! Зимы не стало! Плуг тащить пора настала! Не жалейте сил в работе, Свечереет — отдохнете!

КИПРИОНАС НЕЗАБИТАУСКИС-ЗАБИТИС(1779–1837)

БУДЕТ ПО-ДРУГОМУ!

Срок придет — настанут перемены в мире: Те, кто предавал нас, кончат век в Сибири, Царские холопы присмиреют в страхе, И полягут вскоре палачи на плахе… Мы клялись пред миром дать свободу Польше, Возвратить ей силу. Гнет немыслим больше! И от сердца к сердцу клич передается: Срок сраженья близок. Ты готов бороться? В наши дни обманом не удержишь власти, Войско — не опора гибнущих династий, И уже сегодня поняли мильоны, Что готовы рухнуть вековые троны. Сбросим в грязь короны, будет труд в почете, Пахарь вольным станет, принцев не найдете! Бывшие магнаты поспешат укрыться Под крылом тирана в северной столице. Новое восстанье власть несет народу, Больше не доверим шляхтичам свободу! Весь народ восстанет, чтоб владеть богатством, Чтобы братство стало настоящим братством! Сколько бы дворяне впредь ни бунтовали, Этот бунт к свободе приведет едва ли… Равенства дворяне не даруют людям, О себе их думы: скоро власть добудем, И места повыше как-нибудь захватим, А потом наденем снова цепь собратьям… День придет: крестьянин завладеет полем, Труженика грабить больше не позволим, Барщина, поборы людям не приснятся, Тяжело придется только тунеядцам. Племена сольются и сотрут границы, Все трудиться станем и трудом кормиться, Ремеслом мы будем и землей богаты, И в чести не будут праздные магнаты. Поровну поделим пастбища и пашни, Армии распустим, войны — день вчерашний. Раз господ не будет, ни к чему и войны, Нет, не литься крови — люди жить достойны, За других мы гибнуть не желаем в схватке! Заведем мы вскоре новые порядки… Ни к чему нам слезы, глаз нам нужен зоркий, Надо помнить мудрость нашей поговорки, Что сухим не выйдешь из болотной жижи, — Нас манила Сена — вот мы и в Париже! Край наш не погибнет, край наш не увянет, Станет он прекрасней, величавей станет! Враг жестокий мыслит: изгнана крамола, Ниц все пали в страхе у его престола. Это заблужденье. Мы уже не дети, Все мы понимаем: правда есть на свете, По-другому будут управляться страны, Не способны править странами тираны… Можете сегодня вы себе представить, Что не царь кровавый — сами будем править? Будущее наше только в нашей воле, Посему — готовьтесь в тайниках подполья, Пожелаем в битве мы себе удачи. Будет по-другому! Будет все иначе!..

_{Между 1834 и 1837}

СИЛЬВЕСТРАС ВАЛЮНАС (1789–1831)

ПЕСНЯ БИРУТЕ

У моря, в Паланге, омытой ветрами, В Паланге, что вырвана с бою врагами, Гора есть Бируте; повсюду по склонам Она сосняком поросла зеленым. В краю этом древнем, отчем наследьи, Пруссы и курши нам были соседи. Прекраснее розы, нежнее руты Жила там когда-то княгиня Бируте. Была та княгиня не царского рода, Вышла она из простого народа, Она жемчуга надевать не желала, Когда по берегу моря гуляла. В холщовой рубахе она ходила, Она полосатую юбку носила, На шею нить янтаря надевала, В желтые косы руту вплетала. Однажды братья ее на рассвете Отправились в море закинуть сети, Сестра несла им обед и в ту пору Встретила князя, спешившего в гору. То князь был Кястутис — добрый властитель, Жемайтов и всей Литвы повелитель. Тогда с тевтонами шел он сразиться, Что вновь угрожали нашей границе. Как солнце, кольчуга его блестела, Он взял с собой меч и лук взял и стрелы. Он был на коне, попоной покрытом. Конь его серый бил землю копытом. Князь, увидав, как Бируте красива, Молвил, сдержать не пытаясь порыва: «Не знаю — девушка ты иль богиня, Но будь моею женою отныне! Я издавна правлю всею округой, Ты станешь княгиней, моей супругой. На месте, где встретились мы с тобою, Тебе я высокий замок построю. Я дать повелю в честь этой минуты Горе, где сошлись мы, имя Бируте. Ты — нежность моя, и любовь, и сила, Ты сердце мое навек полонила». Слыша такое, Бируте младая, От страха дрожа, со стыда сгорая, Вздохнула и долу глаза опустила И голову тихо пред князем склонила. «Князь, не могу я в том не сознаться, Клялась Перкунасу чистой остаться, Но быть по-твоему, — я готова, Пускай твое исполнится слово!» И — слово сдержал, и на этом же месте Построил Кястутис замок невесте, Потом на юной Бируте женился, И Витаутас вскоре на свет явился.