Похититель сердец
Шрифт:
— Как насчет того, чтобы дать ей самой решать, где и с кем ее место? — рычу я, и до боли в костяшках пальцев бью его по лицу.
— Колт! — кричит Мона, и повернувшись, я вижу, что она приподняла голову Кэша себе на колени и держит ее в ладонях.
Илай что-то бормочет, давясь собственными зубами, а я подбегаю к Кэшу, проверяя, не ранен ли он.
— Илай ударил его ножом в спину, — всхлипывает она.
Я поворачиваю голову и вижу, что из ублюдка все еще течет кровь, затем возвращаю свое внимание к Кэшу.
— Я
— Тогда какого хрена ты лежишь здесь так, будто умираешь? Ты напугал нас до усрачки, — рычу я.
— Мне просто нравится вид.
Полусмеясь, полугримасничая, он смотрит на встревоженное лицо Моны.
— О, Господи, — восклицает она, наклоняясь и прижимаясь своими губами к его губам. Протянув руку, Мона притягивает меня к себе. — Я не могу поверить, что вы за мной приехали.
— Мы всегда за тобой приедем.
Я беру лицо Моны в свои ладони и целую ее губы, нос, щеки, веки.
— Давай, — говорю я ей, помогая им с Кэшем подняться.
— Моя нога, — вздрагивает она, глядя вниз на текущую из открытой раны кровь.
— Что случилось? — спрашивает ее Кэш.
— О боже, Кэш, Илай убил вашу мать, — плачет она.
Требуется пара секунд, чтобы до меня дошло, что она говорит. Меня захлестывает волна грусти при мысли о моей матери и ее любви к этому месту — к ее сыну Илаю. Этому ублюдку.
— Простите меня, — умоляет Мона.
— Это не твоя вина, — уверяю ее я.
— Кэш… — бормочет она, протягивая к нему руку. Он обнимает ее, прижимая к себе, как будто тонет, а Мона его спасательный круг.
Илай извивается на песке, как раздавленный червяк.
— Ублюдок, — рычу я. Я бросаюсь к нему, но Мона останавливает меня, схватив за руку.
— Нет, — качает головой она, затем ковыляет к большим, разбросанным по песку камням.
Взяв один размером почти со свою голову, Мона, прихрамывая, подходит к Илаю. Его дыхание затруднено, он кашляет кровью.
— Твое сердце принадлежит мне, — бормочет он.
— Твое место в аду. У тебя никогда не было сердца, вот почему ты украл Кларино, — усмехается она и с резким надломленным ревом изо всех сил бьет камнем Илая по голове. Затем снова и снова, пока у нее не устают руки. Багровые брызги заливают ее лицо и волосы, от очередного удара его череп с ужасным хрустом раскалывается, и теперь лицо Илая напоминает месиво из земли и мусора.
Его тело бьется в конвульсиях, нервы подергиваются, а затем он замирает. Кровь просачивается в песок, луна — наш единственный свидетель, приближается прилив, который смоет все улики.
Мы были правы. Убийца был родом из этого места — и сыном нашей матери, из всех гребаных людей.
— Что теперь? — спрашиваю я, желая перекинуть Мону через плечо и умчаться с ней домой, запереть ее там навечно, но она не моя пленница, и вообще не пленница, ни сейчас, ни когда-либо еще.
— Теперь мы освободим всех остальных. Пришло время
26
МОНА
Когда я разбила камнем череп Илая, и его теплая кровь окропила мою кожу, словно награда за то, что я наконец-то добилась справедливости для Клары, по моему телу разлилось спокойствие.
Все те ночи, что я лежала с ним, и он прикасался ко мне этими руками, которыми лишил жизни мою сестру…Я никогда не прощу ему того, что он у меня забрал. Покончить с его жизнью было слишком милосердно. Мне следовало запереть его в отцовской тюрьме и оставить там гнить.
— Эта рана выглядит просто ужасно. Нам нужно будет ее перевязать. — Колт хмуро смотрит на мою ногу, из открытой раны все еще сочится кровь.
— Моя мать заключена в темницу отца. Нам нужно освободить ее и найти Клаудию.
— Кто такая Клаудия? — спрашивает Колт, срывая с себя рубашку и наклоняясь, чтобы перевязать ею мою ногу.
— Она была подругой Клары, — кивает Кэш. — Той, что помогла Кларе добраться до острова и обратно. Показывай дорогу.
— Моему отцу не слишком понравится, что вы здесь.
— Это его проблема, а не наша, — Колт подхватывает меня на руки, как жених невесту. — Позволь мне немного тебя понести. Ты выглядишь так, словно вот-вот упадешь в обморок.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что любишь меня, — шепчу я. На его лице сменяется множество эмоций. — Это ведь и есть любовь, верно? Дуновение твоего аромата, сила твоей хватки, вкус твоих губ.
Я провожу ладонью по его щеке.
— Сквозь тьму здесь виден свет…, — я кладу руку себе на сердце. — Я чувствую, что ты живешь здесь.
— А я чувствую тебя повсюду, — говорит он, на мгновение закрывая глаза. — Я ни на что не поменяю это чувство.
— Тебе и не придется. Я твоя, — выдыхаю я. Повернув голову, я протягиваю руку и сжимаю ладонь Кэша. — Я принадлежу вам обоим. Мы принадлежим друг другу.
Как и следовало ожидать, мы застаем моего отца в церкви, планирующим мое очищение.
Когда я вхожу с растрепанными волосами, свисающими по плечам мокрыми прядями, вся в синяках и порезах, окрашивающих мое лицо в целый калейдоскоп цветов, он потрясенно распахивает глаза. Моя одежда изодрана в клочья, вокруг голени обмотан пропитанный насквозь кровью кусок рубашки.