Похищение. Теодор Бун - маленький юрист

Гришэм Джон

Если Эйприл заперли водном из таких строений, как им ее обнаружить? Они не могли заглянуть внутрь, не могли постучать в дверь, ожидая, что Липер ее откроет. Они не могли кричать в окна и надеяться услышать ее ответ. Тео понял: лучше им потратить время на раздачу листовок и обещать вознаграждение.

Ребята прочесали Троувер-авеню и продвинулись еще на квартал к северу, к Уитуорт-стрит, где обошли все магазины и лавочки в торговом центре, оставив листовки в парикмахерской, химчистке, пиццерии, работающей навынос, и в винном магазине. Предупреждение

на двери винного магазина прямо запрещало сюда входить тем, кому меньше двадцати одного года, но Тео не колебался. Он стремился помочь подруге, а не купить алкоголь. Тео шагнул внутрь, протянул листовки двум ленивым продавцам за кассой и вышел, прежде чем они успели что-либо сказать.

Школьники как раз покидали торговый центр, когда поступил срочный звонок от Вуди. Полиция остановила его группу на Аллен-стрит и никакой радости при этом не выразила. Тео и его команда снялись с места и через пару минут прибыли на место происшествия. Там стояли две городские полицейские машины и трое полицейских.

Тео тут же понял, что не узнает этих копов.

— Что вы, ребята, здесь делаете? — спросил один из них при приближении Тео. На бронзовом бейдже у него значилось «Бард». — Дайте-ка угадаю: помогаете с поисками? — усмехнувшись, спросил Бард.

Тео поднял руку и произнес:

— Я Тео Бун.

Он сделал акцент на фамилии, надеясь, что хоть один из полицейских, если повезет, узнает ее. Он уже усвоил, что большинство стражей порядка знают многих юристов, и, возможно, просто возможно, один из этих парней осознает, что родители Тео — весьма уважаемые в городе адвокаты. Но это не сработало. В Страттенберге так много юристов.

— Да, сэр, мы помогаем вам искать Эйприл Финнимор, — мило улыбаясь, продолжил Тео.

— Ты предводитель этой компании? — рявкнул Бард.

Тео взглянул на Вуди, который потерял всякую уверенность, как будто боялся, что его вот-вот бросят в тюрьму и, вероятно, побьют.

— Наверное, — ответил Тео.

— И кто же попросил вас, мальчики и девочки, принять участие в поисках?

— Ну, сэр… на самом деле нас никто не просил. Просто Эйприл — наша подруга, и мы беспокоимся. — Тео пытался найти правильный топ. Он стремился говорить очень уважительно и осторожно, хотя считал, что ничего плохого они не делали.

— Как мило, — произнес Бард. Он ухмыльнулся двум другим полицейским, держа в руках листовку, потом показал ее Тео. — Кто их напечатал?

Тео хотел сказать: «Сэр, вообще-то вас совершенно не касается, кто напечатал эти листовки», — но это лишь усугубило бы и без того напряженную ситуацию, потому ответил:

— Мы напечатали их сегодня в школе.

— И это Эйприл? — поинтересовался Бард, указывая на улыбающееся лицо в центре листка.

Тео хотел сказать: «Нет, сэр. Мы разместили здесь лицо другой девочки, чтобы еще больше усложнить поиски и всех запутать».

Снимок Эйприл постоянно показывали в местных новостях. Естественно, Бард ее узнал.

Тео кивнул:

— Да,

сэр.

— А кто дал разрешение вам, детям, прикреплять эти листовки на государственную собственность?

— Никто.

— Вы знаете, что это нарушение городского кодекса и что это противозаконно? Вы знаете? — Бард насмотрелся сериалов про плохих полицейских по телевизору и явно переусердствовал, пытаясь запугать восьмиклассников. Джастин и его команда тоже прибыли на поле боя. Они подъехали и остановились, храня молчание, за другими велосипедистами. Восемнадцать детей, трое полицейских и несколько соседей, выглянувших, чтобы узнать, в чем дело.

На этом этапе Тео следовало бы подыграть Барду и притвориться, что он не сведущ в городском законодательстве, но он просто не мог так поступить, потому очень уважительно произнес:

— Нет, сэр. Развешивание листовок на столбах, предназначенных для телефонных и электропроводов, не является нарушением городского кодекса. Я читал закон в Интернете сегодня в школе.

Тут же стало очевидно: полицейский Бард не знает наверняка, что сказать дальше. Он переводил взгляд с одного коллеги на другого, но те приняли скорее насмешливый, а не угрожающий вид и не выказали никакой поддержки. Дети же самодовольно улыбались, глядя на него. Казалось, Бард один воевал против всех.

Тео напирал:

— В законе ясно сказано, что требуется разрешение для размещения плакатов и листовок, имеющих отношение к политикам и лицам, которые баллотируются на выборы в органы власти, вот и все. Так что эти листовки мы развесили, не нарушив закон. Они могут висеть в течение десяти дней. Так говорится в законе.

— Мне не нравится твое отношение, мальчик! — выпалил Бард и даже опустил руку на табельный револьвер. Тео заметил оружие, но не опасался, что в него выстрелят. Бард пытался изображать сурового полицейского, и у него не очень хорошо получалось.

Будучи единственным ребенком двух юристов, Тео уже давно со здоровым подозрением относился к тем, кто считал, что у них в руках больше власти, чем у других, включая некоторых полицейских. Его учили уважать всех взрослых, особенно облеченных властью, но в то же время родители привили ему желание всегда искать правду. Если человек — взрослый, подросток, ребенок — вел себя нечестно, то было неправильно мириться с обманом или ложью.

Все смотрели на Тео и ждали его ответа. Он, с трудом сглотнув, произнес:

— Позвольте, сэр, в моем отношении нет ничего плохого. И даже если бы я относился к вам плохо, это не было бы противозаконным.

Бард быстро вытащил из кармана блокнот и ручку и спросил:

— Как тебя зовут?

Тео подумал: «Я назвал вам свое имя три минуты назад», — но сказал:

— Теодор Бун.

Бард лихорадочно нацарапал это на листе, как будто все, что он написал, когда-нибудь послужит весомым доказательством в суде. Все ждали. Наконец один из полицейских шагнул в их направлении и спросил Тео: