Похищение века
Шрифт:
Мама похоронена здесь, на Воскресенском. Утром первым делом туда поеду, до репетиции. Восемнадцать лет не был на могиле матери.., скотина! Отец несколько раз приезжал, а я... Мне все некогда. Вот так жизнь распоряжается, Танечка.
А жена у меня итальянка, тоже певица. Она очень славная.
– Значит, вы в полном порядке, дон Марта?
– Да, в полнейшем! Я такой famoso cantante - знаменитый певец... Семья, друзья, карьера - все muy buen, Танечка. Просто замечательно...
Только почему-то в голосе "фамозо кантанте" не чувствовалось особой радости. Его бархатный баритон прозвучал
– Беда в том, что я слишком долго был русским, и мне всего этого мало... Да, так мы с вами говорили о Хосе, кажется?
– продолжал он как ни в чем не бывало.
– Могу еще добавить: не курит, не пьет - то есть абсолютно, ничего и никогда. Страшный аккуратист. По-моему, жадноватый. Я, например, не припомню, чтобы он позволил себе что-нибудь особенное.., ну, скажем, из одежды. Хотя зарабатывает он сейчас неплохо, и я замечал в нем этакую скрытую склонность к франтовству. Но почему-то у меня сложилось впечатление, что он старается выглядеть неприметно, как можно меньше бросаться в глаза. Может, мне это только кажется. Как проводит свободное время, кроме визитов к девочкам, с кем общается, чем увлекается - это мне неизвестно. Это все, что я знаю, Таня. Я вам уже говорил, что сегодня.., то есть теперь - вчера, я впервые увидел другого Хосе. Честно говоря, такого всплеска эмоций я от него не ожидал. Так что, как видите, насчет отсутствия у него темперамента я был не прав! Но чтобы он был причастен к краже... Нет, это не укладывается у меня в голове.
Мартинес задумчиво покачал головой.
– Да, Таня! А что мне сказать ему? Ведь Хосе первым делом спросит, что я предпринял.
– Скажите ему правду: что решили обойтись без милиции и наняли частного детектива, очень компетентного - это, пожалуйста, подчеркните!
Только не говорите, что я - это "он". Скажите, что вы сами все рассказали сыщику и он уже идет по следу - что-нибудь в этом духе.
– Понятно. Но Хосе не дурак, Таня, он может догадаться, что вы - это "он".
– А пусть гадает, это его проблемы. Нам важно понаблюдать за его реакцией, посмотреть, как он будет действовать. Возможно, и никак, если он ни в чем не замешан. А может быть.., словом, все может быть, Мигель! И поэтому вы должны завтра.., то есть сегодня, ненавязчиво устроить нам встречу. Скажем, пригласите свою племянницу на чашечку кофе к себе в номер, и пусть он тоже присутствует. Это не будет слишком противоречить вашим.., м-м.., правилам?
– Да нет, отчего же... Вы моя племянница, поэтому ваше появление в моем номере не должно вызвать ни у кого подозрений. А с Хосе мы часто пьем вместе кофе, и обедаем, и ужинаем - на гастролях, я имею в виду. Так что все в порядке. Часа в четыре, пойдет? Раньше, боюсь, не получится: репетиция, прием у губернатора... А в шесть я должен быть уже в театре играть "звезду оперы" Мигеля Мартинеса!
– Договорились. Если что-то изменится - пожалуйста, позвоните мне. Мне придется с утра побегать, но автоответчик будет включен. Только предупреждаю вас, "дядюшка": во время этого визита вежливости ваша "племянница" вряд ли будет хорошо себя вести...
– О, Таня... В каком смысле?
– Он не испугался, а скорее заинтересовался; его глаза, в которых отражались желтые фонари,
– Ну, Мигель, мы должны его спровоцировать, заставить раскрыться! Мне кажется почему-то, что он знает по-русски гораздо больше, чем "не понимаю"... Я постараюсь принять основной удар на свою репутацию, но вы все-таки немного подыграйте, ладно? Ну, понимаете, о чем я?
– Кажется, да...
– Несколько секунд он смотрел на меня в некотором смущении, потом расхохотался:
– Бедный Хосе! Он и представить себе не может, чтобы его патрон... Не волнуйтесь, Таня, я все понял. Всегда готов!
Последние слова он сказал почти совсем серьезно.
– Вот я и дома...
– Мы стояли перед моим подъездом.
– Извините, Мигель, но к себе на кофе не приглашаю: немедленно в гостиницу и спать!
– Буэнос ночес, Танечка! Вы уверены, что в вашем подъезде безопасно?
– Абсолютно, во всяком случае - для меня.
Спокойной ночи... Михаил.
– Ну, наконец-то! А то все - Мигель, Мигель...
"Русский испанец" быстро наклонился ко мне и.., впервые за весь вечер разочаровал свою новую родственницу. Он опять прижался губами всего-навсего к моим рукам. Я даже не успела снять перчатки. Но и через тонкую телячью кожу меня обожгло его горячее дыхание...
Нет, кабальеро, мы с вами и правда принадлежим к разным поколениям!
Глава 3
...Мы с доном Мигелем Мартинесом пробирались по театральному закулисью, крепко вцепившись друг в друга. Из всех щелей нам навстречу выползали мужчины и женщины в пышных платьях, камзолах и плащах, в причудливых париках и с неживыми лицами в толстом слое грима. Все они показывали на нас пальцами, укоризненно качали головами, делали страшные глаза и на разные голоса декламировали: "А почему ты не был на банкете?! Позор! Тоска! О, жалкий жребий твой!.." Дон Мигель испуганно загораживался мной и отвечал жалкой прозой: "Простите, извините! Вот, племянницу встретил. Мы с ней в разведку ходили..." При этом фамозо кантанте с интересом рассматривал и даже щупал все встречные плащи оперных героев, как будто что-то искал.
Неожиданно у нас на пути возник мрачный Онегин в цилиндре, завернутый в черный плащ.
Он бесцеремонно оторвал меня от моего спутника, развернул к свету: "Ужель та самая Татьяна?.."
Но тут же бросил - наверное, понял, что не та, - и пристал к "дядюшке": "Стреляться, Ленский!
Ты удрал с банкета!"
– Я не Ленский, я Радамес!
– плаксиво ответил "дорогой гость Тарасова".
– Отцепись от меня, я свой плащ потерял! Это не он случайно на тебе? Нет, не он... Мой потяжелее будет!
Возмущенный Онегин провалился куда-то в темноту, а мы все почему-то оказались в ярко освещенном директорском кабинете. Прямо посередке на ковре стояла плаха, и палач в красном балахоне уже занес топор, готовясь отсечь руку Федора Ильича...
Меня сковал ледяной ужас. А самым ужасным было то, что сам Федор Ильич не только не выказывал никакого протеста, но, напротив, относился к идее усекновения конечности с явным одобрением!
Но тут палача схватил за руку Хосе в шляпе с вуалью, вопя на чистейшем русском языке: