Погружение
Шрифт:
— Ты что задумал? — поинтересовалась она.
— Спать пока не охота, а еда в горло не лезет, поэтому решил потренироваться в управлении этой крохой — вывел уровень заряда батарей на экран и с удовлетворением заметил, что за все это время они опустились всего на пару процентов.
Повернув машину, дошел до стеллажей и начал и методично их изничтожать. Минут сорок скручивал и раскручивал все до чего смог дотянуться, привыкая к металлическим пальцам брони. От первых стеллажей оставались покорёженные куски, когда я прилагал слишком много усилий. Как смог сюда донести детишек, не оторвав им по
С каждой попыткой мои движения становились все уверенней, а уровень синхронизации вырос еще на несколько пунктов. Возня с железяками подкинула мне одну идею, к реализации которой я сразу же приступил.
Выбрав кусок металла около метра длиной и сантиметров тридцать шириной, начал разогревать его резаком до полумягкого состояния. Метал оказался на удивление тугоплавким, и попытка довести до необходимой кондиции стоила мне половины батарейки резака. Как только металл начал плавиться, сжал большую часть заготовки между ладоней, стараясь сделать ее как можно тоньше. Первые три попытки не удались, и я перевел уже кучу подходящего металла и своих нервов. Лишь в четвертый раз изделие приобрело желаемую форму.
Железка стала отдаленно напоминать фальшион без гарды, выкованный слепым кузнецом-подмастерьем. Дав остыть режущей, по крайне мере я на это рассчитывал, части, ухватился за нее и начал возиться с рукоятью. С этим вышло гораздо проще. Раскалив нижнюю часть будущего оружия, крепко сжал его, заставляя тихо завибрировать сервоприводы костюма.
Разжав руку, положил меч на пол, давая тому остыть. Выглядел он совсем убого, но мне же его все-таки не на выставку везти. Дождавшись, когда тот совсем остыл, схватил его и порубил оставшиеся стеллажи. Не скажу, что результат произвел на меня впечатление, но по крайне мере меч не сломался и даже не погнулся, в отличии от полок, по которым им стучал.
Мелькнула мысль сделать маленький нож для себя, но прикинув, что даже с большим размером у меня вышло не очень, решил не разочаровываться в себе, как в кузнеце окончательно.
— Хорошо получилось — похвалила меня девушка, видя все мои манипуляции.
— Ха, ха. Очень смешно. Когда выберемся отсюда, повешу его над камином и буду внукам рассказывать о своих приключениях.
Закончив с прокачиванием ремесленничества, вылез из костюма. Запах в помещении стал то ли мене заметным, то ли просто уже привык к нему, но он уже не так меня напрягал. Прикинув, что в ближайшее время заняться мне нечем, опять уселся на кресло и решил узнать у девушки побольше о станции и населяющих ее существах.
— Алин, расскажи мне о Башне. Что она из себя представляет, и кто ее владельцы? — я пошарил в контейнере с едой и достал оттуда пару батончиков, которые так мне понравились еще в тот раз на складе.
— Говорят, она высокая, несколько километров в высоту и окружена тремя спиралями между которыми пробегают разряды — девушка была не многословна.
— Говорят? Ты разве там не была? — не совсем понял я девушку.
— Там из наших мало кто бывает — девушка на секунду задумавшись присела на пол. Я было дернулся уступить ее место на кресле, но подумав, что ей без разницы где сидеть, хоть на потолке, остался на месте.
— На сколько мне известно, Башня
— И естественно они между собой воюют — скорее констатировал я факт, чем задавал вопрос.
— Как ты догадался? — со смесью удивления и подозрения посмотрела на меня голограмма.
— Тут тяжело не угадать, вспоминая нашу первую встречу и тяжелые кулаки Форха и Дерека — пожал плечами и взял следующую шоколадку — вряд ли в этом мире вы так здороваетесь.
— Прости, Медные очень коварны, жестоки…
— И им нельзя доверять, да? — прервал я девушку.
— Прости — повторила девушка и опустила глаза — но ты сам должен понимать, что твое появление на заброшенной территории очень странно.
— Что же такого они сделали, что вы все так трясетесь только от одного их вида? — решился я все-таки на этот вопрос, хотя и видел, что он не приятен Алин.
— Они безжалостны на пути к своей цели. Вырезать целое поселение от мала до велика ради полупустого склада? Легко! Затопить целый уровень вместе с живыми существами, решив, что целесообразнее так избавиться от одного единственного беглеца, которого они упустили? С удовольствием! — девушка горько улыбнулась.
— Ты все это видела сама? — непонятное ощущение вины кольнуло где-то глубоко внутри, словно я сам принимал в этом участие и тут же пропало.
— Форх рассказывал про это — Алин посмотрела мне в глаза, и мне показалось, что на ее глазах наворачиваются слезы.
— Но я и сама видела — продолжила она, с трудом выталкивая слово за словом из себя — Это было несколько месяцев назад. Мы возвращались к Рынку через западный путь и на одном из верхних полуразрушенных уровней жило несколько сотен разумных. Они были совершенно безобидны, никого не трогали, иногда даже торговали с мусорщиками.
Голос девушки становился все громче:
— Мы шли над их уровнем, а под нами были сотни тел, прикованных к внешней обшивке. Ты представляешь! Медные всех их вывели через шлюз и хладнокровно утопили. Там даже дети были! Эти уроды убили всех.
— Представляешь, Вик, Медные даже не позволяли снять тела, выставив охранные турели по периметру и заявили, что так будет с каждым кто будет им мешать — Алин обняла коленки и заплакала.
Несколько минут мы провели в тишине, изредка прерываемые всхлипываниями девушки и стонами детей, лежащих на столе. Мир, который и при первой нашей встрече был не особо дружелюбен ко мне, стал еще более страшным.
Время словно замедлилось и мысли в моей голове беспорядочно крутились, разделяясь на два лагеря. Одна моя часть говорила, что любое зло должно быть наказано, без каких-либо компромиссов. Ударили по левой щеке, дай в ответ, да на порядок сильнее, что бы не повадно было.
Другая же часть разума вещала, что если спасение требует жертв, то нужно лишь взвесить это на весах и принять рациональное решение. Этот довод звучал словно издалека и я, устыдившись, отбросил его.
Мир, в котором небольшой геноцид может устроить любой, имеющий власть, отвратителен и не имеет право на существование. Он должен либо измениться, либо исчезнуть без остатка.