Погоня за мечтой
Шрифт:
Наши показания аккуратно записывались, складывались в папочку и запирались в сейф. Меня не покидало чувство, что все следствие по делу Льва так и останется в нем. Убийцу не найдут, да и не будут искать, папочка же подрастет в размерах, пропылится положенный срок и уйдет в архив.
Но свое мнение я предпочитала держать при себе и всячески старалась демонстрировать лояльность как полицейским, так и Нечаеву. Может они и по разную сторону баррикад, но я-то уж точно ни к одной стороне не принадлежу. Мне «посчастливилось» оказаться между ними, а посему, как неустанно
В свободное от лицедейства время я занималась приготовлениями к похоронам. В перерывах между полицией, визитами Нечаева и Заречного, я кружилась по городу, организовывая прощание с мужем. Десятки незнакомых людей абсолютно безразличных к моему горю выражали соболезнования лично и по телефону, я принимала их, дежурно благодарила за участие. Отвечала на звонки, получала цветы, позволяла целовать свои руки, щеки, и все слушала эти нескончаемые скорбные, формальные речи…
И, казалось, ничто из происходящего не трогает меня. Будто бы неведомый добряк вколол мне изрядную дозу обезболивающего. Я осознавала все, но перестала что-либо чувствовать. Мне нравилось это состояние полнейшего эмоционального отупения. И пусть где-то на окраине сознания билась мысль о том, что рано или поздно горе, обида, раскаянье накроют с головой. Я лишь смела надеяться, что случиться это не скоро.
Так прошло несколько дней, и настал момент прощания. Я помню этот день очень плохо, лишь урывками. Иногда казалось, что меня там и не было вовсе. Словно кто-то другой рассказал о том, как все было, и чужой рассказ врезался в память, оставив смазанное впечатление.
Проститься со Львом пришли многие. «Лучшие» люди города читали по бумажкам или на память скорбные речи, жонглировали красивыми и пустыми фразами. Среди них были и Нечаев с Заречным. Оба воздержались от прощального слова и явно старались не показываться мне на глаза, однако я постоянно ощущала прикованные в себе взгляды. Впрочем, вниманием в этот день я была награждена едва ли не больше Льва. Ведь вдова погибшего при странных обстоятельствах богача – чудный объект для сплетен.
День, наконец, подошел к концу. Илья, заметив, что мы с Ленкой собираемся уходить, вызвался подвести, и мы уехали втроем. По дороге никто не проронил и слова, но молчание не давило. Каждый настолько погрузился в свои мысли, что перестал замечать чужое присутствие. Припарковавшись во дворе дома, он заглушил мотор и, посмотрев на меня, сказал:
– Прогуляемся?
– Ариночка, я подожду тебя дома, – тут же заявила Ленка и, не дожидаясь ответа, выпорхнула из машины. Мы же с Нечаевым пошли в парк.
– Ты все очень хорошо организовала.
– Спасибо.
– Ему бы понравилось.
– Надеюсь, это так.
Повисла неловкая пауза, и мы не знали, как ее нарушить. Илья нервничал, и это было так непривычно, что я растерялась. Хотелось уйти, но все же, я понимала, возможно, сейчас мой единственный шанс узнать столь необходимую информацию. Посему я кашлянула и робко начала:
– Я звонила его родителям.
– Напрасно тратила время, – горько усмехнулся Илья. – Лев умер для них много лет назад
– Он был их сыном, они имеют право знать.
– Что за детские бредни, Арина? – резко вскинул голову Нечаев и в глазах его плескалась ярость. –Примирение, воссоединение, всеобщее благоденствие… Как ты умудряешься верить в это?! Тебе ли не знать, что все это сказки?! Ничего не стоящие сказки!
Я отвернулась, не желая отвечать. Другой реакции на свой поступок я и не ждала. Я считала себя обязанной оповестить семью Коган о трагедии и сделала это. И да, пусть это иллюзия, но мне хотелось, чтобы смерть примирила разбитую семью.
– Семнадцать лет назад отец Льва вышвырнул из дома собственного сына, – спустя некоторое время заговорил Илья. – В тот день, он сказал, что сын его умер и Льва он не знает. Он лишил его наследства и финансирования, запретил членам семьи даже произносить его имя. Ни его мать, ни сестра не посмели перечить. И все семнадцать лет они не нарушали запрет.
Илья рассказывал историю мужа тихим надтреснутым голосом. Присев на скамейку под цветущим каштаном, я внимательно слушала его, надеясь узнать о той части жизни Льва, что всегда была закрыта для меня.
– Все семнадцать лет Лев пытался доказать отцу и самому себе, что он достоин своей семьи. Достоин их прощения. Но все его усилия так и остались тщетными.
– Никто не заслуживает такой кары, – едва слышно произнесла я.
– Мы все заслуживаем то, что имеем. Значит и Коган старший заслужил такого сына, как Лев.
Я прикрыла глаза, не желая соглашаться, но оставила свое мнение при себе, предпочтя выслушать Нечаева. Он же со взглядом, обращенным в пустоту, продолжал говорить:
– Знаешь, ведь Лев действительно верил, что ваш брак сможет помощь ему вернуться в семью. Он не желал признавать этого, но догадаться не стоило особого труда. И что в итоге? Он проиграл. Снова. Мертвые не воскресают.
Последняя фраза Нечаева будто хлыстом ударила меня. Я вздрогнула и сжала руки в замок, боясь, что они выдадут мое волнение. Какое-то время мы просидели в давящей тишине, и вдруг Нечаев посмотрел на меня и будничным тоном сказал:
– Выпьем кофе? Похолодало…
Не дожидаясь ответа, он пошел к перекрестку. Мне ничего не оставалось, как следовать за ним. Я вглядывалась в его лицо, но не было на нем и следа недавних переживаний. Даже походка его теперь казалась другой. Привычно уверенной и энергичной.
Выбрав столик у окна в маленькой кофейни, Илья сделал заказ. Он не проронил и слова, пока его не принесли, а стоило официантке отойти, заговорил:
– Тебе нужно быть осторожной с Заречным.
– Вот как? – вскинула я брови. Внезапная смена темы настораживала.
– Он давний клиент Льва, – помешивая изящной ложечкой кофе, говорил адвокат. – Один из самых денежных. Пусть тебя не обманывает его вид. Парень не прост. Цели своей всегда добивается, будто из стали слит.
– Под внешностью благородного шевалье скрывается плут и макрушник?