Погасить Черное Пламя
Шрифт:
Глиргвай облизала ложку. Костерок чуть потрескивал, на углях парил котелок с чаем, а живот уютно молчал. Жизнь была прекрасна. Тени, прячущиеся по углам их убежища, меньше всего могли смутить эльфку, прожившую в пещере большую часть жизни.
– Здорово, Кулумит, очень вкусно, – сказала Глиргвай.
– Да ничего… Еще хочешь? – ответил тот.
Девушка отрицательно помотала головой.
– А ты почему ничего не ешь, Зиг? – спросила она.
– Припасов у нас не так много. А я ночью схожу поохочусь, если сильно
Кулумит побледнел. Эльфка с любопытством посмотрела на Загфрида. Кто-то из партизан сказал ей, что он оборотень. Но подумать о практическом значении этой особенности ее нового соратника Глиргвай еще не успела.
– А можно спросить? – произнесла она, колеблясь.
Возможно, вопрос, который она вертелся у нее на языке, считался у оборотней неприличным или оскорбительным.
– Попробуй, – кивнул Зигфрид.
– Каким зверем ты становишься?
В глазах оборотня метнулись шальные искры.
– Я превращаюсь в большого ласкового кота, – мягко, нараспев ответил он.
Кулумит поперхнулся и чуть не выронил ложку. Глиргвай поняла, что Зигфрид с ней заигрывает. От неожиданности она растерялась. Оборотень был хорошо сложен, остроумен и решителен. Пожалуй, Зигфрид нравился эльфке. Но у Глиргвай сейчас не хватало душевных сил желать кого бы то ни было.
Неловкую паузу разрушил Кулумит.
– Он становится рысью, только с длинным хвостом, – сказал рыжий эльф.
Кулумит желал поскорее положить конец этому неприятному для него разговору. Он видел Зигфрида в звериной ипостаси. Ему хотелось бы забыть об этом, но он не мог.
– И когда я его видел, он был совсем неласков, – заключил рыжий эльф.
Оборотень совершенно по-кошачьи фыркнул от удовольствия.
– На нашем языке эта рысь с длинным хвостом называется Tatzel, – пояснил он.
Глиргвай воспользовалась передышкой и сообразила, как можно отыграть ситуацию.
– Мне всегда нравились рыси, – с задумчивой мечтательностью в голосе произнесла девушка.
Зигфрид посмотрел на Глиргвай – спокойно и очень внимательно. Эльфка мягко улыбнулась ему. Она чувствовала, что он ждет телепатеммы, какого-нибудь знака… «Не так быстро», передала Глиргвай. – «Скоро только кошки родятся». Оборотень засмеялся – беззвучно, только плечи затряслись. Он чуть кивнул, в знак того, что понял и не возражает.
– Мне кажется, или к нам кто-то идет? – озабоченно спросил Кулумит, которому все происходящее жутко не нравилось. Он симпатизировал Глиргвай – без всякой личной заинтересованности, как младшей сестренке – и совсем не хотел, чтобы она сошлась с этим чудовищем в облике человека.
Оборотень перевел взгляд на выход из пещеры.
– Да, – сказал он. – Я чую. Они скоро будут здесь.
Глиргвай посерьезнела, отложила пустую миску и подтянула к себе лук.
Зигфрид прищурился.
– Сделаем так, – сказал он негромко.
Рингрин приземлился на снег. Захрустел наст, ломаясь. Вокруг по-прежнему было темно, но это
– Лайтонд? – спросил он неуверенно.
– Я здесь, – откликнулся друг.
Сугроб рядом с Рингрином зашевелился, и из него выбрался Лайтонд. Теперь предстояло найти остальных партизан. «Если их уже не нашел мандреченский патруль», подумал Рингрин. У принца неприятно кольнуло в бок от этой мысли.
– Где же наши, – пробормотал Рингрин, осматриваясь.
Ментально просканировать местность он не мог, это выходило за границы его возможностей как мага. Среди темных эльфов редко рождались сильные волшебники.
– Ты нашел что-нибудь, Лайтонд?
– Да, тут чей-то труп.
– Козни Илу, – выдохнул принц.
– Да это не из наших. Он старый, под снегом.
Рингрин облегченно вздохнул.
– А, вот они где, – сказал Лайтонд и уверенно двинулся вперед.
– Ты же говорил, что не видишь в темноте, – пробормотал Рингрин, следуя за ним.
– Честно говоря, магу седьмого класса глаза не нужны, – признался друг. – Мне просто не хотелось прыгать неизвестно куда на ночь глядя.
Первым, что увидел Лайтонд, когда вошел в пещеру, был прищуренный глаз Глиргвай и раздвоенный наконечник стрелы, нацеленной ему прямо в лицо. Жизнь в воспитательном лагере формирует железные рефлексы. Верховный маг Фейре тут же поднял руки. Рингрин тоже, однако пробормотал:
– Глира, ты что, это же мы.
– Но Зигфрид сказал, что… – произнесла эльфка, удивленная не меньше их, и опустила лук.
– Я чуял, что кто-то идет, но не знал, кто, – оправдываясь, пояснил оборотень.
Однако в глазах его плясало темное пламя. Рингрин понял, что химмельриттер ничего не забыл.
Ни стрел, торчащих из спины друга.
Ни душераздираздирающего крика своего начальника – «Беги!»
Ни рева умиращих гросайдечей.
Глиргвай покосилась на Зигфрида. Эльфка не знала, что сидит рядом с бывшим химмельриттером, в суматохе отъезда никто не рассказал ей об этом. Но Глиргвай, уже начавшая немного разбираться в его характере, тоже подозревала, что он устроил эту штуку нарочно. «Такой уж юмор у оборотня – незатейливый, как коровьи лепешки», решила она.
У темных эльфов не принято шумное выражение чувств.
– На тебя можно оставить отряд, как я посмотрю, – сказал Рингрин Зигфриду. – Когда все кончится, пойдешь к нам? Я тебе отряд дам. Бойцов много, а командовать теперь некому.
– Если все пройдет как надо, – ответил оборотень. – Тебе больше не придется партизанить. Но за предложение благодарю.
Кулумит сказал новоприбывшим:
– Доставайте миски.
Лайтонда не надо было просить дважды. Стряпня рыжего эльфа по вкусу отличалась от лагерной еды так же, как бланманже от кухонной замазки. Но прежде чем запустить ложку в аппетитно пахнущую картошку с тушенкой, Верховный маг Фейре вычаровал магический шар и попросил: