Погаснет жизнь, но я останусь: Собрание сочинений

Глинка Глеб Александрович

У САМОВАРА

Надежд сомнителен приют. «Надежды юношей питают, Отраду старцам подают», Но все же постепенно тают. И, наконец, на склоне дней Вдруг понимает человече Тщету надежд, тщету идей… «Иных уж нет, а те далече», В очках и при карандаше, Пред выкипевшим самоваром, Он размышляет о душе, О временах, прошедших даром: Подобно самовару дух, Быть может, так же выкипает?.. Ну

что же, не ругайтесь вслух, Ведь в жизни всякое бывает.

К РАСЧЕТУ

Опустел наш российский Парнас: Нет Одарченки, нет Иванова И Ахматовой нету у нас. Хоть бы Сирина встретить живого. Что ж, пожили, пора, не беда. Вот пройдет лет пяток или годик – И меня увезет навсегда «Пароход, пароход, пароходик». Потухают талантов огни, Удивляешься, вылупив зенки: Остаются на свете одни Евтушенские и Вознесенки.

СОБА

Соба одна, соба без «ка». Какая же она? Поверхностна иль глубока И в чем отражена? Кой-кто умеет с нею пить, Топя тоску в вине. Тут он не прочь поговорить С собой наедине. Себя без толку не тревожь, Доволен будь собой, А если не доволен, что ж, Соба дана судьбой. Ведь торговать собой – позор, Собой гордятся все. Соба не вымысел, не вздор Во всей ее красе. Лишь с удивлением большим И как бы с похвалой Мы почему-то говорим: Покончил он с собой.

ДОХОДЯГА

Эмфизема души У меня от стихов. Хоть пиши, не пиши — Всё ж не будешь здоров. Я лечиться готов Социальной стряпней, Низверженьем основ И Вьетнамской войной. Но вредны облака, И нельзя ехать в глушь. Невозможна пока Ампутация душ. Страшен ночи покров. Плачет Муза в углу. Мир без звуков и снов Безнадежен и глух. Вдохновенья порыв Отгоняю я прочь. Мне лишь атомный взрыв Мог бы как-то помочь.

БЕСПЕЧНОСТЬ

Пароходик в море Говорит: «Я плаваю», С ним поэт не спорит, Гонится за славою. Пароходик душат, Топят волны мрачные; А поэт на суше Рвет оковы брачные. Пароходик черти Заберут без почестей. Лишь поэт бессмертен В гениальном творчестве. Жребий слишком строг был, Пароходик в тлении. Он воскреснуть мог бы Вновь, в стихотворении. Но поэт беспечно Запил на три годика И ему, конечно, Не до пароходика.

ПОГИБЕЛЬ

Всерьез

повесился поэт, Никчемный одиночка, «Не говорит ни да, ни нет», Прошли его денечки. Чтоб добровольно в петлю лезть, Причин особых нету. Не слишком, очевидно, здесь Легко жилось поэту. Раздумья черного туман Его опутал вроде… Опять же горе от ума, Хоть при другой погоде. Ему такое не с руки, Крепыш был, не калека. Ведь не иначе, как стишки Сгубили человека.

ПАТРИОТЫ

Повело кота на крышу, Я его стенанья слышу. Рваны уши, хвост трубой, Рвется кот в последний бой. Горки Сивку укатали. Для меня ли, для кота ли Не житуха, а страда В наши зрелые года. У меня хоть целы уши, Ободрали только душу. Всё ж встаю во весь свой рост: Дыбом шерсть, пружинит хвост. Кот и я — не пацифисты, Духом смелы, сердцем чисты. Не теряем мы лица, Будем биться до конца. Чтоб, как в смертной лихорадке, В роковой последней схватке, Скаля судорожно пасть, На родную крышу пасть.

ТЬМА

Тщеславие вотще, Без крыл вотще паренье. Как мошка на свече, Сгорает вдохновенье. Струится легкий чад От фитиля к окошку, А за окошком сад И ночь… И снова мошка. И снова тот же бред Мою терзает лиру. Потушим лучше свет: Пусть ночь войдет в квартиру.

ОСВОБОЖДЕНИЕ

Я вырвался из плена, Как ветер на простор. Теперь мне по колено Вершины снежных гор. Воспоминанья тают, Все горести забыл. Не чуя ног, летаю, Парю, не зная крыл. Так празднично и ярко, Нет никаких забот; Устои все насмарку, Навыворот, вразброд. Лишь где-то еле-еле Сомненье: странный свет?.. Такого в самом деле В земной юдоли нет.

РАЗВЯЗКА

Сомнениями мучим, По мере сил живет В рассеянии сущий Безродный патриот. Со славой иль без славы, Признанье ль, ремесло?.. Лихой казачьей лавой Былое унесло. В Нью-Йорке и в Париже Ловчился, торговал. Умишком не обижен, Хоть языка не знал. Прошел наметом, рысью Через чужой удел. И вот пропал, накрылся… Знать, срок ему приспел.