Погонщик волов
Шрифт:
Лопе подробно описывает сцену с участием обоих господских сыновей. Гумприх задает встречный вопрос.
— А где же ты в это время стоял?
— Я… я стоял у колодца, потому что хотел принести ведро воды.
— Это правда? Ну, смотри, щенок, если ты врешь…
— Конечно, правда, — врет Лопе, а сам глядит на мать.
Мать прикусывает губу. Лопе, можно сказать, перебирается по сплавным бревнам через пруд. Его все время подстерегает опасность ступить мимо. Вот секундой раньше скользкое бревно чуть не выскользнуло
— Тогда-то все и случилось, бумажник вылетел у него из кармана, а он ничего не заметил, потому что был пьян встельку.
— И ты это все так точно видел?
— Да уж на что точней.
Мать дергается. Жандарм останавливает ее жестом.
— Подождите, подождите! До вас тоже дойдет очередь. Итак, когда же ты его взял?
— Сразу после того, как Ариберт уехал, я подбежал и схватил бумажник.
— А ведра? Ты же, помнится, вышел по воду, стало быть, ты имел при себе ведро либо какую-нибудь бадейку?
— Ах да, ведра… Ведра я взял, когда…
— А вчера вечером ты был одет, как сегодня? — перебивает его Гумприх.
— Точно.
— Значит, что же ты говорил про ведра?
— Про ведра?.. Ну, когда я взял бумажник…
— Кстати, куда ты его спрятал? Не в руках же ты его унес.
— В карман пиджака. — И Лопе указывает на свою грудь.
— В карман? В какой карман? Ты сегодня вроде одет, точно как вчера.
— Нет, нет, это я нечаянно сказал… Я его сунул под рубашку.
— Под рубашку? — И Гумприх искоса бросает на Лопе недоверчивый взгляд.
Мать хочет пройти в спальню. Ее крепкое тело содрогается от рыданий.
— Куда это вы собрались, фрау Кляйнерман? — иронически любопытствует Гумприх и, растопырив руки, преграждает ей путь. — Теперь ваша очередь говорить.
— Я как раз и собираюсь, — отвечает мать решительным голосом. — Я просто хочу сперва поглядеть, из какого окна мальчишка все это видел.
— Значит, он рассказал неправду?
— П-п-правду с-самую н-настоящую. — Отец вскочил с лежанки и, пошатываясь, движется на Гумприха. — Беда мне с этим подзаборником, да и только. Это у него не от меня, господин вахмистр, наверняка не от меня. Все потому, что он приблу…
— Господи, — взвивается мать, — вот расшумелся! Ступай лучше в чулан да проспись.
Но на сей раз отец выходит из повиновения.
— Честь имею, господин вахмистр, только это такая сатана в юбке, у ней прямо на языке колючки, но уж насчет спереть, насчет спереть — этого быть не может. Это все гаденыш, это все он, не я его делал, господин вахмистр, честь имею, не я.
Гумприх шарит в заднем кармане, достает наконец оттуда кошелек, из кошелька — одну марку и
— Не в службу, а в дружбу, Кляйнерман, принесите-ка нам с вами чего-нибудь выпить. Может, после водки мы скорей до чего-нибудь договоримся.
Отец тупо глядит на бумажку в своей руке, потом, качаясь, бредет к двери. Крепко-накрепко уцепившись за косяк, он еще раз оборачивается:
— Только уж придется вам подождать, господин капрал.
На кухне — тишина. В воздухе — чад от подгоревшей картошки.
— Так правду он рассказал или нет? — повторяет Гумприх, обратясь к матери.
— Конечно, неправду, он следил за мной, когда я это делала.
— Из какого же окна он за вами следил?
Мать подводит жандарма к правому из окон, выходящих во двор. Лопе что-то смекает про себя. К вопросу о пиджаке он был не готов, но когда отец заступился за мать, Лопе не мог признаться, что это был не он. Потому что мать могут засадить в тюрьму, как Ханско, сына Тины Ягодницы. Лопе уже почти одолел пруд со сплавными бревнами, но тут оказалось, что за прудом его поджидает топкое болото, через которое не перейти.
Жандарм Гумприх смотрит в окно, сперва в закрытое, потом в открытое. Мать продолжает его убеждать.
— Ну что ж, парень вполне мог наблюдать все это из окна, — гудит себе под нос жандарм. И вдруг набрасывается на Лопе, словно мясникова собака: — А теперь, дружочек, изволь говорить правду. Ты, никак, провести меня вздумал? Тогда я тебе покажу, тогда ты у меня узнаешь, где раки зимуют.
— Да, — говорит Лопе, дрожа всем телом.
— А я повторяю, что он врет! — надсаживается мать.
— Ты, сопляк, чего добиваешься? Думаешь, раз у тебя молоко на губах не обсохло, так на тебя и управы нет? Нет, ты хоть и мал, а продувная бестия, как я вижу… Вот угодишь в исправительную колонию…
Слезы.
— Да, да, да, господин жандарм, я и хочу, чтобы меня наказали. Я знаю, что человека положено наказывать, если он…
Жандарм Гумприх возится со своей фуражкой, приподнимает ее, утирает пот.
— Я отказываюсь что-либо понимать. Значит, вы оба замешаны.
— Да вы, никак, рехнулись, Гумприх? Что же, я, по-вашему, подбивала мальчишку на воровство? — резко перебивает мать.
Гумприх снова подходит к окну. Под окном уже собралась изрядная толпа любопытных.
— Вы чего тут столпились, вам что, больше делать нечего? — рявкает Гумприх. Потом, обращаясь к Пауле Венскату, командует: — Сбегай за ночным сторожем, да чтобы одна нога здесь, а другая там.
Пауле резво берет с места.
А жандарм снова поворачивается к Лопе и к матери. Задает вопросы про остальных детей. Мать отвечает, злобно фыркая. Девочки начинают плакать. Элизабет прячет голову под материнским передником. Жандарм непонятно зачем начинает допрашивать Труду. Ее срывающийся голосок тонет в потоке слез.