Похищение чародея

Булычев Кир

Дверь медленно открылась, и я поднял пистолет так, чтобы он был на уровне груди вошедшего.

Я не сразу узнал человека, потому что свет от настольной лампы почти не достигал двери. Этого человека я меньше всего ожидал увидеть здесь ночью. При виде его меня охватил стыд за то, что я, комиссар округа, прячусь за дверью, словно царь, опасающийся заговорщиков.

Отец Фредерик сделал шаг внутрь и остановился, осматриваясь.

— Вам не спится, святой отец? — спросил я, выходя на середину комнаты.

— О, господин майор, вы меня так испугали!

— Как вы прошли мимо солдата?

— Солдат спал, и

я не стал его будить.

— Хорошо, — сказал я, проходя за стол и указывая миссионеру на стул напротив. — Что привело вас, святой отец, ко мне в такое необычное время? Если вы беспокоитесь за участь вашей школы, то не сомневайтесь — детей вывезут с утра. Церковное добро пускай выносят ваши прихожане. Это не дискриминация. То же самое я сказал буддистам.

— Я знаю, знаю… Я очень благодарен. Я пришел совсем не за тем.

Я осторожно выдвинул ящик письменного стола и положил пистолет внутрь.

Лишь важное дело могло заставить миссионера заявиться ко мне в четыре часа ночи. Как странно, думал я, разглядывая его длинное белое лицо. Вот я был мальчишкой и бегал по улицам, мы дрались с учениками миссионерской школы, а отец Фредерик разнимал нас, и он был точно таким же старым. Прошло двадцать лет, появились новые государства и города, сколько людей умерло и родилось, а миссионер все шагает по улицам Танги, направляясь к белой, словно сложенной из детских кубиков, церкви с острым длинным шпилем. Враг ли он моей стране? В университете мы устраивали демонстрации, чтобы изгнать из Лигона всех миссионеров и христианских епископов, ведь они здесь чужие. Они пришли сюда с англичанами и воспитывали рабов. Но отец Фредерик настолько сросся с нашим Танги, что трудно было считать его колонизатором.

— Вы знаете, майор… — сказал отец Фредерик глубоким грудным голосом. Он говорил по-лигонски не хуже меня, я даже как-то видел написанную им грамматику лигонского языка. Он знал и языки горцев. — …что я провел в этом городе большую часть жизни. И я люблю эту страну и надеюсь, что похоронят меня здесь, у церкви.

Я молчал.

Миссионер на несколько секунд замолк. Потом продолжал, без связи с предыдущим:

— С возрастом становится все меньше и меньше друзей, как воды в реке к концу засухи. Моим самым близким другом был капитан Васунчок.

— И семейство князей Урао, — добавил я.

— Что ж, вы правы. Я много лет знаком с вдовствующей княгиней. Она моя прихожанка. И в свое время я возлагал большие надежды на князя Као. Мне хотелось, чтобы он вырос полезным для своей страны человеком.

Я посмотрел на часы. Четверть пятого. Мне так и не удастся поспать. Отеи Фредерик заметил мой взгляд.

— Я буду краток, — сказал он. — Ведь я пришел не для воспоминаний. Я давно знал, что князь имеет дополнительный источник доходов, чтобы финансировать свою политическую деятельность. Он, в сущности, избалованный сорокалетний ребенок, воображающий себя диктатором. Он обладает достаточными способностями, чтобы пользоваться влиянием среди горных феодалов.

Я не перебивал отца Фредерика. Я был с ним согласен.

— С моей точки зрения, контрабанда наркотиков — самое низменное из человеческих занятий, придуманное дьяволом, ибо наркотики отнимают у человека не только тело, но и душу. Я долгое время не хотел в это верить, несмотря на доказательства, которые приводил мне покойный капитан

Васунчок, но, когда я убедился наконец в этом, я попытался поговорить с вдовствующей княгиней.

— Она сказала, что в первый раз слышит об этом? — перебил я его.

— Примерно так. И я ей поверил. В дела сына она не смеет вмешиваться. Несмотря на то что она христианка, она остается горной княгиней, рабой мужа, а после его смерти — старшего сына. Потом я попытался поговорить с князем, который поднял меня на смех и тут же придумал фантастическую историю, полностью обелявшую его в моих глазах. Версия князя была очень изобретательной и убедительной. Полгода назад я пришел к тяжелому для себя, но единственно возможному решению. Я решил сделать все, чтобы пресечь торговлю наркотиками. И спасти этим не только тех людей, которым предназначается опиум, но и самого князя. К сожалению, я не мог обличать князя в проповедях или на улицах, вы же знаете, какой властью он пользуется в городе, какое число людей в той или иной степени зависит от милостей князя.

— Включая военного коменданта капитана Боро, — добавил я.

— И, разумеется, капитан Боро, — сразу согласился отец Фредерик. — Я знал лишь одного человека, обладавшего смелостью, чтобы бороться с князем. Это был капитан Васунчок. И с тех пор я передавал ему все, что мог почерпнуть из разговоров с князем или из тех слов, которыми князь и его приближенные обменивались в моем присутствии, не считая меня опасным. С моей помощью капитану удалось узнать, когда с севера прибывает очередной груз опиума, и Васунчок попытался перехватить его. Это было за две недели до вашего прилета. К сожалению, капитана постигла неудача. Он был ранен. Затем мне удалось узнать еще об одном грузе. Вчера отряд солдат уезжал к сосновой роще, но я не знаю, чем это кончилось. Думаю, что ничем, потому что во главе отряда был капитан Боро, который вряд ли посмел что-либо предпринять без разрешения князя.

— Вы правы, — сказал я.

— Вчера Васунчок умер. Я глубоко убежден, что виновником его смерти, как ни тяжело это говорить, был князь Урао. Он вывел капитана из себя.

— Да.

— Тогда я решил прийти к вам. Вы здесь новый человек, и вряд ли князь успел опутать вас, как других.

— Нет, — сказал я, не улыбаясь. — Он даже и не пытался этого делать.

— Я знаю, — сказал отец Фредерик. — Я позволил себе говорить так долго, чтобы вы постарались понять меня и поверить мне. То, что я скажу, — правда, но вам придется сделать усилие над собой, чтобы поверить в нее, так как эти сведения исходят от меня, белого миссионера.

— Я верю вам, отец, |— сказал я. — Я ведь сам из Танги. И мой отец был с вами в одном японском концлагере.

— Да, я помню его. Он погиб там… Довольно давно, может, полгода назад в доме князя было совещание с другими сепаратистами. Я никогда не вмешивался в их дела, так как полагал, что каждый народ сам избирает себе правление и в случае, если правительство ему не нравится, некого винить, кроме самого себя. Тогда, может, вы помните, была вспышка сепаратистских настроений в связи с очередной попыткой правительства лишить князей их привилегий. Князья готовились к восстанию, которое сорвалось из-за их разногласий, но, когда обсуждалось, как обороняться от лигонских войск, они решили заминировать некоторые мосты и здания в Танги…