Похитители рождества
Шрифт:
Из-за невозможности уединиться Иван Дмитриевич стал раздражителен и часто срывался то на сожительницу, то на подчиненных. Иногда даже коту попадало, хотя тот точно был невиновен – куда принесли, там и жил. Котолизатор считал сыскное продолжением квартиры и, научившись открывать двери, шастал целыми днями туда-сюда. И не только в кабинет к Крутилину. Мог и у Яблочкова на столе подремать, и к делопроизводителю «заглянуть». А уж когда заявлялся на допрос «кота» [3] , веселье в сыскном было не унять.
3
Подручный
Вот и сейчас Котолизатор (так его, конечно, никто не звал, именовали сокращенно Котом) пробрался в кабинет хозяина и запрыгнул на «Розыскную папку», которую Иван Дмитриевич, наслаждаясь редкими минутами одиночества, лениво разбирал.
– Не мешай, – попытался отодвинуть любимца Крутилин.
Кот недоуменно мяукнул: мол, раз я осчастливил тебя посещением, изволь погладить. Иван Дмитриевич со вздохом подчинился, а потом, бережно взяв Котолизатора под брюшко, переложил его на дальний край стола и снова принялся за папку.
Каждую неделю агенты должны были её просматривать и запоминать описания украденных вещей, чтобы при случае (в ломбарде, у тряпичников, на вещевых толкучках) суметь их опознать. Однако преступлений в городе случалось слишком много. По этой причине папка быстро распухала и агенты начинали роптать: мол, не то, что запомнить, пролистнуть не успевают. Поэтому Ивану Дмитриевичу приходилось периодически удалять из неё старые кражи. Так, так… Часы настольные красного дерева с бронзовой фигуркой обнаженной Нимфы, украдены перед Масленицей у помощника председателя этнографического отделения императорского географического общества господина Миллера. Сей ученый муж катался с семьей по Петровскому острову на оленях, а потом зазвал к себе домой их владельца – самоеда [4] , чтобы зарисовать его одежду и внешность для статьи в иллюстрированном журнале. Но пока искал карандаши, дикарь схватил часы и был таков. По горячим следам агенты сыскной задержали с десяток самоедов, но опознать в них преступника ученый муж не смог. Видимо, потому что все они на одно лицо. За одиннадцать месяцев, прошедших с кражи, в ломбардах часы с Нимфой так и не появились. Наверно, тикают себе у самоеда в чуме. И их уже не вернешь. Потому их описание полетело в мусорное ведро.
4
Тогдашнее общее название малочисленных народов Севера – ненцев, энцев, нганасан и.т.д.
Что у нас дальше? Пять икон в золотых окладах и большим количеством драгоценных привесов внутри каждой. Украдены полгода назад в церкви Рождества села Булатово Боровичского уезда Новгородской губернии. С какого, интересно, бодуна губернская полиция решила, что грабители прибыли к ним из столицы? И их иконы следует искать питерской сыскной?
«Ну почему? Почему все пытаются свалить с больной своей головы на мою здоровую?» – размышлял Крутилин. «Такое количество драгоценностей, попади оно в Петербург, непременно бы открылось – на привесы люди жертвуют самое дорогое, самое ценное, оттого сильно приметное. Часто ли встретишь нитку розового жемчуга? Или золотое кольцо с голубым бриллиантом в четыре карата, украшенное гравировкой «Любимой супруге на день ангела»? Нет, пусть губернские сыщики дальше ищут сами. В ведро!»
– Только не сегодня. У неё ведь тоже праздник, –
Оказалось, что тихонько вошла вслед за котом и стояла позади Ивана Дмитриевича, читая вместе с ним бумаги.
– У кого праздник? – не понял Крутилин.
– У украденной иконы «Рождество Христово».
– Хорошо, пускай ещё полежит, – усмехнулся Иван Дмитриевич, доставая листок с описанием икон из ведра.
– И у нас с тобой тоже праздник, – напомнила Геля. – Надеюсь, помнишь?
– Как не помнить?
Ангелина обошла кресло, наклонилась к губам. Иван Дмитриевич нежно её поцеловал. Задрав юбки, любимая уселась ему на колени.
– Что ты делаешь? – испуганно спросил он.
– Что обычно, – игриво ответила Геля, расстегивая Крутилину штаны. – Надеюсь, не против? Здесь мы ещё ни разу…
– Но тут…
– Все давно ушли. А входную дверь с парадной лестницы я заперла. Ванечка, я так тебя люблю.
– А теперь давай наряжать елку, – предложила Ангелина, когда спустились к себе.
– Елку? Но я её не купил…
– Что? – повернулась Геля и, дурачась, сжала кулачки. – И подарок мне не купил?
– Подарок купил. А про елку не подумал.
– И правильно сделал. Иначе пришлось бы наряжать две. Потому что я сама о ней позаботилась. Дворник с час назад её принес и установил. Пойдем-ка в гостиную наряжать.
– Но для кого? У нас нет детей.
– А Рождество исключительно для детей? Я тоже хочу праздник. Хлопушек, игрушек, конфетти… Всю неделю до самого Нового Года будем зажигать на елке свечи, а потом сидеть и любоваться, вдыхая аромат хвои и смолы.
– Вдвоем?
– Если хочешь, можем чиновников твоих позвать. Накроем стол, устроим праздничный ужин.
– Идея хорошая, надо обдумать.
Первым делом на макушку водрузили «рождественскую звезду» из золотой бумаги, потом развесили вокруг нее картонных ангелов.
– А «бомбы» куда? – спросила Ангелина, слезая со стремянки.
– Что ещё за бомбы? – испугался Иван Дмитриевич.
Прасковья Матвеевна елку наряжала строго-лаконично: десяток кукол на разноцветных шерстяных нитках, пяток орешков, парочка бонбоньерок с конфетами:
– Радость должна от молитв проистекать, а не от баловства, – внушала она сыну Никитушке.
Геля же в бумажной лавке купца Чернохвостова накупила все без исключений рождественские украшения: шоколадные «бомбы» с сюрпризами внутри (брошками и колечками), хлопушки с конфетти, дюжину посеребренных грецких орехов, новогодние фигурки из стекла, гипса и фарфора. А в милютинских лавках приобрела огромную корзину с желтовато-зелеными мандаринами и ароматно-румяными крымскими яблоками, которые также решила повесить на елку.
– А крестовину давай обложим «рождественской ватой», – предложила она Крутилину. – Смотри, она обсыпана блестками и будет искриться, словно снег под фонарем.
– Хорошо, – согласился Иван Дмитриевич.
– К Никитушке когда поедешь?
– Завтра.
– И что подаришь?
– Паровоз с заводной пружиной купил, а к нему дюжину вагонов. Хочешь покажу?
– Потом. А что Прасковье Матвеевне?
– Ничего. Хватит с неё. Тысячу в год ей отдаю.
– Не ей. Вашему сыну. Я, как чувствовала, что ничего ей не купишь. Потому позаботилась сама, – Геля достала из комода книжку в красном шагреневом переплете с золотым тиснением «Календарь для всех сословий на 1873 год». – Очень ей пригодится. Тут и месяцеслов, и все праздники переходящие по датам указаны.