Похищение чародея
Шрифт:
Майор застонал. Я достал коробок со спичками. Ну что мне стоило взять с собой зажигалку? Лами протянула руку к майору и нечаянно коснулась моей руки. Прикосновение было шелковым и прохладным.
Я зажег спичку. Майор морщил лоб. Наверно, ему было больно. Огар соорудил ему из палок лубки, к которым примотал сломанную руку.
— Набери воды, — сказала мне Лами.
Спичка погасла. Я ощупью нашел канистру и налил воды в крышку от термоса, которая стояла на канистре. Вода пахла бензином. Я подал сосуд Лами, зная, где встречу ее протянутые пальцы.
И в этот момент
Мы замерли. Я сначала решил, что пришла помощь. Но думал так недолго. Ведь в отличие от Лами я знал о пулях и понимал, что к нам могли добраться и те, кто стрелял по самолету. Когда я хотел встать, чтобы выйти наружу посмотреть, что происходит, она схватила меня за руку и задержала. Вода выплеснулась из крышки.
— Назад! — крикнул кто-то за хижиной.
Потом яркий луч фонаря ослепил меня и, отпустив на секунду мои глаза, обшарил хижину.
— Выходите! — сказал невидимый голос. Он сказал по-лигонски, но у меня не было никаких сомнений в значении приказа.
Так мы и вышли, держась за руки. Я сразу посмотрел, здесь ли Отар. Отар стоял у стены хижины, мрачный как туча. Рядом был Вспольный с записной книжкой в руке. И несколько солдат. Не хватало только молодого офицера.
Со стороны реки из тумана донеслись выстрелы. Значит, офицер убежал. Хорошо бы его не нашли в тумане.
Мои глаза немного привыкли к свету. Люди, которые на нас напали, не были военными, и в то же время я бы сказал, что война была их профессией. Уж очень уверенно они держали автоматы…
Нас обыскали. Быстро и деловито. Потом один из них, наверно, начальник, с зеленой сумкой через плечо и двумя кобурами на поясе, усатый и широколицый, пересчитал нас, загибая пальцы. И нас загнали обратно в хижину.
Хлопнула дверь. В хижине было тесно. Все молчали. Выстрелы у реки тоже смолкли. Я сидел на полу, прижавшись к одному из солдат. Солдат шептался с невидимым мне соседом. Стенки хижины были такими тонкими, что слышно было, как переговариваются люди снаружи. Потом к разговору присоединился еще один голос, запыхавшийся и взволнованный. Услышав, что он говорит, сидевший рядом со мной солдат произнес короткую фразу.
— Что там? — спросил я в темноту. Ответил мне голос Вспольного:
— Они убили лейтенанта.
И тут же дверь распахнулась, и свет фонаря уперся в руку. Рука держала за волосы отрубленную голову лейтенанта. Я невольно отшатнулся. Кто-то там, снаружи, коротко засмеялся. Дверь снова закрылась. Я не мог дотянуться до Лами. Она сидела далеко от меня.
— Мне плохо, — прошептал Вспольный.
Вообще-то он не пищал и терпел наравне со всеми.
За стеной продолжали плести какой-то глухой, как во сне, рисунок непонятные голоса. Надо было что-то делать. Нельзя же быть овцами. Так нас всех перебьют.
— Нельзя же быть овцами, — сказал я вслух…
Майор быстро забормотал, словно в бреду. Плохо наше дело. В темноте зашевелились. Я не сразу понял, что Отар пробирается ко мне.
— Ты здесь? — Он коснулся меня.
— Может, убежим? — сказал я. — Ведь их всего пятеро. Разберем заднюю стену — и в туман.
— Прислушайся, — сказал Отар.
За
— Они ходят вокруг. Мы не можем бросить раненых.
— Эти люди — бандиты. — Я узнал голос Матура. — Бандиты и убийцы. Они всех убьют, как лейтенанта…
— Не паникуйте, — прервал его голос Вспольного. — Зачем им нас убивать? Это сепаратисты?
Вспольный лучше нас разбирался в обстановке.
— Может быть, — промямлил Матур.
— Я задал этот вопрос не случайно, — сказал Вспольный. — Если это сепаратисты, то их поведение нетрудно объяснить. Мы им нужны как заложники. Мы — это выкуп. Две недели назад в плен к сепаратистам попали два канадских инженера. Правительство пошло на то, чтобы заплатить выкуп. Дурные примеры заразительны.
Тогда я не знал еще о наркотиках, о долларах, отнятых у Матура, и потому доводы Вспольного мне показались резонными. Мне вообще понравилось, что наш толстяк не потерял присутствия духа и ведет себя спокойно, я бы даже сказал, с определенным интересом к окружающему, как мальчик из хорошей семьи, которого допустили поглядеть на настоящую драку между плохими мальчишками: он смотрит и не боится, что его заденут.
Вспольный обращался к нам по-русски, и Матур не понял его, но, как только Вспольный замолчал, он тут же повторил:
— Они нас убьют.
Я ждал, что скажет Отар. Он знал, что нас сбили из пулемета. Он сказал:
— Ложитесь спать. Это самый разумный выход.
Вспольный вздохнул, но промолчал.
— Как ты там, Лами? — спросил я.
— Плохо, — сказала Лами.
— Тебе плохо?
— Нет. Я думаю об отце.
— Спать, ребята, — сказал нам Отар по-английски.
В плетенье бамбуковых матов проглядывали звезды. Иногда их закрывала тень человека — нас сторожили. Костер уже угас или его погасили, и его отсветы больше не проникали в щель у двери. Все замолкло вокруг. Я так устал и был так измотан за день, что мне совсем не хотелось спать. Почему-то вдруг захлюпал директор Матур. Я подумал, что ему досталось больше, чем остальным. Куда-то делся его черный саквояж. Наверно, отобрали. Бормотал в бреду майор, звякнула крышка термоса о канистру — я догадался, что Лами дает ему напиться или смачивает лоб. Засопел, привалившись ко мне, солдат. Я старался думать о том, хватит ли нам оставшихся датчиков, но перед глазами все время маячили те последние минуты в самолете… и я заснул.
Мне не спалось. Когда солдат зажег спичку, чтобы набрать воды из канистры, я увидел при этом неверном и слабом язычке пламени, что Володя Ли сладко спит и даже улыбается во сне. Я поразился счастью безмятежной молодости — умению забыться.
Я должен был поддерживать в моих спутниках оптимизм. Этим объясняется настойчивость, с которой я уверял их, что напавшие на нас люди — сепаратисты, заинтересованные в выкупе. Более того, я позволил себе небольшую ложь о двух канадских инженерах, будто бы похищенных и отпущенных инсургентами. Такой случай был, но в Бирме или Малайе. Не в Лигоне.