Погоня за судьбой
Шрифт:
Интернат Каниди исключением из правил не был, переживая периодические налёты боевиков со стрельбой. Законное планетарное правительство объявило своей главной задачей заботу о людях, и особенно о детях – будущем человечества, поэтому колониальная администрация повсеместно заключала договора с частными военными конторами, дабы сберечь ценнейший ресурс от посягательств. А на деле…
На деле все воспитанники, от мала до велика, просыпались в семь утра, и после завтрака стройными шеренгами отправлялись работать до самого вечера. Самые маленькие ребятишки, от пяти лет, шли
* * *
Я лежала на жёстком матрасе на втором этаже медблока – единственный пациент в палате, а в данный момент и во всем лазарете, – и смотрела в серый, с потёками, тускло освещённый настольной лампой потолок. Обезболивающее, которое мне вкололи в обед, переставало действовать, и вяжущая боль в незаживающих местах, где протезы вгрызались в тело, нарастала, заволакивала и тысячей цепких рук тянула куда-то вниз. Я что было сил зажмурилась, и перед глазами поплыли круги.
— Болит? — раздался голос со стороны окна. — Потерпи, так будет недолго, протезы уже приживаются, и тело скоро привыкнет. Уж лучше так, чем ползать на культях или оказаться в канаве, правда же?
Медбрат Отто выдохнул дым в форточку, затушил окурок о подоконник и щелчком отправил его вслед за струёй дыма. Подошёл к моей койке и сипло поинтересовался:
— Тебе нужно что-нибудь? Я сейчас сваливаю до утра. Если хочешь, кольну тебя ещё разок, только Хадсону не рассказывай, а то он меня прибьёт.
— Да, сделай укол, пожалуйста, — произнесла я в вязком полубреду. — Мне нужно обратно в океан, к рыбам… А то я эту ночь не вытяну…
Мне даже показалось, что я только подумала это – я просто не услышала собственного голоса, – но Отто кивнул.
— Счас вернусь, — сказал он и вышел в коридор, прикрыв за собой дверь.
Где-то за окном в высокой траве шелестел дождь, по жестяному подоконнику изредка молотили крупные капли. На улице было уже темно – некоторое время назад начался комендантский час. Все должны были находиться в жилых помещениях, кроме нескольких человек, которые несли вечернее дежурство по лазарету и столовой.
С трудом пробившись в палату сквозь пыльное окно, по потолку пробежали отсветы фонарей – охрана делала вечерний обход территории.
Вернулся Отто со шприцем в руке. Аккуратно ввёл иглу мне в плечо и надавил на поршень. Следом за болезненным уколом последовало лёгкое ощущение эйфории. Оно нарастало, ширилось в размерах и заполняло собой бренное тело – фентанил начинал действовать, принося блаженство.
— Спасибо, Отто, ты настоящий друг… — Я неуклюже провела протезом по его руке.
— Пустяки, — произнёс дрожащий в полутьме силуэт. — Только доктору ни слова, ясно?
— Я молчу
— Мне пора. — Силуэт бесшумно взорвался радугой и распался на составляющие.
— До завтра? — спросила я, смыкая глаза.
— До завтра.
Наступила тишина, и я осталась в одиночестве. Сквозь опиумный туман в голову медленно поползли мысли – спокойные, неторопливые, они были на удивление ясными, насколько это было вообще возможно.
Всё произошедшее за последнюю неделю напоминало какой-то дурной сон. Мне сказали, что нашли меня у ворот интерната без сознания, с туго замотанными бинтом культями, накачанную наркотиками. Мне оставалось только верить, потому что я не помнила почти ничего – даже собственное имя мне удалось воплотить в памяти только на второй день пребывания в лазарете.
Лёжа на койке, целыми днями я видела только этот серый потолок и облезлые стены. Однообразные до жути, дни и ночи сливались в один потный мучительный комок стыда, боли и смертельной тоски. Ходить я не могла – грубые протезы, которые вживил мне местный главврач Николас Хадсон, ещё не прижились. Да что там ходить – я не могла даже обеспечить свои самые простейшие нужды, а свежие раны давали о себе знать чуть ли не по любому поводу – стоило мне неловко повернуться, неудобно лечь, или даже случись тучам собраться за грязным окошком.
Через какое-то время в память начали возвращаться обрывки событий будто бы столетней давности. По этим кусочкам я восстанавливала картину собственного прошлого – счастливого и радужного, – в котором я жила с родителями в домике у леса, делала уроки, выгуливала собаку и беззаботно играла в догонялки с одноклассниками… Как их звали? Я не могла вспомнить имён, но оттиски лиц проявлялись в воспоминаниях, как на старой фотоплёнке. Лица, которые заставляли моё сердце непроизвольно сжиматься от боли. Мама, папа, брат…
Они остались где-то там, в прошлой жизни, безнадежно далёкие и опустошительно родные. На треть неделю я вспомнила всё. Точно такой же душной ночью картина сложилась, и я поклялась себе в том, что найду причину происшедшего. Я обязана выяснить, кто и зачем стёр с лица Вселенной мой мир, пусть даже на это уйдёт вся жизнь. Масштаб явления не давал даже подступиться к решению этой задачи, но она необъяснимо поддерживала меня, заставляла открывать глаза по утрам и ждать чего-то на крошечном островке напряжённой тишины посреди высоких стен с колючей проволокой. Теперь этот островок стал моим новым миром…
… Миром, полным ярких красок и запаха цветов. Я бежала босиком по траве с синей атласной лентой в руке, а за мной с громким задорным лаем нёсся Джей, мой верный мохнатый сенбернар. Я спотыкаюсь о кочку и падаю в зелёное море, а собака скачет вокруг меня и пытается зубами ухватить яркую ленточку. Его любимая игра – «забери игрушку» – что может быть лучше, чем показать хозяйке, что у тебя сильные зубы и мощные лапы? Что ты можешь защитить и её, и себя от всех опасностей Вселенной! Я крепко обняла Джея; зажмурившись, прижалась к нему щекой и безмятежно расхохоталась. Тут, посреди высокой сочной травы я была по-настоящему счастлива!..