Похищение
Шрифт:
Интересно, что сказала бы Мардж, узнай она, что я вырос не просто в Векстоне, а и на одной улице с Эндрю Хопкинсом? Что, называй это драмой или как-то иначе, Делия – член моей семьи. Едва ли она поняла бы, что близкое знание темы порой мешает журналисту. Что порой оно застит взгляд.
Но в этот момент Мардж взяла конверт.
– Это билет с открытой датой, – пояснила она. – Полетишь за этим мужиком в Аризону и раздобудешь эксклюзивный репортаж.
Тут-то я и поддался. В конце концов, у меня никогда не получалось удалиться от Делии Хопкинс на достаточное расстояние. Как
Я выхватил конверт из рук Мардж. А как объяснить Делии, что я должен представить ее трагедию на людской суд, я подумаю позже. Я позже подумаю, как объяснить начальнице, что Делия для меня – никакая не «история», а исключительно счастливый конец.
Мы с Делией провожаем Софи до самого класса, потому что она опоздала, а учительница – новенькая, поставленная на замену той, которая ушла в декрет. Я вешаю пальтишко Софи на крючок у домика для игр и выуживаю из рюкзака коробку с ланчем. Учительница, по габаритам, если не по возрасту, годящаяся Софи в одноклассницы, присаживается на корточки и восклицает:
– Софи! Какая радость, что ты все же смогла составить нам компанию!
– У нас перед домом много журналистов, – заявляет Софи.
Губы учительницы, растянутые в улыбке, даже не вздрагивают.
– Вот это да! Хочешь быть сегодня в группе с Микайлой и Райаном?
Когда Софи убегает, захваченная новыми событиями, учительница отводит нас в сторону.
– Мисс Хопкинс, мы читали о суде над вашим отцом. Мы все переживаем за вас и хотели бы узнать, можем ли быть чем-то полезны…
– Просто постарайтесь отвлечь Софи, – деревянным голосом отвечает Делия. – Она толком не понимает, что происходит с моим отцом.
– Разумеется, – соглашается учительница, искоса поглядывая на меня. – Девочке повезло, что рядом с ней такие заботливые родители.
Она слишком поздно понимает, что в сложившихся обстоятельствах это было не самым уместным комментарием. Густо покраснев, она выслушивает наше сбивчивое объяснение, что я Софи не отец, и багрянец у нее на щеках становится еще ярче.
Признаюсь честно, порой я жалел, что это так. К примеру, когда Делия положила мою руку себе на живот, чтобы я почувствовал, как Софи брыкается. Я тогда подумал, что это я должен был зачать дитя вместе с ней. Но на каждый раз, когда я подростком лежал в кровати и мечтал стать Эриком, чтобы безнаказанно трогать ее когда угодно, или принюхивался к подушке, на которой она лежала, готовясь к контрольной по «Гамлету», или чувствовал, как учащается пульс, если мы, поглаживая Грету в благодарность за удачную находку, соприкасались руками, – на каждый такой раз приходились тысячи моментов, которые мне не принадлежали.
Бедная учительница уже до того запуталась в сетях своего смущения, что взлететь не сможет при всем желании.
Нам пора, – говорю я Делии и увожу ее из класса. – Давай сматывать удочки, пока эта бедолага не умерла от стыда. Сколько ей вообще лет? Одиннадцать? Двенадцать?
– Я не успела попрощаться с Софи.
Мы ненадолго
– Она и не заметит.
– А вот учительница наверняка обратила на это внимание. И, скорее всего, доложит школьному советнику по безопасности, что я просто развернулась и ушла. Им всем не терпится проверить, как далеко яблоко падает от яблони.
– С каких пор тебя волнует мнение окружающих? – спрашиваю я. – Ладно, это была бы Бетани Мэтьюс, но не Делия же Хопкинс!
Я слышу, как Делия шумно втягивает воздух, заслышав запрещенное имя.
– Бетани Мэтьюс, – как ни в чем не бывало продолжаю я, – всегда приезжает за дочкой первая и ждет у бордюра, пока закончатся уроки. Бетани Мэтьюс считает, что высшее карьерное достижение – быть президентом родительского комитета четыре года кряду. Бетани Мэтьюс никогда не подаст на обед замороженную пиццу просто потому, что забыла ее разморозить.
– Бетани Мэтьюс не забеременела бы до свадьбы, – подхватывает Делия. – Бетани Мэтьюс не позволила бы своей дочери даже играть с незаконнорожденной девочкой.
– Бетани Мэтьюс до сих пор носит на голове бархатные повязки, – смеюсь я. – И бабушкины панталоны.
– И мяч Бетани Мэтьюс бросает, как девчонка.
– С Бетани Мэтьюс, – заключаю я, – очень скучно.
– Слава богу, я на нее абсолютно не похожа.
Делия смотрит на меня и улыбается.
Мы с Делией какое-то время встречались. Еще в средних классах, когда это ничего за собой не влекло – разве что обязанность проводить девочку до автобуса после уроков. Я предложил ей это потому, что все вокруг звали девчонок на свидания, а ни с кем, кроме Делии, я разговаривать не мог. Расстались же мы потому, что насколько круто было иметь «подружку» сегодня, настолько же некруто это становилось завтра. Я сказал, что лучше бы нам проводить время с другими ребятами.
Я слишком поздно понял, что никогда прежде не видел Делию такой огорченной, – и неспроста: впервые в жизни кто-то из нас троих хотел ограничить совместное времяпрепровождение. Терзаясь укорами совести, я отыскал ее в спортзале. Я хотел сказать, что это была неправда, что слова, за которыми нет смысла, похожи на сдутые воздушные шарики и никуда не полетят, – но вместо этого тайком смотрел, как она танцует с Эриком. Он обнимал ее так легко и непринужденно, как я никогда бы не смог. Он касался ее настолько властно, будто части ее тела принадлежали ему, – и, возможно, за долгие годы они действительно перешли в его собственность.
На лице Эрика была написана моя собственная ошибка. Глаза у него горели до того ярко, а внимание было настолько поглощено Делией, что мне захотелось крикнуть «Пожар!» и проверить, среагирует ли он. Я видел, что он ощущает то же, что ощущал в ее присутствии я: словно в груди всходит солнце, словно нет больше мочи хранить эту тайну. Разница заключалась в том, как она смотрела на него. В отличие от нас, во время «свиданий» споривших, кто будет ведущим питчером в новом сезоне и сможет ли Спайдермен побороть Бэтмена в армрестлинге, эта пара сохраняла молчание. Делии нечего было сказать, когда она смотрела на Эрика. Он лишил ее слов, а мне никогда не удавалось этого достичь.