Похищение с сюрпризом
Шрифт:
Вот только подкрепиться не помешает.
Или подремать?
А лучше и то, и другое.
Она вылезла из воды и растянулась на травке.
– Возьми веточку и мух от меня отгоняй, - велела брюнету.
По его лицу было яснее ясного, что он с радостью бы отлупил хлесткой веточкой саму Лизетту. Однако сжал зубы и выполнил требование. Встал над ее тушкой и принялся махать, как полоумный.
– Меня не задень, - проворчала сонная Лизетта. – А то копытом в лоб получишь.
Сказала и сладко засопела. Гастон выдохнул и сел на траву, но веточку не выбросил. Вдруг чудовищная невеста откроет
Вот, черти полосатые! Угораздило же Арнольда про девицу из красного замка заговорить. А он – Гастон – еще и восхитился ею, когда в беседке увидел танцующей. Теперь и намека на прежнее очарование не осталось. Того гляди, захрапит. Да так, что земля задрожит. В голову вдруг пришла безумная, но забавная идея: нарисовать светлость в образе грозного вояки верхом на корове. Или лучше в образе тореадора, что в заморской стране на арене выступают. Там, правда, в соперниках быки ходят. Но и корова сойдет. Особенно поверженная, лежащая кверху копытами.
Тьфу!
Гастон раздраженно постучал себя по лбу, вспомнив отцовские наставления относительно художеств. Наставления, нередко переходящие в побои. Рисовать Гастону строжайше запретили в детстве, едва заметили следы краски на рубашке. Видите ли, отцу с матушкой еще до свадьбы гадалка предсказала, что ежели хоть один отпрыск возьмется за кисть или обычный уголек, быть беде. Гастон жутко расстраивался. Ведь рисование было единственным, к чему лежала душа, да и получалось неплохо. Первое время он упрямился и тайком от отца продолжал заниматься запретным делом, но правда всплывала, а наказания ужесточались. Победа, как водится в семье, осталась за Ла-Пьером-старшим. Третий сын навсегда распрощался с холстами.
Надо же. Столько лет прошло, и вдруг вспомнилось былое увлечение.
Нет, нельзя рисовать. Им со светлостью сейчас только дополнительных бед не хватало…
****
На этот раз Лизетте ничего не снилось. Зато она отлично выспалась и набралась сил. Когда открыла глаза, солнце сияло на западе. Не садилось, но до заката оставалось часа полтора. А, значит, следовало выдвигаться.
– Ну, и где твой герцог?
– Хороший вопрос, - протянул брюнет, старательно помахивая над Лизеттой веточкой. – Надо было меня послать.
– Ты бы справился, понятное дело. А вот твой герцог…
Помощничек чуть зубами не заскрежетал. Но сдержался. И предложил:
– Может, пойдем ему навстречу?
– Ни за что. И вообще… - Лизетта закатила глаза. – Вон он. Ползет…
Гастон выдохнул с облегчением. Жив!
Нет, светлость не полз. Плелся. Даже фата больше не развивалась. Висела белой тряпкой, символизируя поражение молодого герцога. Следом так же вяло топала лошадь, нагруженная мешками. С фруктами, не иначе. Ох, черти рогатые! Гастон был готов кинуться и расцеловать светлость. Справился с невестиным заданием! Умница!
Лизетта стараний не оценила.
– Почему так долго? – спросила строго. –
Светлость не посмел оправдываться. Притащил не без помощи Гастона мешки, высыпал содержимое на траву и промямлил заплетающимся от усталости языком:
– Приятного аппетита.
– А блюдо где?
Парни переглянулись и развели руками.
– Ладно, - смирилась Лизетта. Голод пересилил желание поерничать.
Не глядя больше на двух олухов, она умяла с десяток груш, затем принялась за яблоки. Апельсинами герцог в этот раз угостить не потрудился. Ну и не беда. От утренних потом во рту кислый привкус стоял. Наевшись, она с трудом поборола желание снова плюхнуться на бок. Нельзя. Скоро уж обратно в девицу превращаться. А делать это лучше в родной спальне. Подальше от похитителей.
– Всё, домой пошли, - объявилась она и направилась в сторону дороги.
– К к-к-кому до-домой? – прошептал герцог, пятясь.
– Ко мне, вестимо. Возвращать меня пора. Восвояси. Утомилась я что-то. Как доберемся, спать лягу, а вы с Ви будете договариваться. О сумме компенсации.
– С кем? – осторожно осведомился брюнет.
– С Виолеттой, - отчеканила Лизетта. – Она у нас дама грозная. Никому спуску не дает.
– Толстушка в красном? – уточнил парень на всякий случай.
– Это герцог твой толстячок, - не осталась в долгу Лизетта. – А Ви у нас женщина с пышными формами. И очень даже аппетитными.
Шли снова пешком. Взгромоздиться на единственную имеющуюся в распоряжении лошадь Лизетта герцогу не разрешила. И неважно, что едва передвигает ноги. Его проблема. Кобыла не обязана везти на себе такую тяжесть. Мешки с фруктами доставила, и хватит трудов. Тем более, обратно-то из красного замка этот увален всё равно верхом поедет. Так пусть лошадка отдохнет, сил наберется.
– Как думаешь, сколько твои родственники с нас попросят? – спросил Гастон по дороге. Он шагал куда бодрее светлости. Его-то за фруктами не посылали.
– Я уже говорила: у меня только опекун, - напомнила Лизетта раздраженно.- Но его все боятся. Попросит много. Рисковали та-а-аким сокровищем! Изверги!
– Не так уж он тебя любит, раз сослал в глушь, - припечатал Гастон.
– Ой, можно подумать вас двоих из большой любви сюда отправили. Наверняка, чтоб глаза не мозолили.
– О! Это ты по своему опыту судишь? – не выдержал Гастон и тут же пожалел о грубости.
Удар Лизеттиного рога пришелся в филейную часть тела. Парень подскочил и плюхнулся на четвереньки. Пришлось сжать зубы так, что челюсть свело. Но всё лучше, чем завопить от боли на радость вредной корове.
– Цел? – одними губами спросил светлость, когда Гастон поднялся и захромал дальше.
– Угу, - пробормотал тот, размышляя, с каким средством по возвращению лучше делать компресс. Синяк-то по любому будет. Но, главное, чтобы место удара не распухло, а то завтра ни ходить, ни сидеть не получится.
Наконец, вдали показался красный замок. Но чем ближе троица подходила к нему, тем неспокойнее становилось на душе Гастона. Накрыло нехорошее предчувствие. Но он помалкивал, чтобы не пугать светлость и не гневить Лизетту. Однако лучший друг и сам почуял неладное.