Поход к двум водопадам
Шрифт:
Троша потянулся за запиской:
– Ой, смотри, куда закатилась…
Я быстро схватила комок и зажала в кулаке.
– Читай, – шепнул Троша. – Это я тебе написал.
– Спасибо, не надо.
– Ну давай! – Мерзкая улыбочка дернула его губы.
– Мне неинтересно.
Он как будто
– Да ничего там такого нет, вот ты… – И отвернулся.
Я знала, что нельзя поддаваться, это всё три детских завитка у него на лбу и честные голубые глаза, которым всегда удается тебя провести. Но внутри появилась какая-то заноза: а вдруг там и правда ничего такого? Может, он именно сегодня решил побыть нормальным? Ведь бывали такие дни, редко, но все же. И я развернула.
«Какого цвета у тебя трусики?»
Троша захрюкал от смеха. Костя и Дима прочитали записку через мое плечо и тоже принялись давиться хохотом, как макаронами в начальной школе. Они весь второй класс ели их на скорость да еще у Степкина отбирали.
Я смяла записку и страдальчески посмотрела на Ирину Борисовну. Хоть бы отсадила его куда-нибудь!
Видно было, что она волновалась – не из-за нее ли это, не скучно ли она рассказывает. Она не умела повышать голос и попросила с виноватой вежливостью:
– Троша, мальчики, не отвлекайтесь, пожалуйста, послушайте…
– Ага. – Троша посидел спокойно тридцать секунд и снова наклонился ко мне: – Пойдешь в кино?
– Нет.
– Почему?
– Почему? Даже не знаю!
– Нет, ну правда, почему? – Опять этот серьезный честный взгляд. И тут же: – Ну какого они у тебя цвета? Скажи, чо ты!
С каждым годом он становился все хуже, и когда казалось, что хуже уже некуда, он придумывал новую
В четвертом классе я нравилась Коле Савельеву. Моя бабушка называла его «хорошим мальчиком». И я навсегда запомнила его как «Колю-Хорошего-Мальчика». Почему-то его всегда было ужасно жалко. Он носил очки и учился играть на скрипке. Мы однажды выступали дуэтом. Я аккомпанировала ему на фортепиано, и он так разволновался, что сбился, но я сумела подхватить и после этого очень собой гордилась. Малиновый от неловкости Коля с трудом довел партию до конца и в слезах бросился за кулисы.
Однажды Коля положил мне в шкафчик мандарин и записку: «Вера, если хочешь со мной дружить, позвони по этому телефону». Только подписаться забыл. А Троша отобрал у меня записку и пошел трясти всех мальчишек по очереди – выбивать признание. Все, конечно, отнекивались, а про Колю он почему-то и не подумал. Коля, видя, как мучают других из-за него, взял и признался.
Троша не стал его бить. Но очень громко над ним смеялся. Казалось, что он может даже убить этим смехом, если немного перестарается. Остальные тут же подключились как зараженные.
Коля съежился и торопливо вышел. Наверное, он опять плакал. Сидел под гулкой лестницей, спрятавшись между башнями стульев. Всю перемену люди бегали у него над головой, и никому не было дела до Савельева. И я тогда ничего не сказала, не пошла его утешать. Он признался на весь класс, а я испугалась. Трошиного смеха испугалась.
Конец ознакомительного фрагмента.