Похищение мечты
Шрифт:
– Значит, во всем и везде - "Русские идут"?
– девушка сделала маленький глоток, пробуя вино. Калифорнийское было ничуть не хуже бургундского.
– Если уж быть до конца объективным, - ответил толстяк, не переставая жевать, - все беды мира, и наши тоже, вызываются двумя истоками зла: коммунисты, черные. Вообще - цветные.
Вот!
– он отвернул лацкан пиджака. Под ним был приколот довольно крупных размеров круглый значок. По красному полю бежали черные буквы: "Убей русского!" - Они хотят захватить весь мир и превратить всех в своих рабов. И помогают им в этом черные. Но мы им всем еще покажем.
Он поднял бокал, приглашая ее выпить. Теперь она разглядывала его явно критически: - Я не знала, Барри, что ты расист.
Толстяк на мгновение замялся: - Я не расист. Я нормальный здоровый американец, каких большинство, да поможет нам Бог!
– А ведь в представлении черных Бог черный, - заметила она.
– Его лицо смяла улыбка. Улыбка примирения. Он не хотел ссориться с "малюткой Сузи". Девушка заставила себя тоже улыбнуться. И ей не хотелось ссориться с этим в общем-то неплохим парнем. Может, он наговаривает на себя. Выпил три аперитива, вина добавил. С мужчинами и не такое бывает... Толстяк огляделся вокруг. У окна одиноко сидел смуглокожий. Толстяк долго изучал его недобрым взглядом. Потом ткнул в сторону смуглокожего пальцем: "Они уже и сюда забрались! Вот среди них исключений я не допускаю". Он поднялся и, несмотря на робкие протесты девушки, направился к столику смуглокожего.
– если не ошибаюсь, я имею честь говорить с господином Раджаном? толстяк вкрадчиво улыбался.
– С Раджаном-младшим, - холодно ответил смуглокожий, внимательно рассматривая незнакомца, который облокотился на стол.
– Корреспондентом "Индепендент... кроникл" в Нью-Йорке?
– "Индепендент геральд", - поправил его почти резко Раджан.
– Не имею, однако, удовольствия быть с вами знакомым.
– Барри Джордэйн, - толстяк деланно поклонился, сел. Тут же вскочил: - "Чикаго трибюн".
Он вновь сел - напротив Раджана.
– За разрешением какой же проблемы вы пришли ко мне, мистер Барри Джордэйн из "Чикаго... телеграф"?
– "Чикаго трибюн", - радостно поправил толстяк, не замечая, что ошибка была сделана "этим смуглокожим" умышленно.
– Откуда вы меня знаете?
– Видел в одной из наших газет ваш портрет и информацию о назначении шефом-редактором нью-йоркского бюро.
– Итак, в чем проблема?
– в голосе Раджана слышались нотки легкого раздражения.
– Очень просто, - толстяк обернулся, махнул блондиночке рукой: "Сейчас иду!" - Я хотел спросить, как вам нравится наша бедная многострадальная Америка? Которая всем и во всем помогает, и в благодарность получает плевки и проклятия?
– Впечатления? Право, долго рассказывать. Если хотите, могу прислать номера моей газеты, с несколькими сериями репортажей. Плевки и проклятия? Не кажется ли вам, что они зачастую вызываются тем, что объекты вашей бескорыстной заботы, мягко говоря, не нуждались в такой помощи и не просили о ней?
К столику подошла девушка. Пока она пересекала зал, мужчины провожали ее откровенными взглядами: "Хороша! Эффектна!
Горячая штучка!" Не обращая внимания на взгляды и шепот, она села слева от Раджана, спросила: "Ты, надеюсь, без меня не скучал?" "Да вот, мистер Барри Джордэйн не давал!" - ответил Раджан. Девушка повернулась к толстяку,
– Ты его в самом деле знаешь?
– удивился Раджан, когда толстяк ретировался к столику, за которым его ждала хрупкая блондиночка.
– Этого хряка?
– Беатриса быстро пролистала меню. "Вечно потный Барри". Его знают все, кто хоть немного знаком с газетной мафией Чикаго. Пустобрех и трус. Но пишет виртуозно. Не так уж много у нас таких перьев. Подписывается "Питер Хьюз".
– Это он?
– Раджан обернулся, разыскал взглядом толстяка.
– Трудно не согласиться с твоей оценкой. Читал его материалы. Однако, почти все они через прорезь мушки берчиста.
– Сегодня в больших газетах даже чуть левее центра отваживаются писать единицы.
Беатриса заказала устрицы а ля Рокфеллер. А Барри Джордэйн жаловался в это время хрупкой блондиночке: "Только я собирался утереть нос этому цветному недоноску, да знаешь, хлестко, в лучших традициях благословенного Юга, как заявилась эта Беатриса Парсел, из "Нью-Йорк таймс". Сама-то она тьфу. А вот папа ее - Джерри Парсел". "Джерри Парсел!
– подхватила Сузи. За ним сотни и сотни миллионов!" - Извини, любимый, - Беатриса положила свою ладонь на ладонь Раджана, несколько раз коротко, ласково ее пожала. Я только что получила письмо от отца, хочу быстрее прочитать.
Не часто он балует меня своими посланиями. Что-то в этом? Не возражаешь?
Беатриса погрузилась в чтение, а Раджан вспомнил, как полгода назад Маяк пригласил его к себе в кабинет. Был поздний вечер. Последние полосы завтрашнего номера "Индепенденсе геральд", подписанные главным, ушли в типографию. Маяк был в добром расположении духа, что в последнее время случалось все реже. Усадив Раджана напротив себя, он поставил на низенький столик, разделявший их кресла, две большие чашки дымившегося напитка, крохотные пирожные в бумажной коробке, восточные сладости в стеклянных вазочках. Главный получал чай прямо с одной из лучших плантаций Ассама, от старого друга, с которым прошел через многие английские тюрьмы в тридцатые и сороковые годы. Вдыхая терпкий аромат, Раджан гадал, чего ради Маяк устроил такое пиршество. Главный хмурился, пил чай неторопливо, степенно.
– Вы знаете, на европейском континенте чай пьют без молока. Удивительно!
– Маяк подкладывал Раджану пирожные, лукум, постный сахар. Ах, да, ведь вы же бывали в Европе.
– И однажды вместе с вами, - заметил Раджан.
– Да, да, верно, - согласился Маяк.
– И в Советском Союзе...
– Дважды, - подтвердил Раджан.
– А как вы, дорогой Раджан, посмотрели бы на перспективу поехать нашим собственным корреспондентом в Нью-Йорк?
– Маяк сказал это буднично, просто, как если бы предлагал прокатиться в один из пригородных парков Дели.
– Видите ли, односторонняя ориентация, взгляд на мир через одну призму для журналиста ущербны. Они лишают его животворного объективизма. Я не против пристрастностей (сам в некотором роде пристрастен). Но они должны быть осознанными. Вы много писали о русских. Может быть, даже больше, чем надо - особенно последнее время. На мой взгляд, необходима психологическая пауза. Она нужна и для газеты, и для вашей журналистской карьеры...