Похищение Елены
Шрифт:
— Не тронь! Уходите!.. — И снова слезы хлынули из ее глаз, но на сей раз это были слезы бессильной злости и отчаяния.
— Ты на кого кричишь?!
— Что вы понимаете вообще в жизни?! Дуры!.. Старые девы!.. Шпионки!.. Ненавижу!.. Видеть вас больше не хочу!..
После такого позора оставалось только умереть.
И она, не разбирая под ногами дороги, бросилась вниз, захлебываясь от рыданий.
Усталое, но довольное солнце не спеша приближалось к горизонту, когда голодный и чрезвычайно
Теперь понятно, угрюмо подумал он, почему острова назвали Барбосскими. Потому что их тут как собак нерезаных и никто не знает, как который из них называется.
Дело в том, что карта, нарисованная заботливыми грайями, отправилась в самостоятельный полет с первым порывом ветра над морем, а аборигены, считающие каждый остров, на котором могло поместиться более десяти избушек, — государством, а архипелаг — супердержавой, давали своим родным странам сугубо индивидуальные названия, забывая при этом сообщить их остальным. Как-то раз, опросив жителей каждого из трех островов на предмет названий двух соседних клочков суши, расположенных поблизости, запутанный вконец Волк получил шесть различных ответов. Держа в памяти школьные уроки математики, продолжать эксперимент он не решился.
Конечно, он пробовал и просто спрашивать, где, мол, тут У вас живут горгоны, но так как каждый раз ответ состоял из взмаха руки в неопределенном направлении и нового названия, такую практику он тоже вскоре прекратил и теперь, кроме фраз: «Где тут у вас можно купить пожрать?» и «Горгоны здесь живут?»— глупых вопросов не задавал.
Желудок, с утра не видавший ни крошки съестного, с укоризной напомнил хозяину, что сапоги-самобранки достались Ивану, а ему — только сварливый и, судя по всему, очень невкусный ковер, и далее потребовал срочно и в ультимативной форме хотя бы хлеба, сыра и копченой колбасы с помидорами.
С его стороны острова никаких поселений видно не было, и Сергий, решив отложить поиски местной столицы в дальних кустах или в каком-нибудь корявом овраге на следующий день, приказал Масдаю приземляться.
Для лагеря Масдай выбрал самый просторный карниз крутого берега с отвесной стеной с одной стороны и потрясающим видом на закат — с другой. Единственный недостаток — отсутствие сухого топлива для костра — легко исправлялся прогулкой к широкой береговой полосе, на которой в изобилии, как кости доисторических монстров, белели разнокалиберные трупы деревьев, выброшенных когда-то штормами.
Набрав полную охапку елок-палок, Серый уже собрался подняться по крутой тропинке обратно, как вдруг услышал непонятные звуки, доносящиеся из-за большого камня метрах в ста от него. Как будто какая-то зверюшка то ли скулила, то ли повизгивала.
Мека, радостно выписывавший круги на песке в предвкушении долгожданной встречи с твердой землей, тут же насторожился, махнул пушистой львиной кисточкой и стрелой (если только бывают пятиметровые чешуйчатые
— Стой! Ты куда? Ты же его до смерти напугаешь! — наученный горьким опытом, возопил отрок, но химерик даже не оглянулся. — Мека!.. Ах ты, козелище!..
И Сергий, побросав свои ветки, сколько хватало сил, побежал за ним.
Но было уже поздно.
Любопытный восторженный Мека, юный друг природы вообще и всего живого в частности, несмотря на прошлые случаи все так же не понимающий, как можно не любить такого замечательного, такого веселого и дружелюбного зверя, как он, уже скрылся за валуном, чтобы скорее подружиться с кем-нибудь, пока еще о таком счастье и не мечтающим.
Подбегая поближе, Волк с замиранием сердца обратил внимание, что звуки прекратились.
Но, с другой стороны, и химерик пока еще не возвращался.
Значит, есть надежда на простой обморок.
Обежав валун, Серый остановился как вкопанный и мгновение даже раздумывал, не упасть ли в обморок ему самому.
Потому что за этим самым камнем сидела девчонка лет пятнадцати в голубой тунике и синем плаще и самозабвенно наглаживала лучившегося от счастья Меку по рогатой голове, другой рукой прижимая его к себе, как величайшее сокровище рода человеческого, и шептала ему на ухо что-то очень приятное.
Услышав хруст гальки под ногами Серого, девочка подняла глаза и доверчиво посмотрела на него.
— Это твой?
— Д-да…
— А можно я его поглажу?
— М-можно…
— Спасибо! А как его зовут?
— Мека.
— Мека! Какая прелесть! Мека-Мека-Мекушка!..
Химерик тыкался улыбающейся мордой девочке в ее узамбарские косички и от удовольствия разве что не мурлыкал.
При виде него не визжали, не бежали и не получали сразу всех трех инфарктов.
Ему обрадовались.
Его погладили и почесали ему за ушком.
Его назвали Мекушкой и прелестью.
Разобраться в своих несложных чувствах ему не составило труда.
К Сергию он был просто привязан.
Свою новую знакомую он полюбил.
Пришедший немного в себя Волк закрыл наконец рот и стал придумывать, что бы спросить ему.
«Ты его не боишься?» — прозвучало бы глупо. «Горгоны здесь живут?» — не к месту. Поесть у него тоже было, и он решил остановиться на нейтральном:
— Как тебя зовут?
— Мими. А тебя?
— Вообще-то Сергий, по прозванью Волк, но ваши стеллиандры называют меня Ликандр.
Мими задумалась.
— Мне «Ликандр» тоже больше нравится.
— Я, честно говоря, испугался, когда этот козелик сюда побежал — тут кто-то попискивал, а у нас уже было несколько случаев, когда…
Мими покраснела, и только сейчас Волк обратил внимание, что глаза у нее красные и припухшие, а рядом валяется с десяток скомканных и насквозь промокших носовых платков с какой-то замысловатой вышивкой.