Похищение чародея

Булычев Кир

Оппозиция была довольно разрозненной. Некий шок, возникший от делового тона нашего воззвания и появления на площади колонны из двадцати армейских грузовиков, наконец достигшей Танги, заставил ее притихнуть. Стаю ясно, что землетрясение — не пропагандистская забава. Мне впервые приходилось проводить такую эвакуацию. Поэтому учились мы на ходу. Например, выяснилось, что люди, узнав о землетрясении, сразу начали связывать в узлы и готовить к отправке все свое добро. Для такой операции мне не хватило бы и Ноева ковчега. Пришлось дать разъяснение, что с собой можно брать только самое необходимое. Остальное надо выносить из домов и складывать на открытых местах. Мы же гарантируем сохранность имущества. А откуда взять людей для такой охраны? Мы решили в первую очередь отправить грузовики к госпиталю, родильному дому и школам. Детей

и больных размещать не в палатках, а в монастыре деревни Моши. Бургомистр, который переехал в Моши и не отходил от телефона, сообщил мне, что настоятель монастыря согласился разместить у себя больных, а вот староста деревни требует, чтобы за школьников ему заплатили. Денег в городской кассе не было, а мы не могли отправить по домам ребятишек с горных трактов, живших в интернатах муниципальной школы и в школе миссии. Мне очень хотелось арестовать этого корыстного старосту, а пришлось добиваться в Лигоне дополнительных ассигнований. Вдруг обнаружилось, что на спичечной фабрике и на лесопилке никого из рабочих нет на месте. Хозяин лесопилки распорядился выдать внеочередную зарплату. Я заподозрил неладное. Ведь на лесопилке работают в основном горцы. Если буддиста не удивишь таким подарком, то горец редко задумывается о будущем. Есть сегодня деньги — их надо потратить. До сих пор в некоторых горных деревнях не сеют, если в прошлом году выдался хороший урожай. Зачем?

Я попросил клерка дать мне список всей недвижимой собственности в городе с указанием владельцев. Через час список лежал на столе.

Механические мастерские принадлежали князю Урао Као. Лесопилка — его матери, вдовствующей княгине Урао Валоми-ре. С помощью клерка я выявил у князя еще полдюжины оформленных через подставных лиц владений, в том числе мастерскую серебряных изделий, два магазина и ресторан «Горный воздух». А спичечная фабрика была куплена господином директором Матуром не больше не меньше как в день переворота, и документы на это поступили лишь вчера. А что касается кинотеатра «Кинг», клерк сказал:

— Сегодня в магистрат подано уведомление о передаче прав на кинотеатр господину Джарадхе из Лигона. Интересы его представляет господин Матур.

Здесь крылась тайна, но найти верную ниточку я не мог. И не мог посоветоваться со старым капитаном Васунчоком. Чем князь настолько вывел из себя старого полицейского, что тот поднялся с постели, чтобы догнать князя? Тело Васунчока родственники повезли в Моши.

А что делать с Лами? Вызывать ее или скрыть эту весть до завтра? В конце концов я написал записку для дедушки Маха-кассапы. Записку отвезут с приказом об эвакуации.

Владимир Кимович Ли

Время шло. Я послал солдат поглядеть, нет ли людей за рощей и в той стороне, где скалы, а пока суть да дело, извлек из датчика ленты и быстро проглядел их. Ленты мне не понравились. Похоже было, что землетрясение не дотерпит до завтрашнего вечера. Солнце уже скрылось за хребтом. Тишина мне казалась зловещей. Мои солдаты вернулись, никого не найдя.

Вдруг земля дрогнула под ногами. И еще раз. Пролетела испуганная птица. Солдаты замерли, взволнованно перекидываясь словами. Я спокойно ждал еще одного толчка и не дождался. Мелкие толчки, предвещающие большой взрыв, случаются подобно звонкам перед началом спектакля. Это еще не землетрясение.

Солдаты подошли к нашему джипу. Им хотелось поскорее убраться отсюда. Я последовал было за ними. Послышались голоса. Потом шуршание камней.

— Идут, — сказал я.

Мы встретили их на краю рощи. В сумерках люди казались бесплотными тенями, лишь огоньки сигарет вспыхивали, освещая лица и руки.

— Вспольный! — позвал я.

— Я здесь, Володя.

На нем была слишком узкая армейская куртка и армейские брюки, которые не доставали до щиколоток и не сходились на животе. Владелец этих брюк в одних трусах ежился от вечернего холода в двух шагах сзади.

— Что случилось?

— Я так виноват… Когда землетрясение?

— Завтра днем. Так что же случилось, Юрий Сидорович?

