Погонщик волов
Шрифт:
— Да, чтоб не забыть, — говорит булочник, — мне нужна сосновая лучина и два голика.
Лопе с гордостью принимает заказ. Дома на кухне варится картошка. Крышка подпрыгивает и дребезжит. Никого нет. Мать стирает в прачечной. Труда опять где-нибудь играет.
Лопе сливает воду с картошки, ставит на огонь капустные кочерыжки, снимает воскресные штаны и, связав три веника, прячет их за печку.
Блемска прослыл дьявольским забойщиком.
— Если он и дальше будет так вкалывать, лежать
Но Блемска на это отвечал:
— Пока работаешь в ваших чертовых норах, все едино приходится лежать на спине. — И его большие белые зубы сверкали в тусклом свете, словно принесенный сверху остаток солнечного света.
Свое упорство Блемска добыл на полях его милости. Единственный свой урожай с этих полей.
— Чего ради я буду лентяйничать? — спрашивал он. — У меня как-никак дети есть. А если хозяин шахты благодаря мне набивает карман, то это не только моя вина. Беда в том, что среди нас ошивается слишком много волков с голубиными хвостами. Они разевают на нас пасть, показывают зубы, а заодно высиживают вонючие яйца.
Блемска много чего знает. Кто его о чем ни спроси, он всегда найдет ответ. И в профсоюзе его слово тоже имеет вес. Но шахтеры, состоящие в местном социал-демократическом ферейне, его недолюбливают.
— Он родился на свет левой ногой вперед, — говорят они.
Но Блемска хорошо знает, чего он хочет. Его Фриц вот уже второй год учится в городе на слесаря.
— Пусть всякие фон-бароны отыскивают себе в другом месте погонщиков для своих волов. Я им товар поставлять не буду, — так говорит Блемска.
Марта Блемска тоже поступила в городе в няньки.
— Пусть даже дети пока ничего не зарабатывают, начнут же они когда-нибудь зарабатывать. Мои кости согнулись на службе господину высокородному кобелю. Согнуть кости моих детей я ему не дам. Вы меня знаете.
Фрау Блемска все еще прихварывает. В свое время Блемска углядел ее как «живые мощи» в женской бригаде и женился на ней.
— Но сколько я ее ни раскармливал, все без толку. Она только тогда и отращивала брюхо, когда ждала ребенка. Трое у нее, правда, сразу померли, когда увидели, что от этой матери много не получишь.
Младшенькая, Марта, совсем ее высосала. С тех пор у Минны в глазах поселилась вечная грусть, а передник ее часто бывает мокрым от слез.
— Живет она у самой воды, вот и приходится мне время от времени подсыпать вагонетку сухого шлака.
Да, Блемска частенько выполняет роль шлака. Но и в его деревянных башмаках есть одно местечко, где уже завелся жучок-древоточец.
Господин фон Рендсбург, владелец имения, и господин барон фон Рендсбург, владелец шахты, — двоюродные братья.
— Боюсь, ты принял к себе на шахту человека, который уже перепортил мне все стадо. Ну что ж, желаю радоваться. Тебе, может, так и нужно: держать динамит в твоей дыре?
Господин барон
— В последнее время мы приняли кой-каких новичков. До меня доходят, к примеру, разговоры о некоем не то Бемске, не то Бремске. Говорят, он с радикальными завихрениями? Присмотрите за ним как следует.
— Хороший работник, — докладывает директору оберштейгер, — за двоих тянет.
— Коли так, дружище, держите его. Но если вы заметите что-нибудь противоположное… я хочу сказать, камрад, вы и сами знаете, какую искру еще можно затоптать, а какую уже нет.
Снег тает, с появлением первых червяков заводят свою первую песню дрозды. Повсюду лужи и журчащие ручейки. Набухает маленькая деревенская речушка, вода в ней поднимается, заливает луга, угрожающе подступает к полям, где посеяны озимые.
Управляющий наряжает Лопе на очистку канав. Лопе берет с собой лопату и скребок. Кроме того, он берет завернутые в платок Библию, Псалтырь и Катехизис. Во время работы ему придется часа на два отлучиться — сходить на урок к пастору.
Лопе вонзает лопату в переливистую струю. Он достает со дна жидкую грязь и перебрасывает ее через край канавы. Раскрытый Катехизис лежит среди первых зеленых побегов. Ветер шелестит его листами. Лопе кладет камушек между раскрытыми страницами.
«Просьба четвертая: хлеб наш насущный даждь нам днесь. Что сие означает? Ведь господь и без нашей просьбы дает хлеб насущный также и злым людям, в своей же молитве мы просим его о том, чтобы он дал нам это узнать и чтобы мы с благодарностью приняли хлеб наш насущный из его рук. А что означает насущный хлеб?»
Лопе приходится сперва посмотреть в книге, что сие означает. Господи ты боже мой, никак он не может запомнить это место. И снова он выуживает и выгребает ил, и снова, пузырясь и чавкая, ил стекает с его лопаты.
«Все, что удовлетворяет потребности нашего тела, как-то: пища, питье, платье, обувь, жилище, двор, пашня, скот, деньги, имущество, благочестивый супруг, благочестивые и милосердные правители…» Лопе запинается. Разве у него благочестивые правители? Его милость ходит в церковь, а каждому конфирманту он подарил по Псалтыри. Стало быть, его, пожалуй, можно назвать благочестивым правителем. Лопе стоит, поставив ногу на лопату, и размышляет. Мимо проходит смотритель Бремме. Он кричит:
— Ты что, дожидаешься, пока вода затопит поле?
И Лопе усердно налегает на лопату.
Пятая просьба звучит так: «И прости нам грехи наши, как мы прощаем должникам своим. Что сие означает? В этой молитве мы просим бога, чтобы не помянул нам грехи наши и не отверг нашу просьбу ради них. Ибо мы не достойны того, что просим, и не заслужили…»
«Шлеп!» — круглый камень шлепается в кучу ила и забрызгивает грязью страницы Катехизиса. Лопе глядит на дорогу.
— Фердик Огнетушитель! Фердик Огнетушитель!