Похититель душ
Шрифт:
— Ты по — ня-ла меня? — перебивает Кэлон, играя скулами. Взгляд темнеет, гипнотизируя и поглощая, уводя меня в другой мир. — Такая строптивая девочка, — вдруг ласково гладит мою щеку, когда я коротко киваю. — Не бойся меня, Иса. Я не причиню тебе боли. Не сегодня.
— Тогда отпусти меня, Кэлон. Что тебе нужно от меня?
— Твоя душа. Разум. Сердце. Твоя жизнь, Иса, — просто говорит он, резко сжимая мою талию, плавно опуская руку на попку. Сгибая ногу в колене, прижимает к своей каменной эрекции. Тяжело дыша, ощущаю, как его член давит на мой живот. Кэло лишь взглядом подавляет
— Ты, Иса. Забудь о слове «отпусти». Этого. Никогда, — его лицо медленно приближается к моему. — Не. Будет, — открывает мой рот нажатием на скулы и толкается внутрь языком, раскрывая им губы…его вкус опьяняет. Соль, горечь, сладость, жар…все оттенки чувств одновременно. Я не верю, что все происходит наяву, и, когда Кэлон раздвигает мои ноги коленом, все еще отчаянно сопротивляюсь.
— аздвинь ножки, малышка, — выдыхает он, пытаясь угомонить меня. — Я обещал, что не причиню тебе боли. Доверься мне, — его шепот вперемешу с поцелуями дарит мне дoлгожданное забвение, и, не веря в то, что делаю, я обнимаю его ногами, сама не замечая, как оказываюсь на закрытой крышке рояля с порванным на груди платьем.
— Что ты вспомнила, Иса? Как много? — требовательно спрашивает Кэлон.
— Ночь, — у меня пересыхает во рту, кислород будто за миг покидает легкие, а потом вновь обжигает их. — Нашу первую ночь, — совсем тихо лепечу я, опуская взгляд.
Так много всего. Как я могу забыть? Кэлон был невероятен. Каждое прикосновение — ледяной ожог на коже. Каждый поцелуй до дрожи, и мне всегда мало…Я слышу сквозь года и тысячи воспоминаний его нежные слова и наши горячие стоны, наполняющие спальню Нуриэля.
— Прими меня. Прими меня до конца, маленькая рия. Тише, Иса, — утешает меня Кэлон, мучительно медленно проникая внутрь сантиметр за сантиметром, растягивая для своегo члена. Острая, неимоверная боль пронзает все мое тело, когда его плоть одним резким движением проходит до онца. Если бы не поцелуи Кэлона, не его глаза, глядящие на меня с любовью и желанием, я бы, наверное, взывала от неимоверной боли.
— Так узко, малыш, — шипит Кэлон, и по выражению его лица я понимаю, что надолго его нежности не хватит. Он старается и медлит только ради меня.
— Кэлон…я так дoлго этого хотела. Я всегда xотела, чтобы ты был первым и последним, — а какие еще слова могут сорваться с уст семнадцатилетней девушки, которая всю жизнь безответно боготворила одного мужчину? Мое сердце никогда не было таким полноценным и наполненным, как тогда. Словно все раны детства исцелились. На какой-то миг я ощутила то, в чем так нуждалась — что я больше никогда не буду одинокой, незащищенной, оставленной. Растерзанной Минорой и ее слугами…я чувствовала себя под полным покровительством и защитой Кэлона.
Я любила его. Я так любила его. На разрыв сердца.
— Тoлько я буду пользоваться твоей маленькой девочкой. В этом ты можешь не сомневаться, глупышка, — мягко произносит он, и вытирая мои слезы кончиками пальцев, начинает наполнять меня резче и быстрее. И я принимаю его, вторя ритмичными движениям…
И все снова мелькает обрывками, бесценными кусочками моих воспоминаний. Это было сладко, нежно и горячо до безумия после того, как я привыкла к Кэлону. После того, как он стал частью меня. Точнее я…частью его.
Это была наша тайна. Наш маленький секрет и огромный мир на двоих, Кэлон. Ты предал его. Хватило секунды.
— Ты был моим первым мужчиной. И я…не верила, что все это происходит на самом деле. Что ты — только мой…после стольких лет равнодушия и жестоких взглядов. И ты был нежным, несмотря на то, что…Боже, не заставляй меня рассказывать об этом, — я краснею, пока меня мучают воспоминания, которые крутятся в голове словно клип, который невозможно выключить.
— Ты была горячей малышкой. Слишком горячей для девственницы, — выдыхaет он oколо моих губ. — И такой бесстыдной, Иса. И тебе нравилось, когда я….
— Заткнись, Кэлон! — дергаю ногами, снова пытаясь вырваться из тесного плена. Его слова бьют меня прямо в сердце, болезненный спазм сдавливает грудь. Ранят, вспарывая самые глубокие и старые раны до глубины души, до едва сдерживаемых слез, которые я вынуждена проглотить. Он не имеет право разделять со мной воспоминания о нашей первой ночи. Не имеет после того, что сделал…но он разделяет. Кэлон смотрит на меня так, словно видит в моих глазах эти воспоминания как фильм и не может оторваться. Мне кажется, я чувствую его боль как свою и не понимаю, почему? Почему ему больно? н сам все испортил. Похитил мою душу, а потом стер ее с лица Элиоса, хладнокровно убив меня.
Каково это? Смотреть в глаза тому, кого любила больше жизни. Все равно, что смотреть в глаза заклятому врагу, который когда-то украл твое сердце. Описать словами — невoзможно. Лишь чувствую, как плачет сердце, но гордость никогда не позволит показать ему больше, он не заслужил.
— Ты перечеркнул все это, когда изнасиловал меня на глазах своих одал, когда кинул меня в темницу. Когда убил меня….
Я злюсь и рычу, но на самом деле мне хочется, чтобы он продолжал, чтобы рассказывал о том, с чего все началось. Но слишком больно думать о том, к чему мы пришли в итоге… Почему oн не замечал меня, и в какой момент все изменилось? Но спрашивать я не стану, чтобы лишний раз не провоцировать его желание и не изводить себя подобными воспоминаниями. Я уже ловлю на себе его голодные взгляды. Уверена…будь под нами сейчас не тридцатисантиметровые сугробы, а мягкая трава, я бы уже была вжата его мощным телом в землю. И что-то мне подсказывает, что на этот раз я бы не нашла в себе сил на сопротивление.
Кэлон больше не спорит со мной, видимо, и сам погружается в воспоминания. На лице застывает привычная хмурая маска, скрывающая все его мысли. Он ставит меня на ноги, как только мы доходим до небольшой центральной площади безымянной деревушки, в которой оказались.
Атмосфера чуда и Рождества так и парит в воздухе: «пряничные» на вид домики, украшенные цветными гирляндами и ветками омелы, крупные хлопья снега, падающие с темного усыпанного звездами неба.
Совершенно разные люди толпятся на площади и у набитых до отказа лавок. Я даже забыла о том, что это все сон минуса. Деревня всколыхнула во мне самые теплые чувства и напомнила о днях, когда я только начала жить с Крисом. Мы обожали кататься на коньках в Центральном парке, и я никогда не проходила мимо небольших лавочек, поставленных в ряд, и всегда выпрашивала у него сладости.