Похищение невесты
Шрифт:
Пусть она и очень ослабела, но ей надоело, что ее носят на руках, словно малое дитя.
— Мне пора вернуться.
— Хорошо, миледи.
Клэр снова подставила ей плечо, помогая добраться до постели. Оказавшись на кровати, Джемма тихо вздохнула от облегчения. Ноги у нее дрожали, но она испытывала не только крайнюю усталость, но и удовлетворение: наконец-то она смогла сама что-то сделать, а не только принимать от всех помощь. Мышцы ног болели, однако это была такая боль, которую приносит большая нагрузка. Она почувствовала себя лучше, словно эта короткая прогулка ознаменовала собой начало размораживания
— Почитать вам, миледи?
— Гмм… Это было бы приятно.
И послужило бы проверкой прояснившемуся сознанию.
Клэр открыла небольшую книжицу и уселась на табуретку у кровати. Ровным и мягким голосом она начала чтение. Джемма потянулась за новым букетиком вереска, который ей принес Гордон. Поднеся его к лицу, она вдохнула в себя сладкий аромат, который прогнал уныние, грозившее ею овладеть.
«Он не сказал, что любит меня».
Это еще не означало, что он ее не любит, но и не говорило о том, что любит.
«Зато я его люблю».
Теперь Джемма твердо это знала и даже находила в себе силы благодарить небо за этот яд, который заставил ее понять и оценить то, что она имеет. Когда времени мало, все становится дороже. Так было и в то время, когда болел ее отец. Она никогда не пожалеет о тех годах, которые провела у его постели, потому что именно тогда она стала той женщиной, которой была сейчас. Именно тогда она научилась любить. Если это безумие — пусть. Она не хочет никакого исцеления — ей нужно лишь немного времени побыть с любимым. Никогда не бывает слишком много дней и часов на то, чтобы быть рядом с дорогими тебе людьми, но зато оказывается уйма времени для того, чтобы раскаяться в своих ошибках.
В дверь тихо постучали.
Клэр прекратила чтение и встала, но дверь открылась прежде, чем доверенная служанка успела к ней подойти. Повернув голову, Джемма увидела, что в комнату вошла одна из монахинь в своей шерстяной рясе. Ткань была некрашеная и имела светло-кремовый оттенок овечьей шерсти. Голова монахини была покрыта еще одним куском белой ткани, которая закреплялась черной лентой, проходящей через лоб. Это говорило о том, что женщина принесла полный монашеский обет. Из-под головного убора не выглядывало ни волоска: ткань плотно стягивалась, помогая хранить обеты целомудрия и скромности. Она даже прятала в широких рукавах руки, опущенные вниз и сцепленные перед собой. Джемме показалось, что послушничество для этой девушки истинное призвание, похоже было, что она относится к своим обязанностям монахини очень серьезно.
— Прошу меня простить, но лэрд желает видеть вас в церкви.
Клэр нахмурилась и посмотрела на Джемму.
— Лэрд приказал мне позаботиться о его жене, пока вы будете у него.
Монахиня являла собой образец кротости и говорила мягко. Она даже чуть присела, когда закончила говорить.
— Понятно. Спасибо.
Клэр прошла к стене, где висел приготовленный для нее отрез ткани в терракотовую и оранжевую клетку клана Бэрраса. Перекинув ее через плечо, она перетянула его на поясе, как ее учили, и с виду сразу перестала отличаться
— Я скоро вернусь, миледи.
Дверь открылась и бесшумно закрылась у Клэр за спиной. Монашка словно застыла на месте на несколько долгих мгновений. Ее глаза, выражение которых было невозможно понять, были устремлены на Джемму. Спустя некоторое время она вдруг напряглась и прошла к окну. Вытянув руки, она высунула их в окно и прижала ладони к толстым каменным стенам.
— Я увидела, как ты смотришь в окно.
Джемма почувствовала, что у нее по спине побежали мурашки. В голосе монахини звучал странный холод.
— Да, солнечный свет притянул меня к окну.
— Нет, к этому окну тебя притянул не он! — резко возразила монахиня.
Джемма вздрогнула и передвинулась на подушках выше. Монахиня повернулась и воззрилась на нее, качая головой.
— К окну тебя привел Бог. Бог!!!
— Ну конечно, ведь именно Он сотворил все.
На губах у монахини играла очень странная улыбка. Казалось, ей приятно видеть, насколько Джемме трудно было приподниматься. Она повернулась, снова выглянула в окно, а потом опять обратила все внимание на Джемму.
— Бог отправил тебя к окну, чтобы я смогла тебя отыскать и исполнить тот долг, который Он возложил на меня.
По спине Джеммы снова пробежали мурашки, и на этот раз она сильно похолодела, монашка медленно направилась к ее кровати.
— И что же это за долг?
— Помочь моему мужу вести правильную жизнь. — Голос монахини стал сладким. — Нас, как и Авраама, ждет великое благословение, если мы не поддадимся греху. Но он этого не понимает, не верит в тот дар, который Господь способен дать тем, кто его слушает.
— Твоему мужу?
Подошедшая ближе монахиня кивнула:
— Гордону, моему мужу. Мой отец заставил меня поклясться, что я выйду за него замуж, несмотря на мою преданность Богу, но теперь я понимаю, как могу служить и Богу, и своему мужу.
— Имоджен?
— Я Мария. Сестра Мария. И Господь направил тебя к этому окну, чтобы я узнала, где тебя прячут, и избавилась от тебя, чтобы ты не отнимала доброго мужа у меня.
— Иисусе Сладчайший!
Джемма поспешно отодвинулась на постели подальше, чувствуя глубокий ужас. Эта женщина была совершенно безумна: Джемма ясно видела сумасшедший блеск ее глаз.
— Да… Ну да… Ты понимаешь. Я отправлю тебя в нашему Сладчайшему Спасителю, где нет земного греха.
— Имоджен, нет! Бог не хочет этого!
Джемма спустила ноги с кровати.
Имоджен явно не нравилось слышать свое прежнее имя. Она нахмурилась, лицо ее побагровело.
— Хочет! А ты просто самозванка! Пытаешься забрать у меня мужа, шлюха! Ты его не замараешь! Я придушу тебя и уберу с его пути!
Имоджен метнулась к ней, вытянув руки со скрюченными, словно когти, пальцами. Джемма закричала и встала. Ей хватило сил на то, чтобы преодолеть те несколько шагов, которые отделяли ее от двери и широко распахнуть ее, но даже страха за собственную жизнь оказалось недостаточно для того, чтобы справиться со слабостью, оставленную ядом. Она отшатнулась к стене, и Имоджен врезалась в нее всем телом, схватила за косу и дернула изо всех сил, причинив Джемме острую боль.