Похищенное сердце
Шрифт:
Мать, как могла, поведала ей о супружеских отношениях, но о волнении плоти не упоминала ни разу. Так почему же ее преследовали смутные, волнующие видения? Почему ей не было покоя?
– Начинай. Может, напомнить слова? – раздался голос Риса, выведший ее из задумчивости.
– Ты слишком многого от меня хочешь, – прошептала она, не в силах справиться со своим смущением. – Мне не по себе.
– А когда ты рисовала эскиз, тебе тоже было не по себе? Впрочем, ты сама в этом призналась. Несмотря на все попытки скрыть свое настроение, твой набросок красноречивее любых слов. Страсть проступает из-под его линий. Спой мне ту песню, пусть страсть звучит в твоих
– Хорошо, – решительно ответила Изольда. – Только дай мне немного времени, чтобы прийти в себя.
– Ладно, – усмехнулся Рис и отодвинулся в сторону.
Она согнулась над гитарой, повела пальцами по струнам, тихо замурлыкала, вспоминая мелодию, а затем запела, слегка видоизменив слова:
Усни, мое дитя, усни,
Волки в лесу, одни волки,
Они не страшны, совсем не страшны.
Пусть будут спокойны твои сны.
Усни, мое дитя, усни,
Враги в лесу, кругом враги,
Отец твой смел, врагов он победит.
Ты спи, спокойны твои…
Внезапно рука Риса легла на струны, прерывая звуки колыбельной.
– Неужели тебе не понравилась моя песенка? – не без вызова спросила Изольда.
– Не очень. Слишком уж она легкомысленна. Впрочем, сквозь нее тоже пробивается затаенная страсть. Ну-ка дай мне гитару.
Твердая рука Риса коснулась руки Изольды, и он взял у нее инструмент.
– Но я не знаю другой песни, – запротестовала Изольда.
– Ничего, сейчас я тебе напомню, – властно сказал Рис. – Ты будешь подпевать мне.
В зале установилась тишина. Из-под его рук полилась знакомая всем валлийцам мелодия народной песни. В ее простых, безыскусственных словах говорилось о холмах, долинах, быстрых реках и свежем ветре, одним словом, о свободе, столь милой сердцу любого валлийца. Изольда подпевала, но без души, каким-то скучным и вялым голосом. Некоторые из людей в зале подхватили песню, их хриплые грубые голоса, как это ни странно, успокоили Изольду. Напряжение, установившееся между ней и Рисом, невольно спало. Едва в воздухе стихли последние слова песни и звуки мелодии, она поднялась.
– Я устала.
– Ну и что? Ты ещё не выполнила всю работу. Пошли наверх.
Изольда стояла, не зная, как ей быть. Она боялась идти за ним следом, и в то же время ей хотелось остаться с ним наедине. Знакомый жар внутри заставлял ее помышлять о том, о чем она запрещала себе думать.
– Какую работу? – недовольно пробурчала она, идя за ним следом.
«Что за чушь я несу?» – мысленно спросил сам себя Рис. Ведь он хотел ее, и больше ничего. Будучи победителем, он не мог позволить себе действовать как последний негодяй. Это был его родной край. Насилие над женщинами, грабеж, попойки – все было им запрещено. Рис не хотел выглядеть в глазах местных жителей чудовищем, особенно по сравнению с Фицхью. Но она возбуждала его, и он ничего не мог поделать, он был бессилен против нее, против самого себя. Он остановился возле дверей в спальню и оглянулся. Изольда стояла на нижней площадке и настороженно смотрела на него. Мерцающие блики от горевшего на стене факела золотым сиянием переливались в ее волосах. На первый взгляд она казалась ангелом, но он-то знал,
– Ты больше здесь не госпожа, – сказал он. – Я хозяин Роузклиффа. Ты моя пленница, моя добыча. Ты должна зарабатывать свой кусок хлеба, как и любая прислуга.
– Разве я сегодня не сделала всю работу? Выполнила набросок, прислуживала тебе за столом, чего тебе еще надо?
Рис, обуреваемый похотью, не сводил с нее глаз. Его взгляд был красноречивее любых слов. Изольда поняла, что он имел в виду, и попятилась назад:
– Нет-нет! Ни за что на свете…
– Ты должна постелить постель и заодно прибраться в спальне, – прервал он ее.
Вырвавшиеся слова прозвучали настолько сдавленно и хрипло, что Рис не узнал собственный голос. Он откашлялся и продолжил:
– Развесь мою одежду, почисти сапоги. Что будет дальше, поглядим.
– Я не войду внутрь спальни, пока ты здесь.
Изольда отрицательно замотала головой.
Он не ожидал, что она тут же бросится выполнять его повеление, тем не менее ее сопротивление вывело его из себя.
– Чего ты боишься, Изольда? Я вовсе не такой уж страшный.
Она глубоко вздохнула, но ничего не ответила.
– Мне кажется, что ты опасаешься не столько меня, сколько своей страстной неуправляемой натуры.
– Ты ошибаешься!
– Как сказать! Когда ты лежишь вместе с мужчиной и получаешь от этого удовольствие…
– Вовсе нет!
– Нет, получаешь. Ты буквально сгораешь от страсти. Она сжигает тебя. Это видно невооруженным взглядом.
Риса тоже трясло от желания, но он делал вид, что ему все безразлично.
– Хотя ты считаешь, что больше не следует предаваться такой порочной страсти, твое тело говорит о другом. Правда колет глаза, Изольда? Ты же боишься не моей, а собственной порочности.
Рис не знал, насколько справедливы его подозрения. Но, приглядевшись, заметил, как разрумянилось лицо Изольды, а соски ее грудей, став твердыми, проступили сквозь тонкое платье.
Черт побери! Его дружок тоже не дремал. Рис задержал дыхание, чтобы немного успокоиться.
– Ты боишься не меня, а своего собственного желания. Ладно, ступай наверх в свою комнатку. Сегодня ты свободна.
Он отступил на шаг назад и жестом предложил ей идти.
– Ступай, пока я не передумал, – пробормотал он, внутренне кипя от негодования. – Но советую, подумай на досуге о том, что я сказал. Как следует подумай и сознайся самой себе, что ты хочешь меня, только боишься признаться.
Она стояла неподвижно, словно не решаясь пройти мимо него. А ему больше всего хотелось коснуться ее, но он удержался. Нет, он должен взглянуть ей в глаза, он не сомневался, что увидит в них страсть и молчаливое признание правоты его слов – достойную награду его проницательности и сдержанности.
Наконец Изольда вздохнула, приподняла край платья и, затаив дыхание, двинулась наверх. Медленно, осторожно, ступенька за ступенькой. Смотреть ей вслед и не двигаться оказалось намного труднее, чем думал Рис. Свет факелов падал на ее раскрасневшееся лицо, на котором явственно отпечатались смешанные чувства – опасение, злость, вызов и гордость. Несмотря на все старания проявлять сдержанность, от Изольды исходила с трудом сдерживаемая страсть. Казалось, что она струится по воздуху незримыми, но вполне осязаемыми волнами, которые как будто бились о грудь Риса. Вместе с ними до Риса долетал запах желания, физической близости, тоски и сожаления, излучаемый ее телом.