Погадай на дальнюю дорогу

Дробина Анастасия

– Ладно, чаво. Со сватами не гони. Дело твое молодое, еще семь раз перегорит.

– Да чтоб мне... – снова страстно начал Яшка, но Илья оборвал его:

– Молчи. Еще раз говорю – подожди сватать. Жена – не подкова, посреди дороги не сменишь. Подумай вперед, нужна тебе такая баба или нет... и что ты с ней делать будешь. Не клянись, подумай, я тебя за язык не тяну.

– Но и Дашку тогда от меня не гоняй, – упрямо сказал Яшка. – Я ее ничем не обижу.

Илья посмотрел в узкие глаза парня.

– Ну... смотри у меня. Если что – я тебя на краю света найду.

Яшка просиял улыбкой и пулей вылетел за дверь. Илья посмотрел ему вслед, невольно улыбнулся, в который раз подумав: до чего же на отца похож, проклятый...

Тот тоже если в голову чего заберет – оглоблей не выбьешь. Как знать, может, и не останется Дашка вековушей...

Из-за стены слышались веселые голоса, звон гитар, пение, но Илье не хотелось идти к гостям. Он посидел немного на застеленных ковром нарах, глядя на сочащуюся каплями воска свечу, затем прилег. И заснул в темной кухне под доносящееся из зала «Черт с тобой, черт с тобой...».

Проснулся он три часа спустя от шума в сенях: гости уезжали. Была уже глубокая ночь, за окном снова барабанил дождь, свеча давно догорела и погасла. Илья сел, потянулся, поскреб голову. Дождавшись, пока в сенях смолкнет голос Иринки, допевающей отъезжую, встал и пошел к двери. В глубине души он рассчитывал, что Настя уже легла спать.

Зря надеялся: из-под двери комнаты пробивалась полоска света. Более того – оттуда слышались звуки скрипки, из чего Илья заключил, что Гришка тоже не спит. «Понарожал на свою голову, – сердито подумал он, стоя под дверью, – ни днем ни ночью покоя нет». С минуту Илья медлил, раздумывая – не смыться ли еще куда-нибудь? – но дверь вдруг открылась, и мимо, не заметив отца в темноте, прошли Дашка и Гришка. Дашка, к удивлению Ильи, о чем-то оживленно говорила брату, тот кивал. Подождав, пока дети свернут на лестницу, Илья вошел в комнату.

Настя сидела у окна, вынимая из волос шпильки. Рядом на столе горела свеча, освещая черное оконное стекло, в которое Настя смотрелась как в зеркало.

– Илья? – спросила она в окно.

– Угу. – Он вошел, сел на пол у стены.

– Где тебя носило? Мы тебя ждали-ждали... Грачевский приезжал с друзьями, все тебя с Варькой помнят, так хотели послушать... Вон, до полвторого уезжать не хотели, все думали – ты вернешься.

– До большой чести, значит, дожил, – фыркнул Илья. – Такие большие господа до ночи дожидаются.

– Что ж тут плохого? – пожала плечами Настя. – Я тебя семнадцать лет слушаю – и то иногда мороз продирает, а уж гаджэ...

– Скажи лучше, чего детям не спится.

– Ой, а Дашка тебе не говорила? – Настя быстро обернулась, и Илья увидел улыбку на ее лице. – Они с Гришкой новый романс учат – «Расставаясь, она говорила», он только-только в моду входит. Гришка на скрипке старается, а Дашка – партию первую...

– А вторую кто? – спросил Илья, чувствуя невольную обиду на дочь: Дашка не обмолвилась ему об этом ни словом.

– Там второй не надо, одним голосом хорошо. Митро говорит, что если у них хорошо пойдет, то уже можно будет на той неделе их в ресторане с этим выпускать. Вот я не я буду, если Дашка первой певицей не станет! А без Гришки уже сейчас в хоре не обходятся!

В голосе Насти слышалась такая гордость, что Илья проглотил очередную насмешку. Что ж... Хочет она, чтоб из детей артисты получились, – пусть. Тоже хлеба кусок. Он сам уже давно смирился с тем, что кофаря из Гришки не выйдет. А для Дашки это и вовсе лучшая дорога. Подумав о дочери, Илья вдруг вспомнил о сегодняшнем разговоре с сыном Митро.

– Ты знаешь, что твоя дочь удумала? Захожу сегодня в кухню, смотрю... мать-заступница и все угодники...

Выслушав рассказ мужа, Настя кивнула:

– Да, я знаю. У них с Яшкой это давно, еще с весны. Он, кажется, сватать ее собирается.

