Похищенный. Катриона (ил. Ю. Гершковича)
Шрифт:
— Как вы думаете, сколько их? — спросил я.
— Это зависит от их намерений, — ответил Алан. — Если они хотят поймать только тебя, то пошлют двух-трех энергичных и проворных малых, а если рассчитывают и на меня, то пошлют, наверное, десять или двенадцать человек, — прибавил он.
Я не мог сдержаться и рассмеялся.
— Я думаю, что ты своими глазами видел, как я заставил отступить такое же количество противников и даже больше! — воскликнул он.
— Это теперь не имеет значения, — сказал я, — так как сию минуту они не гонятся за нами.
— Ты так думаешь? — спросил он. — А я нисколько не удивился
— Без сомнения, в этом отношении многое упущено в моем воспитании, — сказал я.
— Я постоянно вижу это на тебе, — возразил Алан. — Но вот что странно в людях, учившихся в колледже: вы невежественны и не хотите признаться в этом. Я не знаю греческого и еврейского, но, милый мой, я сознаю, что не знаю их, — в этом вся разница. А ты лежишь на животе вот тут в лесу и говоришь мне, что избавился от всех Фрэзеров и Мак-Грегоров. «Потому что я не видел их», — говоришь ты. Ах ты глупая башка, ведь быть невидимыми — это их главный способ действий.
— Хорошо, приготовимся к худшему, — сказал я. — Что же нам делать?
— Я задаю тебе тот же вопрос, — ответил он. — Мы могли бы разойтись. Это мне не особенно нравится, и, кроме того, у меня есть основания возражать против этого. Во-первых, теперь совершенно темно, и есть некоторая возможность улизнуть от них. Если мы будем вместе, то пойдем в одном направлении; если же порознь, то в двух: более вероятия наткнуться на кого-нибудь из этих джентльменов. Во-вторых, если они поймают нас, то дело может дойти до драки, Дэви, и тогда, признаюсь, я был бы рад тому, что ты рядом со мной, и думаю, что и тебе не помешало бы мое присутствие. Итак, по-моему, нам надо немедленно выбраться отсюда и направиться на Джиллан, где стоит мой корабль. Это напомнит нам прошлые дни, Дэви. А потом нам надо подумать, что тебе делать. Мне тяжело оставлять тебя здесь одного.
— Будь по-вашему! — сказал я. — Вы пойдете туда, где вы остановились?
— На кой черт! — сказал Алан. — Хозяева, положим, относились ко мне недурно, но, думаю, очень бы разочаровались, если б снова увидели меня, так как при теперешних обстоятельствах я не могу считаться желанным гостем. Тем сильнее я жажду вашего общества, мистер Давид Бальфур из Шооса, — гордитесь этим! С тех пор, как мы расстались у Корсторфайна, я, кроме двух разговоров с Чарлзом Стюартом здесь, в лесу, не говорил почти ни слова.
С этими словами он поднялся с места, и мы стали потихоньку двигаться по лесу в восточном направлении.
XII. Я снова в пути с Аланом
Было, должно быть, около часа или двух ночи; месяц, как я уже говорил, скрылся; с запада внезапно подул довольно сильный ветер, гнавший тяжелые разорванные тучи.
Мы проснулись около пяти часов. Утро было прекрасное. Западный ветер продолжал сильно дуть и унес все тучи по направлению к Европе. Алан уже сидел и улыбался. С тех пор как мы расстались, я в первый раз видел моего друга и глядел на него с большой радостью. На нем был все тот же широкий плащ, но — это было новостью — он надел вязаные гетры, достигавшие до колен. Без сомнения, они должны были изменить его вид, но день обещал быть теплым, и костюм его был немного не по сезону.
— Ну, Дэви, — сказал он, — разве сегодня не славное утро? Вот такой денек, каким должны быть все дни! Это не то, что ночевать в стоге сена. Пока ты наслаждался сном, я сделал нечто, что делаю чрезвычайно редко.
— Что же такое? — спросил я.
— Я молился, — сказал он.
— А где же мои джентльмены, как вы называете их? — спросил я.
— Бог знает, — ответил он. — Во всяком случае, мы должны рискнуть. Вставай, Давид! Идем снова наудачу! Нам предстоит прекрасная прогулка.
Мы направились на восток, идя вдоль морского берега к тому месту, где подле устья Эска курятся соляные ямы. Утреннее солнце необыкновенно красиво сверкало на Артуровом стуле 29 и на зеленых Петландских горах. Прелесть этого дня, казалось, раздражала Алана.
29
Артуров стул — название горы в окрестностях Эдинбурга
— Я чувствую себя дураком, — говорил он, — покидая Шотландию в подобный день. Эта мысль не выходит у меня из головы. Мне, пожалуй, было бы приятнее остаться здесь и быть повешенным.
— Нет, нет, Алан, это вам не понравится, — сказал я.
— Не потому, что Франция плохая страна, — объяснил он, — но все-таки это не то. Она, может быть, и лучше других стран, но не лучше Шотландии. Я очень люблю Францию, когда нахожусь там, но я тоскую по шотландским тетеревам и по торфяному дыму.
— Если вам больше не на что жаловаться, Алан, то это еще не так важно, — сказал я.
— Мне вообще не пристало жаловаться на что бы то ни было, — сказал он, — после того как я вылез из проклятого стога.
— Вам, должно быть, страшно надоел ваш стог? — спросил я.
— Нельзя сказать, что именно надоел, — отвечал он. — Я не из тех, кто легко падает духом, но я лучше чувствую себя на свежем воздухе и когда у меня небо над головой. Я похож на старого Блэка Дугласа: он больше любил слышать пение жаворонка, чем писк мыши. А в том месте, Дэви, — хотя должен сознаться, это подходящее место для того, чтобы прятаться, — было совершенно темно с утра до ночи. Эти дни — или ночи, потому что я не мог отличить одно от другого, — казались мне долгими, как зима.