Вокруг было много людей, человек двадцать. Я всматривался, надеясь увидеть Лами. Но ее не было. Почему-то рядом со мной оказался краснощекий капитан Боро. А он здесь почему?

— Пусть он сам расскажет, — сказал Вспольный, показывая на капитана Боро, который шел в двух шагах от нас, готовый к объяснениям.

Капитан

Боро подошел еще поближе.

— Мы приняли все меры, — сказал он мне, словно я был его начальником. — Но, к сожалению, обнаружить преступников не смогли.

Капитан Боро был глубоко огорчен.

— Не слушай его, — сказал Вспольный.

Луч карманного фонарика скользнул по его лицу, и я увидел, как он осунулся за день. По шеке шла кровоточащая царапина.

— Он и не хотел искать, клянусь тебе. Все время ухлопал на пустую пещеру, несмотря на все мои уговоры.

— А где Лами? — вырвалось у меня.

— У них, у людей князя. Слушай по порядку…

Пока мы добрались до деревни, Вспольный поведал мне о своих приключениях, о том, как они с Боро и Лаво в течение трех часов безрезультатно лазили по скалам, но ничего не нашли. Несколько раз Боро порывался свернуть операцию и вернуться, и лишь настойчивость Вспольного и полицейского сержанта останавливала его. В конце концов он воспользовался сумерками — и был таков.

Слушая Вспольного, я уже принял решение, которое не стал доводить до сведения Юрия или Отара. Они запретили бы мне и думать об этом. И были бы правы.

Я передал Вспольному все ленты и сказал, что ему надо с машинами капитана Боро вернуться в Танги. Я же останусь здесь. Он попытался было спорить, но я объяснил ему, что в госпитале ему промоют раны, иначе можно получить столбняк. Это его сразило, и он покорился.

* * *

«Первую помощь пострадавшим подали команды отряда миноносцев, который стоял в порту Мессины, граждане Катании, прибывшие на пароходе «Вашингтон», и русская эскадра. Она крейсировала неподалеку от берегов Сицилии. Разделяясь на небольшие отряды, наши моряки, не обращая внимания на ежеминутные обвалы все еще падавших зданий и новые, хотя и слабые толчки, сотрясавшие землю, храбро лазили по грудам мусора и кричали:

— Эй, синьор, синьор!

И если в ответ им раздавался стон или крик, они принимались за работу, покрикивая выученные слова:

— Субито! Корраджо!

…Матросы с «Макарова» увидали в развалинах женщину: почти обнаженная, она сидела среди обломков, держа в руках оторванную от туловища детскую голову, прижимала ее к груди своей и напевала какую-то грустную песенку… Матросы позвали итальянцев, и те сказали, что женщина эта — жена офицера, считалась одной из первых красавиц Мессины, а в руках у нее голова сына, мальчика Уго, и она поет колыбельную песню… Вся семья этой женщины убита.

Лил дождь, было холодно, на площадях жались раненые, не имея ни хлеба, ни воды. Те из уцелевших, кто мог работать, присоединились к морякам, указывая, где под развалинами живые, вызывая криками ответы засыпанных…

Страшную картину представлял разрушенный город: все еще вздрагивали развалины, падали и, погребая живых и мертвых, вызывали на площадях панический ужас, дикие крики».

М. Горький. Землетрясение в Калабрии и Сицилии. С.-Петербург, 1909.

Директор Матур

Князь выслушал меня, не вылезая из машины. В ином случае меня бы это не возмутило — разница в нашем происхождении и общественном положении настолько значительна, что я не мог рассчитывать на равенство в отношениях. Но я был взволнован и находился буквально на грани нервного срыва.

— Что же делать? — спросил я князя.

— Это входит в план моей кампании, — ответил князь, изображая хладнокровие. — Экономит нам силы…

— Как?

— Теперь мне не надо уничтожать их приборы, и я могу уделить внимание более насущным проблемам.

Человеку пятый десяток, а он играет в солдатиков. Благо это позволил бы себе кто-то, не имеющий живых солдатиков в своем распоряжении. В тот момент я впервые усомнился во всемогуществе и мудрости князя Урао.

Князь поднял руку, и шофер, увидев этот жест в зеркальце, тут же рванул машину вперед. Я не мог рассчитывать на помощь. И я побрел в город.

Вокруг творилось нечто невообразимое. В какой-то момент мне показалось, что землетрясение уже произошло. Под закатным солнцем сверкали кастрюли и тазы, громоздились матрасы и циновки, одеяла, шторы, кресла, диваны, шкафы — вещи, извлеченные из пыли забвения, оставшиеся с английских времен и чуть ли не с королевских.