Погоня за наживой
Шрифт:
— Да, в Ташкент! — отвечал Ледоколов и невольно подвинулся, как бы предлагая подле себя место подошедшему.
Есть натуры, которые располагают к себе с первого взгляда. Это была одна из тех симпатичных натур, и Ледоколову вдруг очень захотелось разговориться и познакомиться покороче с малороссом.
— Скука такая, право, сидишь здесь всю ночь, — пробовал заснуть, не мог; шумят очень... Вы в первый раз едете?
— В первый!
— А я так вот уже третий. Каждый раз давал себе слово не возвращаться более, а поживешь годик в России
— Вы служить едете?
— Нет, я уже послужил довольно там, будет с меня. Так собираюсь поработать частным человеком... Я, знаете, немного горное дело маракую, так вот хочу попытать счастья!
— В самом деле? — обрадовался Ледоколов! — Так мы по специальности товарищи; я тоже горный инженер!
— Вот и прекрасно, может, вместе работать будем!
Минут через пять они совершенно сошлись и разговаривали, как самые старые знакомые, почти приятели.
Доски тонкой перегородки не совсем плотно приходились одна к другой. Фридерика Казимировиа смотрела в одну щелку, Адель в другую. Усатый блондин, пробравшись по заваленке к окну из комнаты, смотрел в стекло, хотя и сильно затаившее изнутри, но все-таки позволявшее рассмотреть все, что происходило в комнате. Впрочем, он ничего не видел, кроме широких форм госпожи Брозе и менее широких, но не менее грациозных форм ее дочери.
— Смотрителя березинской станции видели? — спрашивал бакенбардист зеленоватого чиновника.
— Видел, это пятая станция от города, кажется?
— Уж там какая она счетом, не знаю. А глаз у него левый видели? Хорош?
— Подбит сильно!
— Моих рук работа... Приезжаю, — лошадей не дает: кроме курьерских, все в разгоне... Ну, понятно, результаты известные: он получил в рыло, а я, вследствие этого, получил лошадей. Позвольте-с!
Он сложил вчетверо бумажку, прикрыл ее девяткой и протянул к банкомету.
— Вот этот тоже второй раз едет, — малоросс кивнул головой на Спелохватова. — Барыню его я не знаю; это он в Петербурге себе раздобыл, я с ним прежде встречался; он там пообчистил публику... С Батоговым, покойником, приятели были. Вы не слыхали про Батогова?
— Нет, не слыхал!
Ледоколов с любопытством наблюдал изящные манеры Спелохватова.
— Хорошо играет. Смотрите: рукава немного засучены, как у фокусников, колода словно святым духом вертится между пальцами; а пальцы-то, пальцы также играют... Музыкальные руки. Что это за барыни с вами едут?
— А, право, не могу вам сказать определительно; я их захватил по дороге; у них экипаж сломался в овраге, верст пять отсюда... Едут в Ташкент. Обстановка роскошная, по всем признакам — авантюристки!
— Хлебные персоны; коли не глупы, в убытке не останутся. Эки пальцы... эки пальцы!.. Смотрите-ка, в Петербурге случалось мне наблюдать подобные манеры в домах у Неплюйцына и Брулева, там у них собираются в ночки темные, осенние этого ремесла художники... Вот и этот барин той же школы... Ловко!..
Малоросс заметил что-то уже очень
— Однако, это вы бьете подряд уже пятую карту! — протянула спина в казачьем мундире.
Спелохватов пожал плечами.
— Вы имеете! — он пододвинул ставку к бакенбардисту.
— Ага, заполучил малую толику. А ну-ко уголок опять...
— Ах, черт меня съешь... опять!
— Одиннадцатую тысячу пропирает! — шептал кучеренок зеленоватому чиновнику.
— И не оставит... хоть бы его попридержать; а то, что толку. Вот ты с ним с самого Бузулука возишься... и останешься с носом!
— Ведь я же тебе уже передала шестьсот!
— Гм! Шестьсот, — тут большим пахнет...
— Ва-банк со всяким чертом... идет... — горячилась спина в казачьем мундире.
— Позвольте, я сочту! — остановился Спелохватов.
— Пойти поглядеть, это интересно. Пойдемте! — пригласил малоросс Ледоколова.
Приятели встали и подошли к столу.
— Ипполит Карлович... — нежно произнес кучеренок.
— Madamе?.. — отозвался казак.
— На два слова...
Спина в казачьем мундире, шатаясь подошла к кучеренку; тот стал шептать ему что-то на ухо.
— Гм!.. Буду глядеть в оба! — произнес Ипполит Карлович и вернулся к столу.
Ледоколов и его новый знакомый не спускали глаз с пальцев банкомета; Верочка незаметно толкнула его в бок. Брови Спелохватова немного сдвинулись.
Карта была весьма крупная. Целая гора бумажек лежала у банкомета под локтем; такая же гора лежала прикрытая сверху надорванной двойкой.
Медленно, с расстановкой ложились карты направо и налево.
Верочка вышла из-за стола и начала прохаживаться по комнате.
— Теперь он готов бы послать к самому сатане всех трезвых наблюдателей! — шепнул малоросс Ледоколову.
— Ай! — во все горло завизжала Верочка.
Все обернулись.
— Какой большой паук, какой страшный... — хныкала блондинка, указывая со страхом на крохотного паука, мирно притаившегося в трещине стенной штукатурки.
— Бита! — отчетливо произнес Спелохватов.
Малоросс расхохотался, махнул рукой и пошел на свое прежнее место, Ледоколов пошел за ним.
— Ах, сколько он денег потянул к себе. Ах, сколько денег! — томно шептала Фридерика Казимировна и вдруг воспылала непримиримой злобой к обладательнице напудренного шиньона.
— Кокотка какая-нибудь, — ядовито прошептала госпожа Брозе и добавила: — Чего бы нам поесть, Адочка?
В воротах блеснул неожиданно знакомый рефлектор лопатинского дормеза. Иван Демьянович дождался-таки ямщиков с колесом и прибыл, наконец, благополучно на станцию.
Гроза понемногу стихала. На прочистившемся небе кое-где замигали звездочки, и только вдали чуть слышались в горах громовые перекаты, да на самом почти горизонте вспыхивали по временам отблески молнии.
С прибытием Катушкина все оживилось за перегородкой.