Погребенные. Легенда о Маат
Шрифт:
Решив долго не затягивать, я опустила ноги на холодный каменный пол. Икры покалывало от долго лежания. Я вовремя опёрлась о матрас, когда зашаталась на подкосившихся коленях. Дав ногам минуту, чтобы привыкнуть, оттолкнулась от постели и сделала шаг в сторону стола, на котором стояла ваза с цветами.
– Боги…
Выбросив содержимое на пол и наплевав на привкус тины, задыхаясь и захлёбываясь, я вливала в себя тёплую воду и не могла поверить собственному счастью. Капли, которыми кто-то смачивал
Всё должно было закончиться в тот момент, когда тело Аники Ришар поглотила бездна. Перед тем как отключиться, я успела закрыть глаза, сделать глубокий вдох и подумать: «Всё кончено».
Но вот я здесь, где бы это «здесь» ни было, стою в мятой сорочке и хлебаю воду из вазы с цветами. Опустошив её за рекордные полминуты и пролив половину на себя, я облокотилась о стол, вцепилась в его края пальцами и вдохнула полной грудью в попытке усмирить бешеное сердце, которое так и норовило выпрыгнуть через рот.
Наконец, отдышавшись, я утёрла губы и уставилась в зеркало. То, что я увидела, поразило меня сильнее, чем дoлжно.
Настоящая я и была той, кого Аника Ришар видела в кошмарах и отражениях зеркал, что казалось в крайней степени ироничным. Мои глаза были обычными, но в то же время нет. Правый застлала серая, а левый – белая пелена. Выглядело так, словно я слепла.
Я подошла ближе к зеркалу и коснулась щёк. Трогая мягкую кожу, опустила руки. Что-то изменилось, но я не могла понять, что именно.
Дверь скрипнула. В комнату зашли, но я не стала разглядывать лицо женщины и, набросившись на неё, вырвала из рук кувшин. Эта вода была холодной и на вкус гораздо приятнее, от чего по щекам потекли слёзы радости.
Незнакомка опешила.
– Госпожа, – сдавленно пробормотала она, видимо, уже смирившись с тем, что на кровати валялся труп, – я…
– Ещё воды, умоляю! – простонала я.
Она вышла за дверь и через минуту вернулась с кружкой и плоской посудиной, на которой лежали яблоки.
У меня совсем снесло крышу. Я пыталась пить и кусать одновременно, но подавилась и закашлялась. Когда приступ прошёл, засунула половину яблока в рот и, не разжёвывая, проглотила его и запила водой.
– Ох, слава Бастет, вы живы, госпожа, – лепетала маленькая женщина с круглым лицом. Мне наконец довелось разглядеть её, хотя глаза ещё слезились. Серое платье в пол с закрытыми рукавами подчёркивало полноту её тела. Такого же неприглядного цвета платок болтался на шее, частично цепляясь за узел чёрных волос на затылке.
– Вы знаете Бастет? – в надежде, что не всё ещё потеряно и никаких богов не существует, уточнила я.
– Конечно, госпожа. Ох, простите меня, дуру старую!
Я
– Великая, великая Маат…
Я только нелепо замычала, с уже меньшим остервенением продолжая хрустеть яблоком.
– Слава, слава великим богам! – продолжала причитать она, в силу возраста с трудом сгибаясь в спине, чтобы удариться лбом о пол в сантиметре от кончиков моих пальцев.
Дверь снова открылась, и на пороге замер мужчина. Нижняя половина его лица была закрыта тканью, но морщины в уголках чёрных глазах выдавали количество прожитых лет. Он был ровесником Фирузе, но на колени упал с большей прытью и гибкостью.
– Благословите, о великая богиня!
Мужчина сорвал с лица повязку, скомкал её в руке и обтёр вспотевший лоб, при этом странно на меня поглядывая. Когда в его глазах задрожали слёзы, я совсем запуталась в происходящем, положила огрызок от яблока на стол и неловко сцепила руки за спиной.
Фирузе тяжело задышала, будто тоже готова была расплакаться.
– Объясните мне, где я.
И желательно добавьте, кто я.
– Вы в храме, госпожа. В храме великой Бастет, – с благоговением почти пропела Фирузе.
– А вы кто такие?
– Мы те, кто ждал вашего появления несколько тысячелетий, – вызвался отвечать мужчина. – Мой отец ждал, мой прадед ждал, мой прапра…
– Я поняла, не продолжайте. – Я перекатилась с носка на пятку. – Как я здесь оказалась?
– Великая госпожа Бастет привела вас, когда вам было совсем плохо. Она попросила нас приглядывать за вами и защищать ценой собственных жизней.
– Она сказала, от кого вы должны меня защитить?
– От предателей, – закивала Фирузе.
– Понятно. – Ничего не было понятно. – Что ж, тогда начнём с того, что я голодна. Безумно.
– Возьмите меня, госпожа. Я, Ахмет, ваш покорный слуга…
Что бы он ни имел в виду, я попятилась и выставила вперёд две руки.
– Я бы предпочла… ну… – Дико захотелось сладкого. – Круассан с шоколадом.
– К… курсан с шоколадом? – Мужчина нахмурился, будто я попросила стейк из единорога.
– Круассан, – вежливо поправила я.
Ахмет встал с пола, шепнул Фирузе что-то такое, от чего она покрылась красными пятнами, и жестом руки предложил пройти в дверь. Я поторопилась, прижимая к урчащему животу ладонь.
Мы оказались в небольшом коридоре, в котором было всего две двери. Одна из них вела наружу. Фирузе и Ахмет спешно обулись, не забывая пугливо на меня поглядывать, и вышли на улицу. Я прошмыгнула следом, уже с порога зарывшись босыми ступнями в раскалённый песок.
– Дерьмо.