Шрифт:
1
Ранее утро, офис моей компании
Семь утра. Я уже был на рабочем месте. Успел заварить черный чай и начать рабочий процесс. В этот момент появился он. Он положил мне на стол скрепленные белые листы.
– Здесь ничего нет, – сказал я.
– Конечно нет, – ответил он. – Таковы условия нашего договора.
– Но ведь здесь ничего не написано, – продолжал я. – Что считать договором, если нет содержания?
Он улыбнулся в ответ.
– В этом и есть главный смысл. Так вы согласны?
– Согласен
– С договором. Вы будете его подписывать?
Я уставился на него глупым и растерянным взглядом. Хотя должно было быть наоборот. Это он должен выглядеть глупо и растерянно. Но нет. Он продолжал смотреть на меня и улыбаться.
– Послушайте… – начал я.
– Возьмите договор в руки, – перебил он.
– Зачем?
– Возьмите, возьмите.
Я взял в руки кипу листов. Теплые, словно их только что вывели из принтера. Листы были скреплены необычной скобой в форме неизвестного мне животного, похожего на медведя, но с хоботом. Верхняя и нижняя часть животного была покрыта черным цветом. Спину и бока покрывало белое пятно. Очертания фигуры обведены золотистой линией.
– «Словно значок», – подумал я и провел пальцем по гладкой поверхности.
– Это тапир, – заметив мое любопытство, сказал гость. – Травоядное животное.
– Вы любите тапиров?
– Можно сказать и так.
Я пролистал страницы договора. Они действительно были пустые. Чистые, белые листы без текста и каких-либо подписей.
– Что вы чувствуете? – спросил он.
– Абсурд, – ответил я и вновь провел пальцем по скобе в виде тапира.
– Прекрасно! – воскликнул он. – За подпись сойдет.
– Я не…
– Этого вполне достаточно. Позвольте?
Он протянул руку за договором. Мои пальцы машинально отпустили и он забрал его.
– Обязательства будут выполнены в полном объеме. – произнес он.
– Какие обязательства? – не выдержал я и повысил голос.
Он лишь улыбнулся и погрозил мне пальцем, давая понять, что с ним нельзя в таком тоне вести разговор. Договор, обязательства, его улыбка и наш разговор. В голове все закрутилось черным вихрем. Неведомая сила подхватила меня и швырнула во мрак.
2
Днем ранее
– Около восьми лет назад умер отец. Он был не подарок. Но все же я любил его по-своему. Любил и ненавидел. Он редко был ласков. Постоянно кричал. Выпивал. Пару раз чуть ли не дрался с ним. Становясь старше мне все сложнее было мириться с его пьяными выходками, внезапными криками и порывами неконтролируемой агрессии. Однако он заботился обо мне, обеспечивал меня. И за это я его люблю и уважаю. Правда пару раз в пьяном угаре он сообщил мне, что я никогда не расплачусь с ним. Проорал, что на меня потрачено чуть ли не миллиард денежных средств. Конечно, от этого у меня сложилось понимание, что я должен выплатить ему эту фантастическую сумму.
Я прерывался. К горлу подкатил ком. Появилось жгучее ощущение в носу. Глаза намокли.
– Не спишите, – спокойно отреагировал психиатр. – Сделайте глоток воды. Как будете готовы, продолжайте.
– Я готов, – сказал я. – Не нужно
Психиатр кивнул, давая понять, что тоже готов продолжить со мной работать. И я продолжил. Несмотря на жгучее ощущение в носу и накатившие слезы. Но я не мог их себе позволить.
– «Соберись!» – прошипел я себе.
Я глубоко вздохнул, резко выдохнул и сжал кулак. Жалость к себе отступила. Какое мерзкое чувство. Вместо сильного мужика во мне живет ребенок, который никак не может отпустить детские обиды. В голове вновь возникли воспоминания. Жалость уступила место накатившей злобе и агрессии.
– И вот в один день его не стало. Он взял и умер. Просто свалил туда, где ему лучше, оставив меня и мать одних на растерзание проблемам. Было сложно, горько и пустовато.
– Как вы сказали? – перебил психиатр.
– Пустовато.
– Что вы подразумеваете под этим?
– То и подразумеваю. Пустовато. Пусто было в квартире, на душе, в голове, на дороге, когда я ехал за рулем. Знаете, машины впереди будто расступались перед мной. Я еду, а впереди на ближайшие пять метров никого. И если кто перестраивался во время движения, то сразу съезжал с моей полосы вправо или влево.
– Это чувство потери, – заключил психиатр.
Я пожал плечами, но потом неуверенно кивнул. Затем продолжил.
– Прошло около восьми лет. Мужским воспитанием после 18 лет я обеспечил себя сам. У меня не было наставника. Обращаться за советом было не к кому.
– А ваша мама? – спросил специалист.
Я улыбнулся и немного повертел рукой, давая понять, что тут не все так просто.
– Мать безусловно очень многое значит для меня. Но мужскую мудрость могут передать только отцы, деды, прадеды.
Психиатр кивнул. Я продолжил.
– Я сменил несколько работ. Уже прошел через многое. Все познавал через свой опыт. Через шишки, синяки, ссадины. Через ругательства, драки, выяснения отношений. В конечном счете укрепился. Сформировал свои принципы, цели в жизни, построил свой внутренний стержень. Но все это время, в порыве гнева или внезапно накатившей обиды и депрессии, я ругал и бранил его. Ругал его за то, что его нет рядом, и что он не смог оказать мне поддержку, в которой я так остро нуждался. Особенно в таком возрасте, когда формируется характер, становятся мужчиной. Особенно тогда, когда мир выплевывает тебя во взрослую жизнь, но внутри ты еще ребенок.
– Сколько тебе было лет, когда его не стало?
Он перешел на «ты». На удивление от этого мне стало легче. Хотя я терпеть не мог, когда незнакомые люди позволяли ко мне так обращаться.
– Около 20, – ответил я.
Он помедлил, записал что-то в блокнот. Было приятно, что тебя слушают и отмечают важность сказанного тобою.
– Мужское окружение, – сказал психиатр. – После смерти отца его у тебя не было, верно?
– Верно.
– Дедушки. Братья.
– Нет. По материной линии дед умер, когда я был в средних классах. По отцовской дед умер спустя пару лет после смерти своего сына. И эти последние годы дед мучался от болезни. С братом мы редко общаемся. После смерти отца одно время много общались, но потом перестали. Мы слишком разные люди.