– Ах, вот что! – свирепо сказал Илья. – Опять все всё знают, только отец родной ни сном ни духом... Не отдам!

– Почему?

– Не отдам, и все!

Насупившись, Илья поднялся, прошелся по комнате, остановился

у стены. Про себя он знал, что отдаст, конечно, отдаст. И не только за сына Митро – за черта отдал бы, если бы Дашка сама того захотела. Но вот только в голове никак не укладывалось, что его девочка, которую он рассчитывал всю жизнь продержать при себе... вдруг выйдет замуж. А ведь он, отец, уже давно смирился с тем, что никому она не понадобится, что останется с ними... И вдруг какой-то Яшка, пусть даже и сын Митро... А, не дай бог, обижать ее будет? А шляться начнет от слепой жены? А бросит в конце концов с выводком ребятни? Он, Илья, конечно, его тогда на лоскутья порвет, но Дашке-то от этого лучше не станет. Будет плакать да мучиться всю жизнь, как... как вот Настька. Тоже на свою голову с кобелем связалась. Да еще знала бы, чем он сейчас занимается, с кем ей изменяет на этот раз... Глядя в темную стену, Илья подумал о том, что, если его дела с Маргиткой вылезут наружу, Настька точно от него уйдет. И не помогут ни годы, прожитые вместе, ни взрослые дети, ни прошлая любовь.

Внезапно Илья почувствовал, что жена стоит у него за спиной.

– Настя, что ты? – Ему вдруг стало страшно. И бросило в холодный пот, когда Настя тихо, осторожно сказала, чуть касаясь его плеча:

– Илья, я поговорить с тобой хотела.

– О чем? – хрипло спросил он, понимая – надо бы повернуться к ней. Но ноги словно прилипли к полу.

– Понимаешь, дочка Митро... Маргитка...

Все, подумал Илья, упрямо глядя в стену. Все. На что надеялся, старый мерин? Что не узнает никто, не пронюхает? Наверняка цыганки, ведьмы, дознались, проследили как-нибудь за девчонкой, когда она, одурев от радости, неслась к нему на кладбище. И, конечно, тут же доложили Насте. Мысли поскакали в разные стороны, как перепуганные лошади. Что делать теперь, господи? Отпираться? Клясться всеми святыми, что чертовы бабы врут, валить все на девчонку? Тьфу, позор какой!.. Да еще перед кем – перед Настькой, которая его как облупленного знает, которой он и врать-то не мог никогда...

– Что – Маргитка? – нашел в себе силы спросить Илья, но сам не узнал своего голоса. Поднять глаза так и не удалось, и голос жены донесся до него, как сквозь перину.

– Гришка просил меня... Он хочет Маргитку за себя взять, просил, чтоб я с тобой поговорила. Да что с тобой?

– Ничего, – едва сумел выговорить он. Так вот что... Гришка... Гришка... Гришка!

– Что с тобой, Илья? – уже чуть испуганно переспросила Настя, глядя в изменившееся лицо мужа.

Чувствуя, как понемногу отпускает сжавшая горло судорога, Илья подумал: слава богу, что от свечи света почти нету, а то руки дрожат, как будто кур воровал. Да-а-а... Ну и шутки у господа бога, однако. Испуг прошел, и вместо него накатила беспричинная душная злость – на себя, на Настю, на этого сопляка Гришку, на вертихвостку Маргитку, которая уже успела и парню голову задурить между делом. Дэвла, поубивать бы их всех и... и уехать в табор! К своим! К Варьке! Надоело все к чертям!

– Сватать, значит, хочет? Ну, так вот что я тебе скажу. В своей семье пока я хозяин! Насчет Дашки с Яшкой – поглядим, еще неизвестно, захочет Митро слепую невестку или нет. А Маргитку я в дом не возьму, хоть сдохните! Не возьму, и все!

– Почему? – шепотом спросила Настя.

Илья видел, что она и в самом деле сильно удивлена, но это лишь подхлестнуло его.

– Почему?! А тебе тут про нее ничего не рассказывали? Девке семнадцать всего, а она целыми днями одна по Москве хвост задравши бегает! Ни отец, ни мать ничего поделать с ней не могут! И не ты ли мне рассказывала, что она Митро в грош не ставит? Отца не слушает, так неужели мужа будет? И ты подумай немного головой своей бабьей. Совсем рехнулась – за сына потаскуху сватать? Послушай, что про нее говорят! Погляди на нее! Хочешь, чтобы Гришка через неделю и свою жизнь, и нас с тобой проклял?