Похититель душ 2
Шрифт:
Дагоны в углу комнаты неистово шипят, когда звуки шагов становятся невыносимо громкими, запредельно близкими и опасными. Но мои слезы давно высохли, а в душе больше нет страха, взамен которого пришло жгучее желание отмстить, растерзать, порвать на части каждого, кто посмел помешать мне исполнить мое истинное предназначение.
«Это не Кэлон», приходится напоминать себе. Это лишь его тело. И я не покажу этому первородному злу ни грамма своей слабости.
Вопреки всем словам и обещаниям данным самой себе, я вжимаю голову в плечи, как только деревянная дверь с резными ручками распахивается, и яркий свет заставляет меня на мгновение закрыть веки. Секундная слабость, которую я позволила себе, прежде чем снова распахнуть глаза, и посмотреть в лицо истинного зла, увидеть
Расправив плечи, я подняла взгляд на того, кто завладел телом человека, которого я любила. Встреча наших испепеляющих взглядов, сопровождаемая звуком еще более яростно вспыхнувшего пламени, выпускающего в воздух сноп искр, который делает напряжение между нами вязким, плотным, осязаемым. Кровь стынет в жилах от такой близости с ним, и каждый вдох сложнее предыдущего.
Смотрю в незнакомые глаза цвета обсидиана, в которых совершенно четко отображаются его желание убить, растерзать на части, уничтожить, и отомстить за очередное предательство, и всего лишь на мгновение позволяю себе увидеть там… Кэлона. Моего мужчину, что долгие месяцы ждал меня у пещеры Оракула, не зная, жива я или мертва.
Каждый миг без тебя был вечностью, – прошептал тогда Кэлон, впиваясь в мой рот самым ненасытным и жадным поцелуем на который только способен. До смерти сладким, заставляющим мое тело бесконечно отзываться и таять в его руках.
Но это в прошлом.
И я не попадусь в эту ловушку снова. Кэлон заполнил все пространство собой, и я почувствовала, как стала чертовски маленькой под его ожесточенным взором, от которого пот струится по хрупким позвонкам и волоски на затылке встают дыбом. Мой рот непроизвольно приоткрывается, когда я замечаю, как из каждой поры на его коже исходит черное свечение, контрастирующее с белой рубашкой на его теле и такого же цвета штанами из грубой кожи.
Мне хватает секунды, чтобы голыми руками задушить маленькую девочку внутри себя, что проснулась в Нейтральных землях, и прижималась к груди Кэлона, нуждалась в его защите.
Я должна думать только о том, что он пообещал тогда, на площади. Расправу. Наказание. Как жестоко вырезал всех псов, и подданных Миноры, несмотря на то, что на тот момент, мне казалось, что они заслуживают именно этого…
– Здравствуй, Кэлон, – первая нарушаю тяжелое молчание я. Беру на себя смелость, несмотря на то, что мое тело выглядит слабым, безвольным, отвратительным, опозоренным. Обнаженным и беззащитным. Я прекрасно знаю методы его управления и варианты искусных манипуляций. Кэлон, истинный знаток душ, и слабые места оппонента читает по одному взгляду. Ему хватит секунды слабости моего духа, чтобы вдохнуть мое отчаяние, вкусить, и, пригубив, разрушить окончательно, что я ему не позволю.
Губы Кэлона раздвигаются в ленивой усмешке, и просканировав меня ледяным, полным презрения и пренебрежения взглядом, он, наконец, выплевывает:
– «Здравствуй, Кэлон?!» – оглушительно рычит жрец, и я замечаю, как к темному свечению, исходящему от него, добавляются черные знаки, выцарапанные на изнанке его кожи. Древние руны вспыхивают, вновь и вновь напоминая мне о том, что передо мной сейчас вовсе не Кэлон. По крайней мере, не тот, к кому я питала чувства.
– И это все, что ты можешь мне сказать, грязная одала? – продолжает он под аккомпанемент истошного шипения дагонов, подползающих к его ногам, склоняющих перед ним свои уродливые головы. Кэлон продолжает ухмыляться, но его взгляд по-прежнему остается едким, пронзительным, ядовитым, и выжигает невидимые глазу стигматы на моем теле. Сердце каждый раз сжимается от его слов, но усилием воли, я подавляю внутри себя слабость и излишние эмоций. Я просто их отключила, как и те воспоминания, о произошедшем на «празднике Миноры», которые никогда не пробьют защиту моего сознания. – Или ты забыла, как одала должна встречать своего Амида, потаскуха? – Кэлон лениво взмахивает рукой, и я вдруг резко сгибаюсь от жгучей боли, пронзающей сердцевину живота. Узнаю Креонского. Думает, мне мало?
