Пограничными тропами
Шрифт:
— Вижу танки! Много танков! — прерывал другой голос.
Прибывшие в штаб связные командиров подразделений приносили нерадостные вести:
«Тяжело ранен комендант первого участка старший лейтенант Сталевич». «Убит военком комендатуры политрук Северьянов». «На контрольно-пропускном пункте Таураге убитых один, раненых два».
Поступали донесения на листках, вырванных из полевых книжек:
«Убит заместитель командира части по снабжению капитан Ветров». «Тяжело ранен младший политрук Ильин». «Контужен лейтенант Тришин».
Ранен, убит…
Город горел. Подброшенный взрывом телеграфный столб пробил крышу здания почты и, став на попа, качался, как при сильном ветре. Из района железнодорожной станции слышалась ружейно-автоматная стрельба: туда прорвалась группа немецких мотоциклистов. С ними схватились пограничники контрольно-пропускного пункта.
В начале восьмого поступила команда эвакуировать документы штаба. Машину грузил старший писарь Миша Обдаленков с группой писарей. Когда все ящики оказались в машине, подошел военком части батальонный комиссар Иванов.
— Готовы? Старшим конвоя назначаю младшего политрука Силохина, — распорядился он. — Документы доставить в Каунас во что бы то ни стало. В случае угрозы захвата машину сжечь. Ну, в путь, — мягко закончил комиссар, пожав руку Силохину.
Внешне комиссар был спокоен, и его уверенность передавалась каждому из нас.
Стали слышны выстрелы наших дальнобоек, над головами зашуршали снаряды. Замешательство, вызванное внезапностью нападения, постепенно проходило. Людей все больше охватывала злобная ярость. Пограничники, опасливо жавшиеся вначале к стенам домов, оставляли укрытия и, не обращая внимания на все еще плотный артиллерийский огонь, бежали выполнять свои обязанности.
Пример бесстрашия показывал комиссар Иванов. Во время финской кампании, он, комиссар батальона пограничников, не раз совершал дерзкие рейды в тыл врага. Сейчас ему было легче, чем тем, кому никогда еще не приходилось нюхать настоящего фронтового пороха. Отправив с машиной уездного комитета партии в тыл документы партийного учета, он поспешил на участок первой комендатуры, бойцы и командиры которой вступили в схватку с врагом. Именно там он был нужен в тот тяжелый час, когда комендатура потеряла и командира и политработника.
Проводимую связь, порванную снарядами с бомбами, связистам восстановить не удавалось. Не работала и стационарная радиостанция, выведенная из строя разрывом снаряда. Действовала лишь рация, смонтированная на автомашине. В четыре часа десять минут она выбросила в эфир первую радиограмму военного времени:
«На всем охраняемом участке немцы силами танков и мотопехоты нарушили границу. Заставы ведут бой. Головкин».
Леонтий Афанасьевич Головкин — наш командир части. Совсем недавно во время дежурства я был у него в кабинете. Головкин стоял у карты и говорил военкому Иванову:
— Равнинная местность, наличие двух шоссейных дорог, пересекающих границу, делают наш участок доступным для движения танковых и моторизованных колонн. Наиболее вероятное направление — шоссе Тильзит — Таураге…
А сегодня уже: «Заставы ведут бой».
Заставы ведут бой… В те первые часы войны трудно было представить полностью картину развернувшихся событий на границе. Ясно было одно: на двухсоткилометровом участке
«Стоять насмерть!» — таков был девиз воинов границы, воспитанных на революционных традициях Октября, на подвигах прославленных героев гражданской войны, Хасана, Халхин-Гола, войны с белофиннами. Беззаветная преданность Родине, крепкая сознательная воинская дисциплина — вот что было главным оружием пограничников. И оно, несмотря на многократный численный перевес вражеских войск, действовало безотказно.
В те горячие утренние часы немногим связным, посланным с границы, удалось прорваться в штаб части. А с иных застав, как потом выяснилось, они просто не посылались. Каждый воин был нужен в бою. Понимали начальники застав и другое: резервов у командира части нет, поэтому повлиять на ход боя ему нечем. И лишь потом, на дорогах отступления, мне довелось встречать отдельных бойцов, прошедших первое пекло боя.
На одном из привалов под городом Шауляем мне надолго запомнился торопливый, несвязный рассказ пограничника с промокшей от крови повязкой на голове. Он чувствовал себя плохо и вот что успел рассказать.
Их первая застава стояла на «бойком месте», возле шоссейной дороги, пересекающей границу. Около пяти часов утра на шоссе появились вражеские танки. Они шли с большой скоростью и стреляли на ходу. За танками появилась колонна автомашин с пехотой. Надеясь, видимо, на бронированное прикрытие, колонна двигалась, как на параде, без мер боевого охранения.
Когда фашисты въехали в зону, доступную для поражения ружейно-пулеметным огнем, начальник заставы подал команду минометным расчетам:
— По вражеской колонне — огонь!
Шесть новеньких минометов, поступивших на заставу перед самой войной, дали первый залп. Мины легли в голове колонны. Одна машина задымила. Следующими залпами были накрыты еще две. Строй колонн нарушился, автомобили скучились.
Обстрел внес замешательство в среду фашистских автоматчиков, они беспорядочно прыгали с машин и попадали под плотный огонь ручных и станковых пулеметов пограничников. По-снайперски били хорошо обученные стрелки.
Тогда фашисты, двигаясь подковой, начали обтекать участок обороны пограничников с трех сторон. Расстояние сокращалось быстро. Вот уже остается пятьдесят, сорок, тридцать метров… Пограничники отбиваются гранатами.
Что произошло дальше — осталось неизвестным. Раненый боец, с которым я говорил на привале, наблюдал за ходом боя издали: он полз в это время на пункт медицинской помощи.
Остался ли кто в живых, где они сейчас, наши боевые друзья с первой заставы?
Мужественно отражали атаки врага пограничники в первые часы боев на границе. К сожалению, многие герои остаются пока неизвестными. Лишь спустя двадцать лет отыскались люди, рассказавшие о подвиге пограничников пятой заставы, сражавшихся под командой политрука Петра Андреевича Родионова. Нашлись непосредственные участники этого боя: Яков Николаевич Бессалов, воспитатель школы-интерната из города Суджа Курской области, пулеметчик Георгий Семенович Котляр из Харькова, стрелок Александр Федорович Карасев из Новосибирска. Нашлась и жена политрука Родионова — Вера, проживающая в Москве.