Похищение чародея
Шрифт:
— Там, в двух шагах отсюда, гибнут, защищая сокровища Эрмитажа, ваши товарищи. Раненые и убитые девушки и женщины, молодые люди — кандидаты и доктора наук, престарелые профессора — все встали на защиту Зимнего. Сам товарищ Керенский с винтовкой в руках отражает беспрерывные атаки под огнем противника. Только час назад одна из лучших женщин Зимнего, командир женского ударного батальона, замечательный общественник, мать и жена, была тяжело ранена, отбивая у врага «катюшу», из которой было сделано несколько роковых выстрелов по Зимнему, в результате чего безвозвратно испорчена
Негодующий шум прокатился по залу. Через полчаса Розенталь увел к Зимнему всех правых и центристских депутатов.
Уже стемнело, и Керенский, на минуту отойдя от баррикады, забежал в здание напиться. Водопровод работал. Туда же пришел Колобок.
— Сколько у тебя осталось?
— Шесть человек и восемнадцать патронов. Точно знаю, — сказал Керенский.
— У меня не лучше. Но, по-моему, они устали и разошлись обедать.
— Далеко не все. Вон там — мои юнкера видели — приехала полевая кухня.
— Как с Красновым?
— Должен быть уже у Московского вокзала. Это неплохо. Соединится с железнодорожниками.
— Я ему говорил об этом.
— От разведчиков ни слуху ни духу.
— И из Думы не отвечают. Телефон все время занят. Может быть, бросили трубку?
— Да, еще час-два продержимся, а потом кранты.
— Да, тем более что они решили уже идти на решительный штурм. Скоро начнется съезд.
— Откуда знаешь?
— Вспомни историю. Вечером был последний штурм и Зимний пал.
Колобок, исхудавший и почерневший за последние сутки, подождал, пока Керенский напьется из последнего стакана, оставшегося в буфете, и налил себе воды.
— Как Зося? — спросил он.
— Скорее бы все кончилось. Ей надо в больницу. Ладно. — Керенский подобрал винтовку и пошел к выходу. — Сейчас не время для таких разговоров.
— Ура-а! — донеслось с площади.
Колобок догнал Керенского в дверях. Они остановились на ступенях, глядя на площадь. Она казалась единой темной массой. За последние часы к атакующим подошли большие подкрепления, в основном за счет анархистов, черносотенцев, которым надоело быть черносотенцами и захотелось войти в историю с лучшей стороны, и, наконец, за счет многочисленных любопытных, покинувших дома после того, как телевизоры перестали передавать репортаж с места событий, а переключились почему-то на мультфильмы.
Темная масса угрожающе ревела: «Урра!» и надвигалась на жалкую цепочку израненных юнкеров и женщин, и казалось, стремление ее к победе было настолько неотвратимо, что даже дивизия горцев не смогла бы остановить народ. И всем защитникам Зимнего, начиная от Керенского и кончая уборщицей тетей Полей, было ясно, что случится, когда восставшие ворвутся во дворец.
Правда, они не знали, что в этой атаке были задавлены или жестоко избиты немногочисленные инструктора и организаторы, что пытались как-то образумить революционные массы и вернуть их в русло законности и порядка.
Последней лентой плеснул в стену атаки пулемет, захлопали разрозненные выстрелы, и Колобок достал из кармана последнюю и единственную фанату.
И тут другое «Ура-а!» —
Впереди толпы бежал Розенталь, и концы башлыка развевались за ним, как вожжи взбесившейся лошади.
Неожиданный удар сзади на какие-то мгновения ошеломил атакующих. В тылу их завязалась быстрая, непонятная свалка, где тузили друг друга и свои, и чужие, а над толпой иногда взлетали зонт Когана, знамена, очки и галоши.
Однако первые ряды продолжали бежать вперед, в пылу боя не слыша и не понимая, что происходит сзади.
И оставалось каких-нибудь двадцать шагов до баррикады, уже Колобок кинул последнюю гранату, уже замолчал пулемет, уже Керенский и два десятка верных юнкеров приготовились броситься врукопашную, как по революционной массе прокатился страшный крик:
— Нас предали!
Ряд за рядом на площадь с улицы Степана Халтурина выходили части генерала Краснова.
Несмотря на долгий марш, на тяготы пути и стычки с милицией, которые пришлось выдержать от Пулковских высот до Зимнего, верные солдаты Краснова шли спокойно и уверенно. Они выполнили приказ.
Генерал Краснов, потерявший в бою половину бороды, ехал впереди на белом коне.
Вот уже первые цепи солдат столкнулись с народом, и, складываясь гармошкой, черная масса начала отступать к Адмиралтейству. Люди бросились по трамвайным путям к Исаакиевскому собору, и, может быть, бегство и полный крах штурма Зимнего еще можно было предотвратить, но, как назло, именно по трамвайным путям шли сплоченными рядами братишки — матросы «Авроры» во главе с Грушевым, которые за неимением другого дела решили взять Зимний.
Бегущие красногвардейцы решили, что это тоже части Керенского, и поняли, что окружены.
Несколько шумных, бестолковых и мятущихся минут тысячи людей бегали, сшибая друг друга, по площади, но наконец паникующая толпа сшибла и разорвала морской отряд и исчезла, развеиваясь и скрываясь по подворотням.
Последние защитники баррикады выбежали на площадь, заваленную мусором, который неизбежно остается после всякой революции, и кинулись брататься с союзниками.
Генерал Краснов не очень умело слез с коня, подошел к Керенскому и молча пожал ему руку.
Керенский хотел сказать, что во всем происшедшем основная заслуга принадлежит простому народу, интеллигенции, сотрудникам Эрмитажа, но слезы душили его, и он отвернулся от генерала.
Председатель Государственной Думы взобрался на поваленный набок контейнер с надписью «Морфлот СССР» и жестом пригласил Керенского, Гучкова, Колобка, Розенталя и Краснова лезть к нему.
— Наш народ, — закричал он, стараясь достать голосом до краев площади, — всегда был долготерпеливым! Сегодня мы продемонстрировали это всему цивилизованному человечеству. Мы отстояли цитадель российской демократии против большевистского заговора. Победа далась нам дорогой ценой. Нет среди нас некоторых отважных…