Похищение Муссолини

Сушинский Богдан Иванович

— Это погибельный рейд, господин капитан, не советую.

— Вы-то согласились.

— Я — диверсант. По самой натуре своей. В этом мое призвание.

37

Вошел вызванный Скорцени адъютант.

Услышав привычное: «Проводите генерала», он исчез за дверью вслед за Шкуро. Который даже за порогом все пятился, усердно при этом кланяясь.

Когда, проведя генерала к выходу, адъютант вернулся, он застал своего командира посреди кабинета. Скорцени стоял положив правую руку на живот,

а левой подперев щеку, и был погружен в какие-то свои раздумья. Родль молча ждал; когда гауптштурмфюрер выйдет из этого состояния и поинтересуется, что ему необходимо. Он никогда не решался заговорить, видя шефа в позе античного «Мыслителя».

— Послушайте, Родль, — наконец проговорил Скорцени. — А вы не в курсе, по какому поводу этот генерал?..

— Шкуро…

— Вот именно. По какому поводу он навещал меня?

Родль рассмеялся. Он понимал, что ставит своего шефа в неловкое положение, но ведь было же отчего и рассмеяться. Глядя на него, Скорцени тоже улыбнулся.

— Никак нет, гауптштурмфюрер, не в курсе. Мне показалось, что он успел изложить свою просьбу.

— Кажется, я увлекся. Он вынужден был только слушать. Но ведь приходил он ко мне не в роли слушателя, а в роли просителя.

— Следует полагать… — философски согласился адъютант.

— Ну да бог с ним, с этим русским. У нас нет времени, Родль. У нас есть все, кроме времени, оберштурмфюрер. И не заставляйте напоминать, как мне нужны сведения о Муссолини. Любые сведения о дуче. Встряхивайте наших людей, Родль, встряхивайте!

38

Однако принимал Курбатова не Исимура, а подполковник Имоти. Рослый, под метр девяносто — что среди офицеров-квантунцев встречалось довольно редко, — крепкого, сибирского телосложения, с почти европейским лицом, в чертах которого едва угадывались восточные штрихи, он вообще мало напоминал японца. А подчеркнуто правильный русский Имоти мог сбить с толку кого угодно.

— По матери я — коренной сибиряк. По отцу — японец, — сразу же раскрыл секрет своего происхождения подполковник, освещая отдельный кабинет в небольшом ресторанчике хищноватой желтозубой улыбкой. — Поэтому, князь, можете считать меня русско-японцем, или японо-русским, как вам удобнее.

— Вообще-то, я больше приемлю просто «русский». Но в данном случае русский меня устраивает в любом обрамлении.

— Хотя ваши корни уходят в Украину и, очевидно, в Татарию.

— Татаро-украинец или украино-татарин, — добродушно согласился князь. — Однако воспринимаю себя славянином. Впрочем, начиналось все не с татар, а с половцев.

Они уселись за низеньким столиком, по-восточному скрестив ноги, и несколько минут выжидающе смотрели друг на друга.

— «Воспринимаю себя славянином», — повторил Имоти. — Полковник Исимура, которого имею честь представлять здесь, учел это. Он терпимо относится к национализму русских, если только этот национализме выдержан в рамках благоразумия.

— В рамках, господин подполковник. Что заставило вызвать меня из казармы? Слушаю вас.

Имоти отметил

про себя, сколь независимо держится этот ротмистр. Но тотчас же вспомнил: «Князь!» И чувства раздражения независимость Курбатова у него не вызвала. Он знал, что имеет дело с одним из лучших диверсантов русских. И что через несколько дней этот человек поведет группу «маньчжурских легионеров» в «рейд смертников», как именовали теперь операцию семеновцев в штабе Квантунской армии. Рейд, из которого вряд ли кто-либо сумеет вернуться.

— Только откровенно, князь, вы действительно рассчитываете достичь границ Германии?

— Значит, вам сообщили, что группа пойдет к границе?

— Держать такое в тайне от японской разведки? Тем более что акция не ущемляет интересы Страны восходящего солнца. — Надеетесь достичь ее?

— Готовлюсь, как к самой важной в своей жизни операции.

— Которая, в случае успеха, принесет вам славу. А в разведывательно-диверсионных кругах всего мира, в истории разведки — даже бессмертие.

Говоря что-либо, подполковник слегка запрокидывал голову и закрывал глаза. Словно произносил слова клятвы, молитвы или просто наслаждался собственным слогом. Скорее всего, наслаждался…

— Ну да не будем об этом. Вам приходилось слышать о таком генерале — Власове?

— Генерал-лейтенант Красной армии. Перебежчик. Находится в Берлине. Сколачивает Русскую освободительную армию. Что бы я ни сказал о нем дальше, все равно обнаружится, что больше, чем знает японская разведка, знать не могу.

Бесшумно появился карликового роста японец-официант. Очевидно, хозяин ресторана специально подобрал такого официанта, который смог ставить блюдо на низенький столик, почти не нагибаясь.

— Японскую разведку больше всего интересовал тот факт, что какое-то время Власов находился здесь, в Китае.

Курбатов так и не смог привыкнуть к саке. Рисовая водка всегда вызывала у него аллергическое отвращение. Но все же, как и подполковник, отпивал ее мелкими, почти неощутимыми глотками, ибо не питие это было, а церемония застольной беседы.

— О том, что служил в Китае, слышу впервые, — признался Курбатов. — Что, воевал на стороне китайцев, против вас?

— О Власове здесь мало кто мог слышать, поскольку он скрывался Под псевдонимом Волков. Воевать — не воевал, но… Сначала он просто читал лекции, наставляя чан-кайшистских командиров по части тактики, затем какое-то время числился начальником штаба генерала Черепанова, военного советника Чан-Кайши. А весной 1939 года его направили советником к губернатору провинции Шанси генералу Янь-Сишаню.

— Которому пророчили будущее диктатора Китая, — решил проявить хоть какое-то знание ситуации той поры Курбатов.

— Сам-то он видел себя императором. Однако не в это дело Власова подослали к генералу с умыслом. Он должен был убедить Янь-Сишаня объединить подчиненные ему войска с армией Чан-Кайши. Точнее, поддержать действия Чан-Кайши против японской императорской армии. Особых успехов на этом поприще Власов, конечно, не достиг. Тем не менее после отзыва Черепанова в Москву его сделали главным советником Чан-Кайши.