Делаю глубокий выдох, и через силу расправляю плечи,
– Это ты забыл. Я принцесса Элиоса, Кэлон, – спокойным тоном заявляю я, стараясь забыть о своей наготе, скрывая дрожь в охрипшем голосе. – Если кто-то из нас и должен встречать на коленях другого, так это ты, – размеренно продолжаю я, не узнавая собственный голос, звонче металла. Не разрывая зрительного контакта, наблюдаю за тем, как лицо жреца багровеет от негодования, как бешено пульсирует на шее вздутая вена… Кэлон в ярости, и это неудивительно. Я не так часто давала ему отпор, а другие женщины и вовсе никогда. Но настало время напомнить ему, что я не коврик для ног и не сосуд по выкачиванию силы.
– Давай ты побудешь настоящим мужчиной хотя бы короткое мгновение, Кэлон, – с насмешкой произношу я, скрещивая руки на груди, выдавая свою слабость и уязвимость, жалкую попытку защититься от волны, исходящей от него тьмы и плохо контролируемого гнева. – Давай обойдемся без применения физической силы, и поговорим. Или ты ни на что не способен, без своей магии, Кэлон? – я едва успеваю договорить. Честно, не знаю, на что я рассчитывала, когда произносила эти слова.
Раздразнить зверя. Почувствовать силу, сокрытую глубоко внутри меня. Дать ему отпор, который никогда не решалась дать. По-настоящему. Я не знаю, откуда во мне активизировались эти силы, но очевидно одно – побывав на грани смерти, организм отчаянно стремится к выживанию.
– Настоящим мужчиной? – шипит сквозь зубы Кэлон, за считанные секунды, преодолевая расстояние между нами. Его горячее дыхание обдает кожу моего лица жаром за мгновение до того, как сильные пальцы впиваются в кожу плеч до боли, и приподнимают над полом мое тело, сжимая до ломоты в костях, до скрипучего хруста. – Настоящим мужчиной я буду среди истинных женщин, одала. А не среди грязных потаскух, – Кэлон хорошенько встряхивает меня, так, словно я ничего не вешу. Подавляю болезненный стон, закусывая щеки изнутри, продолжая сканировать его пристальным взглядом.
Его кожа выглядит новой, безупречной. Нет ни малейшего изъяна, и даже мои огненные метки исчезли, словно их никогда и не было. Словно не было «нас». Должно быть, я все придумала… плевать, это больше не важно.
Я должна держаться. В конце концов, больнее хуже быть не может. Но я ошиблась…
– Придумай что-нибудь новое, Кэлон, – качаю головой я, ощущая, как знакомый аромат его тела проникает в мои легкие. Так странно, спустя месяцы заточения, ощутить рядом что-то родное, знакомое. Запах ассоциировавшийся у меня с защитой и опасностью одновременно, порождающий миллионы противоречий в надломленной душе. – Я ни-ко-гда не была шлюхой, – произношу по слогам, не моргая, глядя в широко распахнутую бездну глаз. Они настолько черные, что даже белка не видно. Непроглядная, поглощающая пропасть, похищающая душу.
– Никогда не была шлюхой? – голос Кэлона, опускается до зловещего шепота, я кусаю губы, чтобы не взвыть от боли, когда он, обхватывая мою шею и сжимает ладонь, надавливая пальцем на сонную артерию, и со всей дури впечатывает меня в стену. Я не знаю, каким образом удар подобной силы еще не раскроил мне череп. – Ты держишь меня за идиота, одала?!
– Ну давай, чего ты ждешь, великий жрец? Убей меня! – выдыхаю в приоткрытые от невысказанной ярости губы Кэлона. – Давай, Кэлон. Убей потаскуху, которая занимает все твои мысли, и дело закончено. Убей шлюху, ради которой перерезал добрую часть своих союзников. Или это было просто показательное выступление, развлечение? Не важно. Просто убей. Я жду. Считаю секунды! – голос срывается, я задыхаюсь, ощущая неимоверное давление на стенки горла. – Убей ту, кому даже не даешь защищаться! Ты только так и умеешь! Убивать беззащитных, невинных, слабых. И даже трахаешься ты только с теми, кто раздвигает перед тобой ноги под влиянием магии или браслета! Кто ты, после этого, Кэлон? Давай же, убей меня, жалкое отродье Саха, – мои последние слова влияют на Кэлона странно. На секунду он расслабляет хватку, чтобы потом сжать еще сильнее, до мушек в глазах, до потери сознания.